Гурко. Под стягом Российской империи - Борис Тумасов

14-я пехотная дивизия генерала Драгомирова и приданные ей подразделения подтягивались к Зимнице скрытно, ночью. Генерал Драгомиров наказал:

— Огней не разводить, передвижение без песен и барабанного боя. А по прибытии на место соблюдать меры предосторожности: кучно на Дунае не появляться, артиллерию и понтоны маскировать в улицах, у реки, коней на водопой водить малыми партиями.

Для себя Драгомиров облюбовал квартиру в Зимнице, что выходила окнами на Дунай. Солдаты выставили рамы, и генералу — обзор противоположного берега полный.

Ночью слышно, как в Систово гуляют в ресторане турецкие офицеры, перекликаются караульные солдаты. Систовский гарнизон не велик. Не ждут турки переправы. «Это и хорошо, — думает Драгомиров, — меньше крови будет».

А сердер-экрем Абдул-Керим-паша, главнокомандующий турецкой армией, лично провел рекогносцировку этой местности, после чего уверенно заявил: «Скорей у меня вырастут волосы на ладони, чем русские здесь переправятся через Дунай».

Но дивизии Драгомирова и Гурко уже изготовились.

На рассвете 14 июня к генералу Драгомирову вызвали полковника Волынского полка Родионова с офицерами.

Дожидаясь их, генерал времени не терял. Склонившись над листом бумаги, он выводил: «Пишу накануне великого для меня дня, где выяснится, что стоит моя система воспитания и обучения солдата, и стоим ли мы оба, то есть я и моя система, чего-нибудь».

Вошли офицеры. Драгомиров поднялся из-за стола.

— Господа, великая святая борьба начинается. Честь первыми пересечь Дунай выпала на нашу дивизию. Ваш полк начнет. В этой лощине, — Драгомиров подошел к окну, указал на устье ручья Текир-Дере, — будут приставать понтоны. Ваша задача — закрепиться и удерживать плацдарм до переправы остальных частей. Вслед за нами переправится дивизия генерала Гурко. Мы обеспечим кавалерии прорыв.

— Ваше превосходительство, — подал голос Родионов, — здесь нет бродов, большая глубина. Ко всему турецкий берег Дуная обрывистый и высокий…

— Полковник, приказ есть приказ. И я верю российскому солдату…

Поручик Узунов явился в 14-ю дивизию лишь к вечеру следующего дня. На той стороне Дуная в зелени садов белели дома Систово, высились минареты.

Никакого особого движения, означавшего бы, что именно у Зимницы сосредоточен передовой отряд, какому суждено начать переправу, Стоян не увидел. Однако офицер Брянского полка, знакомый Стояну, доверительно сообщил: брянцам поручено прикрывать фланги переправляющихся частей…

Ночь выдалась тихая, лунная. Серебристый свет отражался в дунайской воде. Поручик Узунов, на сутки задержавшийся в дивизии Драгомирова, стоял на берегу. Переправа уже началась. Солдаты понтонного батальона бесшумно спускали на воду понтоны. Офицеры подавали команды вполголоса. Молча входили на понтоны волынцы. Молчаливы солдаты. Экая ширина, ну как опрокинется понтон, а не все и плавать-то умеют, да и при оружии. Крестились, шептали: помоги, Боже…

Тихо на том берегу, спит Систово, и только лениво перебрехиваются собаки. Один за другим отчаливают от левого, низменного берега реки понтоны, плоты, лодки, а к переправе уже подошел Минский полк. Унтер сказал первой роте негромко:

— Ранцы оставить на берегу, потом доставят. Патроны в карманы. Коли неприятель откроет пальбу, не отвечать, в штыки его, братцы.

Поодаль от Стояна саперы уже наводили паромную переправу. Туда же подъезжали артиллерия, конные казаки. Все делалось без суеты и шума.

Стоян взглянул на часы: около двух ночи. Медленно тянется время. Набежавшие тучи закрыли луну. Стало темно. Но вот на том, нагорном, берегу всполошено закричал дозорный, поднялась беспорядочная пальба. Турецкие пикеты обнаружили переправу.

Рядом с Узуновым остановилась группа офицеров штаба. Стоян узнал среди них Драгомирова. Кто-то из офицеров докладывал генералу:

— Как в русло вошли, начало сносить течением.

Генерал перебил его:

— Понтоны на том берегу не задерживать. Передать: плацдарм держать любой ценой…

Подскакал драгунский офицер:

— Ваше превосходительство, от генерала Гурко. 8-я Гвардейская кавалерийская дивизия наладила переправу. Через час первые кавалерийские эскадроны будут на том берегу, прикроют вас от таборов, какие в Вардимском лагере.

