Необыкновенное обыкновенное чудо. О любви - Жука Жукова

– лихорадочно) ищет литературную аналогию. Ей стало неловко смотреть, как этот сдержанный деловой человек так стушевался, и она решила помочь ему.

– Когда вы идете по терминалу с этим вашим чемоданчиком на колесиках, смотритесь так, словно лондонский аристократ выгуливает своего породистого пса.

– Вы поэт? – спросил он.

– Поэт? – переспросила она. – Да нет. Увы, нет. Почему вы спросили?

Она уже не соображала, говорит ли сама или выдает прочитанные много раз слова из обожаемого сборника рассказов. Создавалось полное ощущение дежавю.

– Не знаю. Поэты любят навязывать эмоции тому, что лишено всякой эмоциональности.

– Я так понимаю, сами вы не подвержены эмоциям? – Ей захотелось подколоть его.

Он же вот-вот раскрылся бы, но остановился. Это ее сердило и даже злило.

– Если и подвержен, то не помню, когда в последний раз я давал им выход. Не вижу, какая от них польза. Как и от этого премилого песика. – Он кивнул на свой чемодан. – У него гадкие манеры и я с ног до головы облеплен его шерстью. У вас есть собака?

– Нет, – и, удивляясь сама себе, что помнит столько слов из книг Писателя, добавила, глядя на его чемодан: – Мне бы завести такого же спаниеля, что ли, пусть хоть кто-нибудь в семье будет похож на меня.

Он рассмеялся удачно подобранной ею фразе. Она же вздохнула. Эта игра перестала быть забавной. Одна цитата сменяла другую, образуя иносказательные шарады. Наверное, он заметил ее нетерпение услышать его историю, поэтому не стал забрасывать словами Писателя.

– Я был как собачка, – мужчина снова кивнул на свой чемодан, – бегал за ним. Он был самым крутым из руководителей нашей компании, ну, в нашем регионе. Я услышал о нем в первый же рабочий день и сделал все, чтобы попасть в его команду.

– Уверена, что у вас получилось! – подбодрила она рассказчика.

– Конечно. Я всегда своего добиваюсь, – без ложной скромности заявил он, – но мне надо было больше, чем просто попасть в Клуб команчей.

Повисло неловкое молчание. Ожидалось, что он раскроет сказанное. А он молчал. Она опять задумалась, стоило ли толкать его к откровению. Вдруг это любовная драма про то, как он отбил девушку в меховой шубке у вождя племени?! В то же время она боялась, что под бледно-алой маской из лепестков мака покажется жуткое уродливое зияющее отверстие.

Мужчина продолжил сам:

– Когда мы вместе с ним ездили к клиентам, я восхищался тем, как он лихо водит машину, как элегантно носит костюмы, как убедительно говорит, как умеет обаять всех – от смазливых секретарш до прожженных начальников.

– Но со временем вы его переплюнули, верно?

– Нет. Точнее, в чем-то да, например, я стал гонять на мотоцикле. Или вот он любил ходить под парусом, стоя за штурвалом яхты, а я научился сплавляться на рафтах и катамаранах. А потом и на каяках, а это уже самый экстремальный вариант.

– Вот это да! – Девушка воскликнула с неподдельным восторгом.

– Но главное в том, что я заключил самую большую сделку в компании. Я побил рекорд, поставленный моим шефом.

Видно было, что когда-то он сообщал об этом событии с гордостью, если не с бахвальством, а сейчас это звучало с налетом вины и недоговоренности.

– Чем же завершилось ваше соперничество? – поторопила она, а то герой опять взял паузу.

– А он со мной не соревновался. Он считал меня частью своей команды. Это я с ним конкурировал, а он – нет. Он знал, что я – лучший из его подопечных. Теперь я предполагаю, что он от души радовался моим успехам, в том числе той мега-сделке. Ученик же должен превзойти своего Учителя.

– А что не так? Почему вы расстроены? Это же хорошо, что у вас с ним не было конфликта.

– Я не одержал верх.

– Так вы же превзошли его?

– Я предал его. Я понял, что в глазах окружающих он вечно будет самым-самым, а я буду одним из его ребят. Поэтому я перескочил через него и пошел на повышение в штаб-квартиру.

– А он?

– Ему было грустно, что я ухожу от него и уезжаю в Штаты, но он был рад моему продвижению.

– Может быть, он таким образом радовался, что избавился от конкурента?

– Да нет же! – выпалил, потеряв хладнокровие, мужчина. – В том-то и дело, что он никогда не воспринимал меня как равного. Он поддержал мое решение сделать карьеру и даже хлопотал перед американскими коллегами за меня. А сам остался с командой. Так я приплыл в другую пещеру, где намного больше бананов…

– Вот почему вы так часто летаете? Видимо, в головной офис?

– Да, но скоро буду летать реже… возможно, я стану первым интеллигентным американцем, – заметил мужчина, а потом знакомым ей взмахом выпростал из рукава левую руку и проверил время на часах: – Мне пора на рейс. Вам спасибо за интересный разговор. У вас получилось идеальное утро для ловли рыбки-бананки.

И он, еще одним известным ей движением подняв выдвижную ручку чемодана, направился было пересечь условную границу магазина и транзитного перехода.

– До свидания! – проводила его продавщица, сделав небольшой шаг из-за прилавка.

Она уже видела, что он нарушит привычный маршрут и пойдет не в сторону рейсов через Атлантику, а в направлении континентальных рейсов. Он вернется к себе домой, обратно в племя команчей, по пути приобретая прежнюю легкость в поступи. А бирка ручной клади будет болтаться на его чемодане, как радостно виляющий собачий хвостик.

Но нет. Не получилось из нее ловца на краю пропасти. Быстрым шагом, словно убегая от нее, мужчина спешил на свой стыковочный рейс в Америку. Он дергано вез за собой багаж, словно волочил упирающегося пса. Рукава свитера, который он перебросил через ручку чемодана, тоскливо свисали, как уши спаниеля.

– Надеюсь, вы вернетесь с войны, сохранив способность функционировать нормально, – бросила ему вслед девушка в очках с красными дужками.

Возвратившись за кассу, она решила, что сохранит историю этого транзитного пассажира сжатой и компактной, можно даже сказать, портативной, чтобы ее можно было носить с собой и вспоминать, немного трогательно и слегка мерзопакостно.

Я вовсе не считаю, что непременно надо искать уважительный повод для того, чтобы процитировать своего любимого автора, но, честное слово, это всегда приятно.

Джером Д. Сэлинджер

* * *

Дочь дослушала историю и долго молчала. Отец с нетерпением ждал ее реакции, а пока вслушивался в гул двигателей самолета.

Наконец