Полное собрание стихотворений - Максимилиан Волошин

<Январь 1910>

«И было так, как будто жизни звенья…»

И было так, как будто жизни звеньяУж были порваны... успокоеньеГлубокое... и медленный отливВсех дум, всех сил... Я сознавал, что жив,Лишь по дыханью трав и повилики.Восход луны встречали чаек клики...А я тонул в холодном лунном сне,В мерцающей лучистой глубине,И на меня из влажной бездны плылиДожди комет, потоки звездной пыли...

<5 июля 1913>

«Я, полуднем объятый…»

Я, полуднем объятый,Точно крепким вином,Пахну солнцем и мятой,И звериным руном.

Плоть моя осмуглела,Стан мой крепок и туг,Потом горького телаВлажны мускулы рук.

В медно-красной пустынеНе тревожь мои сны —Мне враждебны рабыниСмертно-влажной Луны.

Запах лилий и гнилиИ стоячей воды,Дух вербены, ванилиИ глухой лебеды.

<10 апреля 1910 Коктебель>

«Дети солнечно-рыжего меда…»

Дети солнечно-рыжего медаИ коричнево-красной земли —Мы сквозь плоть в темноте проросли,И огню наша сродна природа.В звездном улье века и векаМы, как пчелы у чресл Афродиты,Вьемся, солнечной пылью повиты,Над огнем золотого цветка.

<Январь 1910>

Надписи

1

Еще не отжиты связавшие нас годы,Еще не пройдены сплетения путей...Вдвоем, руслом одним, не смешивая воды,Любовь и ненависть текут в душе моей.

2

В горькой купели земли крещены мы огнем и тоской,Пепел сожженной любви тлеет в кадильнице дня.

3

Вместе в один водоем поглядим ли мы осенью поздней, —Сблизятся две головы – три отразятся в воде.

<1910>

«Я верен темному завету:…»

Я верен темному завету:«Быть всей душой в борьбе!»Но змий,Что в нас посеял волю к свету,Велев любить, сказал: «Убий».Я не боюсь земной печали:Велишь убить, – любя, убью.Кто раз упал в твои спирали —Тем нет путей к небытию.Я весь – внимающее ухо.Я весь – застывший полдень дня.Неистощимо семя духа,И плоть моя – росток огня:Пусть капля жизни в море канет —Нерастворимо в смерти «Я»,Не соблазнится плоть моя,Личина трупа не обманет,И не иссякнет бытиеНи для меня, ни для другого:Я был, я есмь, я буду снова!Предвечно странствие мое.

<11 июля 1910 Коктебель>

«Замер дух – стыдливый и суровый…»

Замер дух – стыдливый и суровый,Знаньем новой истины объят...Стал я ближе плоти, больше людям брат.

Я познал сегодня ночью новыйГрех... И строже стала тишина —Тишина души в провалах сна...

Чрез желанье, слабость и склоненье,Чрез приятие земных вериг —Я к земле доверчивей приник.

Есть в грехе великое смиренье:Гордый дух да не осудит плоть!Через грех взыскует тварь Господь.

<18(5) января 1912 Париж>

Пещера

Сперва мы спим в пурпуровой Пещере,Наш прежний лик глубоко затая:Для духов в тесноту земного бытияИные не открыты двери.

Потом живем... Минуя райский сад,Спешим познать всю безысходность плоти:В замок влагая ключ, слепые, в смертном поте,С тоской стучимся мы назад...

О, для чего с такою жадной грустьюМы в спазмах тел палящих ищем нег,Устами льнем к устам и припадаем к устьюИз вечности текущих рек?

Нам путь закрыт к предутренней Пещере:Сквозь плоть нет выхода – есть только вход.А кто-то за стеной волнуется и ждет...Ему мы открываем двери.

Не мы, а он возжаждал видеть твердь!И наша страсть – полет его рожденья...Того, кто в ласках тел не ведал утоленья,Освобождает только смерть!

<12—13 сентября (30—31 августа) 1915

Биарриц>

Материнство

Мрак... Матерь... Смерть... Созвучное единство...Здесь рокот внутренних пещер...Там свист серпа в разрывах материнства:Из мрака – смерч, гуденье дремных сфер.

Из всех узлов и вязей жизни – узелСыновности и материнства – онТеснее всех и туже напряжен,Дверь к бытию Водитель жизни сузил.

Я узами твоих кровей томим,А ты, о мать, – найду ль для чувства слово?Ты каждый день меня рождаешь сноваИ мучима рождением моим.

