Фитин - Бондаренко Александр Юльевич

Хотя из нескольких источников известно, что, когда Фитин стал начальником разведки, перед войной, к нему каждый день приходил в кабинет преподаватель — и он учил немецкий язык. Но, как мы видим, немецкий язык в анкете вообще не значится, даже в том же разделе «слабо». Так что, скорее всего, языки у Павла Михайловича шли не очень хорошо. Что ж делать, у каждого свои особые склонности и способности.

К тому же, он всё равно был направлен в разведку — пусть и без особых познаний в языках и не заканчивая никакой Школы особого назначения. Тем более что со школой этой тогда всё не очень хорошо получилось.

«В 1938 г. в целях подготовки начальствующего состава органов внешней разведки была создана Школа особого назначения...

Нельзя не отметить, что с момента одобрения 7 июля 1937 г. ЦК ВКП(б) предложения НКВД о создании школы для подготовки разведчиков до подписания 3 октября 1938 г. приказа наркома внутренних дел о создании Школы особого назначения прошло целых 15 месяцев. Этот факт находится в ряду других свидетельств медлительности в решении актуальных задач деятельности внешней разведки»[72], — утверждает историк.

Но, кажется, дело обстояло не совсем так, ведь и Виталий Павлов, и Елисей Синицын писали о своём обучении в стенах ШОН уже в первой половине 1938 года, то есть до известной на сегодняшний день даты её официального открытия.

«Школа особого назначения находилась в сорока километрах от Москвы, в сосновом бору, окружённом высоким забором с колючей проволокой по верхнему периметру, — писал Синицын. — Обстановка и убранство двухэтажного особняка были выполнены на западноевропейский манер.

Преподавателями специальных дисциплин были опытные разведчики-нелегалы, которые уже отработали своё время в нелегальных условиях в капиталистических странах и возвратились на родину. Учёные из Московского государственного университета читали лекции и вели семинары по дисциплинам: основы марксистской философии, идеалистическая философия Гегеля, Канта, государство и право, экономическая география капиталистических стран, этика и эстетика в буржуазном обществе, иностранный язык... современные танцы»[73].

Цитату можно было бы и продолжить, рассказ весьма занимателен, но так как к нашему герою этот вопрос не имеет прямого отношения, то отсылаем читателей к первоисточнику — очень интересной книге Елисея Синицына «Резидент свидетельствует».

Не менее занимательный рассказ на ту же тему можно прочитать и в воспоминаниях Виталия Павлова:

«Ежедневно приезжали лекторы, читавшие курс разведывательного дела, проводились занятия по фотографированию документов, пользованию шифрами. Обучали нас приёмам использования других средств оперативной техники. Каждый день мы интенсивно занимались иностранными языками, которыми предстояло овладеть в совершенстве...

Самый большой интерес у нас вызывали лекторы по вопросам разведывательной работы. Это были неординарные люди, открывавшие перед нами удивительный мир разведки с нелегальных позиций...»[74]

Что ж, теперь нам в общих чертах понятно, чему обучали будущих разведчиков в Школе особого назначения. К сожалению, в итоге своём оба этих рассказа сводятся к единому, так сказать, знаменателю — а в результате, можно сказать, получается «абсолютный нуль».

9 ноября 1938 года слушателям ШОН было объявлено, что Школа закрывается — якобы один из её преподавателей, полковник Б., обучавший будущих разведчиков, оказался... итальянским шпионом! Он, как было сказано, передал на Запад фотографии и установочные материалы на всех будущих сотрудников.

После этого злосчастных слушателей ШОН зачислили в центральный аппарат разведки.

«Проработав месяца два, — вспоминал Елисей Тимофеевич, — мы узнали, что наш преподаватель Б. расстрелян, а ещё месяц спустя стало известно, что он стал жертвой оговора и клеветы»[75].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вот так! И хорошего человека не за понюх табака сгубили, и вся работа по организации Школы особого назначения и подготовке разведчиков была пущена, извините, коту под хвост! Так что дело тут было совсем не в «медлительности в решении актуальных задач»...

