Проклятие тролля (ЛП) - Хамм Эмма

— Кто?

— Мужчины, — рявкнула она. — Говорят, что не хотят навредить, но делают это. Ты не виноват, что твой пол умеет только оставлять синяки.

Его сердце билось в горле. Эта женщина пострадала. Он не знал, как или почему, но собирался когда-нибудь выяснить.

— То не мужчины, — ответил он.

— Тогда расскажи, кто они. Объясни, чтобы я поняла, что случилось с моим телом.

— Ты меня не поняла, — Доннаха покачал головой. — Если он говорит, что не навредит, а потом делает, то это монстр, на которого нужно охотиться луком или мечом. Надеюсь, ты отрезала руки того, кто трогал тебя без разрешения. А если руки на месте, скажи, где его найти, чтобы я принес его к тебе на тарелочке. То просто звери, и они не заслуживают лучшего отношения.

Она молчала миг, шумно дышала, но ее силуэт был неподвижным. Наконец, она издала тихий звук недоверия.

— Красивые слова, незнакомец. Жаль, что это лишь поэзия.

Он смотрел, как она убрала меч в ножны и опустилась на шкуры. Он мог к ней присоединиться? Он не хотел умереть, насладившись минутами в теле дворфа, а потом оказавшись нанизанным на ее меч.

Но он не хотел и давить на нее. Она заслужила больше, чем незнакомец, прибывший в комнату и заставляющий ее… что? Терпеть его общество?

Королева троллей была коварнее, чем он думал. Она явно знала, что женщина была раненой душой. Разве можно было подвергать ее такому? Заставлять женщину терпеть его присутствие, когда она явно боялась и пыталась себя защитить. Это было хуже всего, что могла сделать Королева троллей.

Он сел на край кровати и склонил голову, смотрел на нее поверх плеча.

— Я хотел бы уйти. Я тут не по своей воле, и если бы у меня был выбор, я пожелал бы тебе спокойной ночи.

— Я понимаю слова о выборе, чужак. Но если тронешь меня, я отрежу тебе руку.

— Понятно, — он улыбнулся. Она приняла его совет. Хорошо, дворфы так показывали, что случалось, когда трогали не свое.

Стало тихо. Было бы неплохо проводить так ночи. Воздух был холодным, его ступни уже онемели, но он оставался дворфом. Как он мог спать в такое время? Когда был собой?

Доннаха пошевелил пальцами ног и улыбнулся. Они двигались как нормальные! Не лапы, а ступни с пальцами и ноготками. Ему хотелось рассмотреть их перед тем, как он отправится сюда завтра ночью. Его руки и плечи замерзли, и он поежился.

Дрожь.

Когда он в последний раз ощущал холод? Он не помнил. Он всегда мог с ним справляться.

Шкуры упали на его плечи и руки, две или три. Он не мог выпутаться, чтобы понять, сколько она в него бросила.

— Ты мешаешь мне спать постоянной дрожью, — прорычала она, укутываясь большим количеством шкур. — Перестань.

Его улыбка стала шире.

— Ничего не поделать, мне холодно.

— Тогда выметайся.

— Не могу, — он плотнее укутался в шкуры, радуясь их ощущением под кончиками пальцев. Шерсть была такой мягкой? Он помнил ее из жизни, что была давно.

Он согрелся, скрестил ноги и опустил ладони на колени. Может, в этом облике Доннаха вспомнит больше о своей жизни. Он мог всю ночь вспоминать, как жилось с этим телом. Знать, как ощущалась его семья, когда они пели во тьме земли, звали золото из-под камней.

Он успокоился и услышал ее тихие слова:

— Ты говорил серьезно?

— О тех, кто ранил тебя?

Она не ответила, но ей и не требовалось. Доннаха знал, о чем она спрашивала. Он не пытался касаться ее, не шевелился. Он медленно и глубоко вдохнул.

— Наши родители забыли научить нас, что монстры живут не только во тьме и под кроватями, — тихо сказал он. — Порой они живут в разумах и сердцах. Они опасны. Именно их и нужно бояться.

Матрац под ним дрожал.

— А если они говорят, что любят?

Боги, из-за нее его сердце болело.

— Если они любят искренне, то любят шторм и спокойное море. Любят солнце и грозы. Тот, кто любит лишь часть тебя, не любит тебя вовсе. И если он смог навредить хоть дюйму твоего тела, то он не любил всю тебя.

— Я так и думала, — прошептала она.

Он слушал, как она отвернулась от него спиной. Эта странная женщина была не просто воительницей, посланной следить за ним. Она была сломлена, в трещинах. Их было больше, чем признался бы другой воин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Доннаха ждал, пока ее дыхание не стало ровным, и позволил себе посмотреть на нее. На то, как двигались ее ребра от дыхания, и как золотые волосы стали серебром в свете луны.

Кто ее ранил? И почему это вдруг показалось важнее, чем снятие проклятия?

7

Эльва держала меч над головой, мышцы горели, легкие усиленно работали. Это была приятная боль. Она означала, что Эльва была жива, и что еще могла сражаться.

Она нашла скрытый маленький сад в центре замка. Там был настоящий горячий источник и участок зелени. Но там не было льда, и она могла снять ремешки с гвоздями и спокойно пройтись.

Она ожидала всякое, но не холод.

Пар поднимался от источника, лениво извиваясь, опутывая ее ноги, когда она подошла близко. Жар был приятным, а прикосновение… нет.

Она ударила мечом по невидимому врагу. Мужчина, который появлялся в ее спальне три ночи подряд, беспокоил ее. Как иначе? Его слова не давали покоя.

Мужчинам нужно было отрубать руки, если они касались женщин против их воли? Ясное дело. Она хотела рубить им и головы, но кто еще признавался ей в таком?

Он приходил каждую ночь почти в одно время. И каждую ночь сидел на краю кровати.

Эльва знала, что он ждал, пока она якобы уснет. Сначала она думала, что он прибыл мучить ее, или он был мифическим существом, которое стало бы заставлять ее видеть во сне то, чего не было. Или, может, он хотел воспользоваться ею, когда она расслабится.

Он этого не делал. Он, похоже, медитировал. Он скрещивал ноги, упирался локтями в колени и… сидел. Часами, не двигаясь. Как статуя или странная горгулья, которая решила, что ей нужна защита.

Она повернулась, свет сверкнул на клинке, она присела и направила меч вверх. Если бы перед ней кто-то стоял, она пронзила бы ему живот. Жаль, что никого не было. Эльве хотелось выпустить пар в бою.

Она не понимала мужчину, который ясно дал понять, что не собирался беспокоить ее. Но был в ее комнате каждую ночь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он был стражем? Клурикон сказал, что она не должна была покидать комнату ночью. Он говорил о странностях. Что он имел в виду? Духи орудовали в замке, или ей нужно было переживать из-за медведя?

Хотя Эльва не боялась его. Он давно не появлялся. Она не видела его с первого дня.

Еще одна странность. Он попросил прислать ее, сказал, что она единственная добралась до замка. Но почему тогда он ее игнорировал?