— Передайте Иосифу Владимировичу мою благодарность за поддержку. Встретимся в Систово…

Огонь со стороны турок нарастал. Понтоны и лодки оказались под орудийным обстрелом. Теперь уже в бой ввязались турецкие войска, подоспевшие к переправе.

Когда возвратились первые паромы, Стоян бросился к ним и, прежде чем перегруженная лодка отчалила от берега, вскочил в нее.

— Ваше благородие, и без вас водицу черпаем, — заметил один из солдат.

— И-иэх! — солдаты взмахнули веслами, вырвались на течение.

Дунай бушевал, пенился от разрывов, в воздухе свистела картечь, лопались гранаты. Стоян увидел, как прямым попаданием снаряда накрыло один из понтонов. Опрокинулась плывущая рядом лодка. Солдаты спасались вплавь, захлебывались.

— Господи, не допусти утопнуть, — перекрестился солдат, сидевший рядом со Стояном. — Дай дорваться до басурмана на земле.

По участившейся стрельбе было понятно: к туркам подошло подкрепление из Систово. Теперь переправа затруднится.

Лодка ткнулась в землю.

— Давай, ребята! — крикнул Стоян и выпрыгнул на берег.

Перед ними возвышалась круча. Солдаты вскарабкивались, помогая прикладами, лопатками. Узунов поддерживал солдат, подсаживая, приговаривал:

— Держись, ребята!

А те отвечали:

— Погоди, господин поручик, сейчас мы турку в штыки примем!

А на берегу уже кипел штыковой бой. Полковник Родионов, размахивая саблей, подбадривал солдат:

— Волынцы, помни суворовский наказ: пуля — дура, штык — молодец!..

Перед Стояном возник турок в красной феске. Не успел поручик отразить удар ятагана, как набежавший солдат ударом приклада сбил турка, другого Стоян сразил саблей.

Увлекаемый волынцами, Узунов преследовал отходивших аскеров.

У Зимницы молодой Скобелев в белом мундире отыскал Драгомирова:

— Михаил Иванович, позволь высадиться добровольцам на тот берег.

Драгомиров промолчал, вслушивался в гул боя.

— Михаил Иванович, не доведи Бог, сбросят наших, сорвут переправу.

— С Богом, Михаил Дмитриевич. — Драгомиров повернулся к Скобелеву. — Я со штабом, вслед за тобой. Медлить нельзя…

Бой разгорался. Светало. К туркам прибыло подкрепление, и они снова двинулись в атаку. Их колонны грозили смять редкие цепи русских солдат.

Драгомиров со штабом заторопился к переправе.

— Пехоту, пехоту на паромы, пушки потом! — приказал Драгомиров.

Адъютанты бросились исполнять распоряжение.

С понтонов и лодок вслед за волынцами и минцами высаживались житомирцы.

С румынского берега по систовским высотам ударила русская артиллерия. Скобелев поднял солдат левого фланга:

— Вперед, молодцы, турок бежит!

Оказавшись на правом берегу, Драгомиров крикнул адъютанту:

— Поспешайте на правый фланг, к волынцам, передайте генералу Петрушевскому: надо взять Систовские высоты. Пополнение он получит.

Поднялось солнце. Чадя небо, «Анкета» подтянул две баржи. С них густо посыпалась пехота.

Драгомиров перекрестился:

— Теперь веселее пойдет! — неожиданно увидел Стояна, подозвал: — Поручик, если вы своевременно не воротились к генералу Столетову, поручаю вам быть неотступно при генерале Скобелеве. От пули и штыка турецкого оберегайте его. Передайте Михаилу Дмитриевичу: место у Петрушевского!..

Стоян увидел Скобелева, когда тот, в белом кителе нараспашку, шагал вдоль залегших солдат, весело приговаривая:

— Сейчас, братцы, подмога к нам пожалует, и снова ударим по турку, а покуда передохните да неприятеля отражайте. — И не кланяясь свистящим пулям, пошучивал: — Однако, братцы, не спать. Выиграем баталию, в баньку париться изволь и спи на здоровье.

— Ваш благородь, — поднял голову молодой солдатик, — ну коль убьют, и на полке не полежу.

— Дурень, — перебил его товарищ. — Его превосходительство о смерти не думает, его и пули не берут, а ты к земле, ровно вошь к кожуху, прилип и балаболишь, чего не след.

— Те, че, ты вон пожил, стар уже, а я еще и с бабой не намиловался.

По залегшей цепи на всю трехверстовую линию фронта передавалось:

— Скобелев… Скобелев! Глянь-ко, белый генерал!

Поспешавший за Скобелевым поручик Узунов, прислушиваясь к вжиканью пуль, молил: «Лучше в меня, нежели в генерала…»

О Скобелеве ходило немало слухов еще со времен туркестанской войны, и поручику они были известны с кадетского корпуса. Поручение озадачило Узунова, как можно охранять жизнь не остерегающегося генерала при таком горячем обстреле?