Между прочим, ещё 29 сентября того самого 1938 года вновь образованное в составе НКВД СССР Главное управление госбезопасности возглавил комиссар госбезопасности 1-го ранга[76] Лаврентий Павлович Берия, который 25 ноября станет наркомом внутренних дел. Однако, насколько мы видим, «маховик террора» продолжал действовать исправно и бессмысленно...

Что характерно, даже и в период обучения в Центральной школе — всего-то полгода! — Павел Фитин продолжал заниматься партийной работой и даже, можно так сказать, выдвинулся на этом поприще. В известной нам автобиографии он писал:

«В Центральной школе в 1938 году был партийным организатором курса и членом партийного комитета школы.

На IV партийной конференции Дзержинского района г. Москвы был избран членом районного комитета ВКПб 1 мая 1938 г.»[77].

Не знаем, может быть, кому-то это и казалось карьеристскими устремлениями, но, на наш взгляд, в партийной и общественной работе Фитин видел смысл и основное содержание своей жизни, недаром же он занимался ею, что называется, с младых ногтей. Не будет забывать и о том, какое время было! А ведь с партийцев тогда спрос был особый: за один и тот же проступок беспартийного могли просто отстранить от должности, а члена партии — репрессировать. Да и молния, как известно, бьёт не в долину, а по выдающимся предметам... Так что понятно: Павел отнюдь не искал для себя выгод, но жил так, как считал нужным, жил такой жизнью, которую считал по-настоящему правильной.

Вот характеристика, данная Фитину, как слушателю ЦШ, его товарищем по учёбе Виталием Павловым:

«Оттого же времени в памяти сохранился образ Павла Михайловича как серьёзного, всегда взвешенно отвечавшего на вопросы преподавателей, но простого в общении с ними, уважительного к более молодым сокурсникам, общительного и активно участвовавшего во всех наших спортивных и иных затеях... Автору довелось близко узнать П. М. Фитина, не только в служебной обстановке, но и общаясь с ним на различных общественных мероприятиях, в том числе и в спортивных состязаниях, от которых Павел Михайлович никогда не отказывался»[78].

...Школа особого назначения при 5-м отделе ГУГБ НКВД СССР вновь откроется 3 октября того же 1938 года. Кстати, начальник отдела Павел Михайлович Фитин будет оказывать ей особенное внимание — но это ещё впереди. А пока отобранные для обучения в ШОН слушатели изучали там нелёгкую разведывательную науку, те, кому не так повезло — или повезло, тут судить сейчас трудно, — уже приступили к практической деятельности в органах НКВД СССР...

Вот, написали эти строки и задумались... До чего же легковесно звучит такая фраза! Казалось бы, чего здесь? Ну, приступили люди к работе, и что тут такого? А то, что всё это было в десятки, если не в сотни раз сложнее!

В советские времена был весьма популярен термин «номенклатура». Грубо говоря, «номенклатурными» считались те чиновники и руководители, назначить или освободить которых от должности можно было только с «высочайшего» разрешения Центрального или каких-то иных партийных комитетов. Сейчас, насколько нам известно, номенклатуры нет, или она переродилась, мимикрировала, а может, просто вспоминать о ней как-то не принято, — тут нам что-либо сказать трудно. Поэтому мы говорим исключительно о той самой советской номенклатуре.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как известно, номенклатура имеет свойство разрастаться. Если на заре советской власти — точнее, в начале 1920-х годов — из всей советской внешней разведки честь принадлежать к номенклатуре ЦК РКП(б) имел один только начальник Иностранного отдела ОГПУ, «то в конце 30-х годов в неё входили все категории оперативных работников центрального аппарата внешней разведки НКВД СССР, а также слушатели Школы особого назначения»[79].