В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет - Герт Ловинк

В эпоху субъекта без цели исчезает невидимый «андеграунд». Построение сетевых структур вместо разрушающихся институций – церкви, сельской общины, профсоюзов, партий – было популярной тактикой сразу после Холодной войны. В то время в сомнительных конторах типа RAND о сетевых сообществах говорили как о шпионской технологии, позволяющей внедряться и вести подрывную работу изнутри государств-изгоев или организаций, рассматриваемых как угроза американскому мировому порядку. В 1980-е в банковской сфере появились «финансовые сети», за этим последовала интернет-демократизация. Но тридцать лет спустя «сети», похоже, пришли к состоянию gesunkenes Kulturgut[7], идея была выхолощена для массового употребления. Что убило сети? Их имманентная «открытость» и неформальность или же отсутствие коллективной воли делать что-либо, кроме как тыкать в кликбейтные заголовки?

Никогда прежде сети не были настолько полны и не казались одновременно настолько пустыми. Писатель Ромен Дийе пишет, что понятие «социальная сеть» (social network) утратило смысл. Сети были убиты неутолимым желанием френдить больше и больше людей, «которых вы можете знать». Чем больше, тем лучше – таков капиталистический императив постоянного роста. В логике соцсетей рост количества френдов аналогичен увеличению охвата рынка. Однако с массовой индивидуализацией культа личности приходит печальное ощущение пустоты. «Одно дело – что вы с кем-то знакомы, другое – есть ли вам о чем поговорить». Он приходит к выводу, что понятие широких сетей социальных связей с элементом трансляции умерла. «В совокупности на разных платформах у вас могут быть десятки, сотни, даже тысячи друзей и подписчиков. Но эти многолюдные пространства еще никогда не казались такими пустыми» [3].

Технологические компании сделают что угодно, чтобы расти и выливать всё больше рекламы на пользователей, не гнушаясь и «темными паттернами» (dark pattern designs)[8]. Что же в итоге? «По мере роста социальных медиа их содержание превращается в мусор». Диагноз точный – но каково лечение? Дийе не политизирует вопрос и не предлагает разрушать монополии, создавая взамен платформам новые и более осмысленные инструменты; вместо того он обращается к банальному цифровому детоксу. «Уберите телефон в карман и заведите беседу, – советует он. – Может быть, вы проговорите несколько часов, забыв о красных точках над иконками приложений». Возможно ли заново вообразить социальное и не винить себя за слабость и зависимость? Возможно ли возродить в какой-то мере потенциал сетей?

От платформы к сети?

Возможное объяснение упадка сетей – рост платформ. Четвертая и заключительная часть труда Кэролайн Левин о формах довольно неожиданно посвящена сети. Оставляя за скобками «короткое лето интернета» в 1997 году и последовавший за этим «бум доткомов», как и суровую реальность нынешнего капитализма платформ, этот несвоевременный эстетический трактат в 2015 году предложил свежий взгляд на потенциал сетевых структур. Левин восхваляет их способность к преодолению границ институций и каузальности в пользу связанности, взаимодействия и текучести.

Левин противопоставляет централизованные и распределенные сети наборам локальных сетевых кластеров, в которых смычки между небольшими группами узлов зачастую нарушены или отсутствуют. Проблема для Левин состоит не в том, что сеть сложно организовать, а в том, что сетей слишком много, и все они существуют одновременно и каждая по собственной логике, пересекаются и сталкиваются между собой. Что происходит, когда одновременно «существует слишком много паттернов организации, ни один из которых не является доминирующим» [4]? Хаотичность сетей раздражает и препятствует цельности. Сети объединяют, но мешают. Они «работают» из-за своего вторичного статуса. Как только сети активны, мы уже не можем постичь их тотальность.

Сложность сетей устрашает, мешает адекватно их понять. И когда они усложняются до предела, ситуация меняется, и в дело вступают платформы. Платформы привлекают пользователей совершенно очевидным способом. Когда пользователи оказываются внутри их стен, сетевая вольница заканчивается. Платформы устраняют неоднозначность и открытость сетевых структур. Они устраняют путаницу и замутненность и приносят вместо них ясность и комфорт. Операторы платформ достигают прозрачности; пользователи платформ удовлетворены. Простые радости прошлого позади, очарование их малых форм испарилось. Платформеры наконец-то чувствуют себя в безопасности, они больше не в бегах, больше не притворяются, будто прячутся от сильных мира сего. Мечта быть главным побеждает.

В поисках сети

Куда исчезла идея сети? Не стоит ли изучить отпечатки и следы на месте происшествия в поисках улик, которые приведут нас к этой некогда перспективной концепции? Для этого расследования я отправился в путешествие по разным континентам, чтобы узнать, как коллеги-активисты, художники и исследователи оценивают сегодняшнее плачевное положение сетей.

Я начал с нидерландской критикессы постцифрового искусства Надин Рустенбург, которая полагает, что для миллениалов и зумеров сети – это данность. «Это основополагающая структура, больше не имеющая четкой формы. Все соединены со всеми и всё со всем, промежутков между узлами больше нет. Взрывной рост дал результатом пустоту: сеть стала гиперобъектом, слишком большим и сложным, чтобы его было возможно понять. Смысл потерялся в осмысленности, и мы отчаянно ищем точку отсчета, тот узел, который заново нас объединит. Этим объясняется популярность цифрового детокса, практик осознанности и медитации» [5].

Надин предложила мне связаться с Дженни Оделл, авторкой книги Как ничего не делать (How to Do Nothing). Оделл написала мне: «Кое-что не изменилось: нам по-прежнему необходим контекст для того, чтобы слова и действия были осмысленны. Есть огромная разница между тем, чтобы 1) говорить в группе людей, которые вас знают и которые собрались (физически или онлайн) ради конкретной цели, и 2) говорить в безымянную пустоту, укладывая мысли в выражения, которые привлекут внимание людей, не знакомых ни с вами, ни с контекстом того, о чем вы говорите. В видеочатах и в живых встречах бывает удивительно то, как слова превращаются в дела в атмосфере взаимного уважения. В социальных медиа из-за снятия контекста такие вещи изначально невозможны по определению» [6].

Оделл считает, что об идее децентрализованной федерации нельзя забывать и что следует ее отстаивать, поскольку «эта модель сохраняет те аспекты социального, которые наиболее важны для отдельных людей и групп. Если посмотреть на историю активизма, можно видеть, что децентрализованные формы возникали там регулярно. Плотность узлов позволяет строить подлинные отношения между людьми, а связи между узлами позволяют быстро обмениваться информацией. Мне кажется, потенциал новых идей и решений существует именно здесь, а не в разрозненных пафосных выступлениях и не среди кучи людей, которые „на связи“ между собой продолжают бегать в колесе».

Давайте вспомним старомодного Адорно и переделаем цитату из Критических моделей для эпохи соцсетей: «Прежние инстанции власти пришли в упадок и были разрушены, в то время как люди еще не были готовы к самостоятельности. Они оказались не