Иллюзии «Скорпионов» - Роберт Ладлэм

— На одном и том же острове?

— Нет, на трех разных, черт бы их побрал! — заявил Кук. — И на каждом из них есть международный банк.

— Значит, два сообщения были с одного острова?

— Санта-Крус, Кристианстед. Самолет ожидает нас на аэродроме. Я возьму на себя Санта-Крус.

— Зачем? — сердито возразил Хоторн. — Не хочу обижать тебя, Джефф, но я моложе и явно в лучшей форме. Оставь Санта-Крус мне.

— Но ведь ты не видел фотографии!

— Судя по твоим рассказам, на них изображены три разные женщины. Так что какая польза от этих фотографий?

— Как у тебя все просто, Тайрел. Но ведь есть небольшой шанс, что на одном из снимков именно она. Нет, мы не можем их игнорировать.

— Передай их мне.

— Фотографии должен доставить курьер, Верджин-Горда не входит в маршрут секретной почты. Но завтра прямо с утра Второе бюро организует их доставку с дипломатической почтой с Мартиники.

— Нам нельзя терять время, — напомнил Ардисон.

— Я сообщу тебе имена наших источников, Тайрел, — подвел итог беседе Кук. — Ты полетишь на Сен-Бартельми, а Жак возьмет на себя Ангилью.

Хоторн проснулся на узкой кровати в гостинице острова СенБартельми, все еще злой на Кука за то, что тот направил его в наименее перспективное место. Местный источник, с которым Хоторн связался через начальника службы безопасности острова, оказался знакомым осведомителем, который крутился среди торговцев наркотиками. Этот проходимец потребовал награду в три миллиона долларов. А видел он пожилую немку в сопровождении юного внука, высаживавшихся с катера на подводных крыльях, пришедшего с Сен-Мартена. Вот с этими ненадежными сведениями он и явился за наградой. Однако были наведены справки и выяснилось, что немка — вполне добропорядочная женщина, которая не одобряет вульгарного образа жизни своей дочери и поэтому, забрав с собой внука, отправилась в поездку по островам.

— Черт побери! — рявкнул Хоторн и потянулся к телефону, чтобы заказать что-нибудь на завтрак, если его вообще подавали в этой гостинице.

Тайрел шатался по улицам, убивая время. Позже он собирался взять такси, отправиться в аэропорт и вылететь назад на Горду. Делать ему больше было нечего, кроме как бродить по острову. Он не любил сидеть в одиночестве в гостинице, потому что номер напоминал ему одиночную камеру в тюрьме, где человека очень быстро начинает раздражать собственное общество.

И вдруг случилось невероятное. В пятидесяти футах впереди по направлению ко входу в «Бэнк оф Скотленд» улицу переходила женщина, которая спасла его разум, а может быть, и жизнь. Она была еще более прекрасной, если это вообще было возможно. Длинные волосы обрамляли красивое загорелое лицо. Она шла походкой уверенной в себе парижанки, которая никогда не снизойдет до кокетства с незнакомцами. Все мгновенно всплыло в памяти, и он уже не мог сдержать себя.

— Доминик! — крикнул он и, расталкивая людей, бросился к женщине, которую не видел так давно, очень давно. Она обернулась на крик, ее лицо озарила радостная улыбка. Они обнялись, сжав друг друга в объятиях, воскрешая в памяти тепло и нежность друг друга.

— Мне сказали, что ты вернулась в Париж!

— Я так и сделала, дорогой. Надо было устраивать свою жизнь.

— И ни единого слова, письма, даже звонка. Я сходил с ума!

— Я понимала, что все равно не смогу заменить тебе Ингрид.

— Разве ты не знала, что мне очень хотелось этого?

— Но у нас с тобой разные миры, любимый. Твоя жизнь здесь, а моя в Европе. На мне лежат определенные обязательства, которых нет у тебя, Тай. Я пыталась объяснить тебе это.

— Да, я что-то помню. Спасение детей. Помощь Судану... Еще две-три какие-то акции.

— Я упустила очень много времени, гораздо больше, чем провела с тобой. Некоторые дела нашей организации пришли в упадок, а те правительства, к которым мы обращались, отказали нам в помощи. Но теперь, когда министерство иностранных дел Франции твердо поддерживает нас, стало гораздо легче.

— Каким образом?

— В прошлом году в Эфиопии...

Она говорила о своих удачных гуманитарных миссиях, о том, как приходилось преодолевать бюрократические барьеры, и ее природный энтузиазм освещал и согревал все, что ее окружало. Большие, теплые глаза были такими живыми, а лицо чрезвычайно выразительным, она жила безграничной верой и надеждой.