Кто нас связал и бросил в мир слепыми?Какие судьбы нами расплелись?Как неотступно требуешь ты: «ИмяСвое скажи мне! Кто ты? Назовись».

Не помню имени, но знай, не весь яРожден тобой, и есть иная часть,И судеб золотые равновесьяБлюдет вершительная власть.

Свобода и любовь в душе неразделимы,Но нет любви, не налагавшей уз.Тягло земли: двух смертных тел союз.Как вихри, мы сквозь вечности гонимы.

Кто, возлюбив другого для себя,Плоть возжелал для плоти, без возврата,Тому в свершении – расплата:Чрез нас родятся те, кого, любя,

Связали мы желаньем неотступным.Двойным огнем ты очищалась, мать!Свершая всё, что смела пожелать,Ты обняла в слияньи целокупном

В себе самой возлюбленную плоть.Но как прилив сменяется отливом —Так с этих пор твой каждый день ГосподьОтметил огненным разрывом.

Дитя растет, и в нем растет иной,Не женщиной рожденный, непокорный,Но связанный твоей тоской упорной,Твоею вязью родовой.

Я знаю, мать, твой каждый час – утрата,Как ты во мне, так я в тебе распят.И нет любви твоей награды и возврата,Затем что в ней самой награда и возврат.

<5 октября 1917 Коктебель>

«Отроком строгим бродил я…»

Отроком строгим бродил яПо терпким долинамКиммерии печальной,И дух мой незрячийТомилсяТоскою древней земли.В сумерках, в складкахГлубоких заливовЖдал я призыва и знака,И раз пред рассветом,Встречая восход Ориона,Я понялУжас ослепшей планеты,Сыновность свою и сиротство...Бесконечная жалость и нежностьПереполняют меня.Я безысходно люблюЧеловеческое тело. Я знаюПламя,Тоскующее в разделенности тел.Я люблю держать в рукахСухие горячие пальцыИ читать судьбу человекаПо линиям вещих ладоней.Но мне не дано радостиЗамкнуться в любви к одному:Я покидаю всех и никого не забываю.Я никогда не нарушил того, что растет;Не сорвал ни разуНераспустившегося цветка:Я снимаю созревшие плоды,Облегчая отягощенные ветви.И если я причинял боль,То потому только,Что не хотел заиграть до смерти тех,Кто, прося о пощаде,Всем сердцем молилиО гибели...

<1911>

«Склоняясь ниц, овеян ночи синью…»

Склоняясь ниц, овеян ночи синью,Доверчиво ищу губами яСосцы твои, натертые полынью,О, мать-земля!

Я не просил иной судьбы у неба,Чем путь певца: бродить среди людейИ растирать в руках колосья хлебаЧужих полей.

Мне не отказано ни в заблужденьях,Ни в слабости, и много разЯ угасал в тоске и в наслажденьях,Но не погас.

Судьба дала мне в жизни слишком много;Я ж расточал, что было мне дано:Я только гроб, в котором тело БогаПогребено.

Добра и зла не зная верных граней,Бескрылая изнемогла мечта...Вином тоски и хлебом испытанийДуша сыта.

Благодарю за неотступность болиПутеводительной: я в ней сгорю.За горечь трав земных, за едкость солиБлагодарю.

7 ноября 1910

II. Киммерийская весна

«Моя земля хранит покой…»

Моя земля хранит покой,Как лик иконы изможденный.Здесь каждый след сожжен тоской,Здесь каждый холм – порыв стесненный.

Я вновь пришел к твоим ногамСложить дары своей печали,Бродить по горьким берегамИ вопрошать морские дали.

Всё так же пуст Эвксинский ПонтИ так же рдян закат суровый,И виден тот же горизонт,Текучий, гулкий и лиловый.

<9 февраля 1910 Коктебель>

«Седым и низким облаком дол повит…»

Седым и низким облаком дол повит...Чернильно-сини кручи лиловых гор.Горелый, ржавый, бурый цвет трав.Полосы иода и пятна желчи.

В морщине горной, в складках тисненых кожТускнеет сизый блеск чешуи морской.Скрипят деревья. Вихрь траву рвет,Треплет кусты и разносит брызги.

Февральский вечер сизой тоской повит.Нагорной степью путь мой уходит вдаль.Жгутами струй сечет глаза дождь.Северный ветер гудит в провалах.

<Февраль 1910 Коктебель>