— ...И ты понимаешь, мы отправили туда двадцать восемь грузовиков продовольствия! Ты не представляешь, что мы испытали, увидев жителей, а особенно детей, страдающих от голода, стариков, почти уже совсем потерявших надежду! Никогда не думала, что заплачу от счастья... а теперь налажено регулярное снабжение, и мы стараемся распространять его повсюду, пока в силах надавить на них.

— Надавить? На кого?

— Ну, понимаешь, дорогой, мы пугаем тех, кто препятствует нам, но вполне корректно, конечно, предъявляя наши документы. Официальные документы Республики Франция — это вам не игрушка! — Доминик простодушно улыбнулась, глаза ее сияли.

Он так любил ее. Он не мог снова потерять ее.

— Пойдем выпьем чего-нибудь, — предложил Хоторн.

— О да, с удовольствием! Я так хочу поговорить с тобой, Тай. Я ведь тоже скучала без тебя. Правда, у меня назначена в банке встреча с адвокатом дяди, но он может подождать.

— На этом чудесном острове все всегда опаздывают.

— Я позвоню ему оттуда, где мы будем.

Глава 4

Они сидели в открытом кафе, протянув друг другу руки через столик. Официант принес Доминик чай со льдом, а Хоторну графинчик охлажденного белого вина.

— Почему ты исчезла? — спросил Тайрел.

— Я же говорила тебе, у меня были определенные обязательства.

— У нас с тобой могло бы быть одно общее — я имею в виду обязательство.

— Это-то и испугало меня, ты начал занимать слишком много места в моей жизни.

— Ну и что? Я думал, ты чувствовала то же самое, что и я.

— Ты был слишком подавлен чувством собственной вины, Тай, начал спиваться, и это подтверждали твои пассажиры. Ты просто стал немного сумасшедшим, потому что не нес ни за кого и ни за что ответственности, а жил сам по себе. Не мог простить себе того, что произошло.

— Но ведь так оно и было, разве нет?

— Ты уверен?

— Тебе хотелось быть не только сиделкой при мне, но я был слишком поглощен собой и не понял этого. Мне очень жаль.

— Тай, ты был сильно травмирован и расстроен, я понимала это. Но, если бы я думала так, как считаешь ты, мы не были бы с тобой вместе так долго. Почти два года, дорогой.

— Не так уж это и долго.

— Да, наверное.

— А помнишь, как мы встретились впервые? — спросил Хоторн, нежно глядя ей в глаза.

— Разве я могла бы забыть это? — Она мягко засмеялась и погладила его по руке. — Я взяла напрокат лодку и поплыла на Сент-Томас, а когда лодка входила в проход, которым мне подсказали воспользоваться, у меня возникли некоторые трудности.

— Трудности? Да ты неслась на всех парусах, будто стремилась выиграть какие-то гонки, напугала меня до смерти.

— Не знаю, насколько ты испугался, но рассердился здорово.

— Доминик, моя яхта стояла на якоре прямо на твоем пути!

— О да, ты как раз был на палубе, размахивал руками и ругался... Но мне все-таки удалось не врезаться в тебя, правда ведь?

— До сих пор не понимаю, как ты сумела избежать столкновения.

— Ты просто не мог ничего видеть, дорогой, потому что от злости свалился в воду. — Они рассмеялись. — Мне было очень стыдно, — продолжила Доминик, — но я все-таки извинилась, когда ты выбрался на берег.

— Да, извинилась. Это было в баре Фишбайта, ты подошла ко мне, и всех присутствующих охватила зависть... Так начались самые счастливые месяцы в моей жизни. Больше всего мне запомнилось, как мы с тобой плавали вдвоем на крохотные островки, спали на пляжах... занимались там любовью.

— Мы любили друг друга, дорогой.

— Разве мы не можем начать все сначала? Мы вернемся в прошлое. Я уже пришел в себя. Я даже могу смеяться и шутить, тебе понравится мой брат... Начнем все сначала, Доминик?

— Я замужем, Тай.

Хоторну показалось, что в окутанном туманом море в него врезался океанский лайнер. Несколько минут он не мог выговорить ни слова, а сидел, опустив глаза, и старался унять дыхание. Он хотел отпустить руку Доминик, но она не позволила ему сделать этого, накрыв его ладонь другой рукой.

— Пожалуйста, дорогой, не надо.

— Как повезло этому парню, — сказал Хоторн, глядя на их руки. — Он действительно хороший человек?

— Он симпатичный, преданный и очень, очень богатый.

— Из трех достоинств у него на два больше, чем у меня. Я могу претендовать только на один пункт — преданность.

— Не буду отрицать, его богатство сыграло свою роль. Я не стремлюсь к роскоши, но мои дела требуют больших средств. Работая манекенщицей, я могла позволить себе иметь прекрасную квартиру и роскошные наряды, но не могла заниматься благотворительностью. Да и вообще, я никогда не чувствовала себя уютно, демонстрируя почти обнаженной наряды для избранной публики.