Техники семейной терапии - Сальвадор Минухин

Минухин (дополняя жест отца): Дело в Кит?

Простое прослеживание переводит невербальное высказывание в вербальную форму.

Отец (глядя на жену): Нет, и не в ней. Дело в том, чего она не делает и что она делает, в том смысле, как она тратит время. Иногда мне кажется, что ей надо бы подумать о том, что важно, а что нет.

Терапевт. Кит, он смягчает мои слова.

Терапевт прослеживает процесс, отмечая различие в аффективном характере первого и второго высказываний мужа, — и предлагает жене прокомментировать оценку терапевтом поведения мужа.

Мать: Это насчет ловушки?

Минухин: Да, насчет ловушки. Я думаю, люди иногда чувствуют подавленность, когда им, как вашему мужу, приходится быть неискренними. Ваш муж не склонен высказываться напрямик. В вашей семье очень много неискренности, потому что вы, в сущности, очень хорошие люди и очень стараетесь не огорчать друг друга. И поэтому вам приходится очень много лгать с самыми лучшими намерениями.

Терапевт продолжает прослеживание, выражая поддержку, — он сосредоточивается на подавленности мужа, описывая ее без элемента оценки, и оформляет дисфункциональное взаимодействие как стремление беречь друг друга.

Отец: Не столько лгать, сколько не говорить того, что следовало бы сказать.

Минухин (матери): И вы ради него делаете то же самое.

Мать: Я неискренна?

Минухин: Спросите его.

Присоединившись к семье, терапевт занимает такую позицию, которая позволяет ему отстраниться, предложив членам семьи взаимодействовать между собой по поводу данной темы.

Мать (отцу): Я неискренна?

Отец: По правде говоря, не знаю. Иногда ты бываешь очень откровенна, но я не могу понять, все ли ты мне высказываешь из того, что тебя беспокоит. Знаешь, когда ты выглядишь расстроенной, я не всегда знаю, что тебя гложет.

Мать: То, что меня могло расстроить, а тебя это не расстроило бы?

Отец: Может быть, отчасти и так.

Мать (улыбается, но глаза ее наполняются слезами): Потому что ты всегда как будто лучше меня знаешь, что меня на самом деле расстраивает, какие у меня в данный момент проблемы.

Минухин (отцу): Видите, что сейчас происходит? Она говорит откровенно, но боится, что, если будет говорить откровенно, это вас огорчит, поэтому она начинает плакать и в то же время улыбаться. Она этим говорит: "Не принимай всерьез мою откровенность, потому что она просто результат стресса". И это вы друг с другом делаете постоянно. Поэтому вы и не можете сильно измениться. Потому что не говорите друг другу, в каком направлении надо меняться.

Терапевт смещает уровень взаимодействия с содержания на межличностный процесс, продолжая держать в центре внимания ту же проблему. Теперь он явно ведет супружескую подсистему к терапевтическому исследованию.

Отец: Мы редко спорим.

Мать: Да, редко.

Отец: Потому что, когда мы спорим, я занимаю такую позицию, которую могу защищать логически, и тогда она чувствует себя беспомощной.

Мать: И я начинаю плакать, и тогда он чувствует себя беспомощным.

Минухин: Я хочу, чтобы вы об этом задумались. Может быть, если он сможет научиться высказываться более критически, ему не придется чувствовать такую подавленность. И может быть, если вы сумеете высказываться более критически, вам не придется столько плакать. Возможно, тогда вы сможете предоставить друг другу больше свободы. Если вы сумеете рассказать ему, что вас гложет, и он это услышит, тогда он, вероятно, сможет сказать вам, что хочет, чтобы в доме все шло как надо.

В конце концов терапевт берет на себя управление терапевтической системой, реструктурируя свое вмешательство и предлагая альтернативные возможности.

Этот сеанс показывает сложность маневров прослеживания. Осуществлять прослеживание — значит не только наблюдать, но и осторожно направлять исследование новых типов поведения. Это значит смещать уровень прослеживания с содержания на процесс и привязывать процесс к конкретному содержанию. Своими указаниями и мягкими уговорами терапевт помогает членам семьи по-новому взглянуть на свои взаимодействия без неприятия друг друга. Маневры прослеживания подкрепляются приемами поддержки, когда вызывающие стресс взаимодействия описываются как продиктованные заботой друг о друге. Реструктурирующие вмешательства терапевта тоже оказываются частью присоединения, поскольку своим описанием альтернативного поведения вносят элемент надежды.

Прослеживание требует знания языка, которым пользуются члены семьи. Для того чтобы прослеживать высказывания детей, от терапевта требуются навыки полиглота. Он должен уметь различать языки, которыми пользуются, скажем, двух- и четырехлетние дети, и сам говорить с ребенком на его языке в присутствии родителей таким образом, чтобы одновременно общаться и с ними.

Семья Кьюнов состоит из отца и матери, которым немного за тридцать, и двух дочерей — четырехлетней Патти и двухлетней Мими. Идентифицированная пациентка — старшая дочь. Ее проблема представлена как "неуправляемость". Во время первой беседы, познакомившись с родителями, терапевт разговаривает с идентифицированной пациенткой.

Минухин: Привет, как живешь?

Патти: Хорошо. Можно мы будем играть в игрушки?

Минухин: Сейчас достанем какие-нибудь игрушки. (Встает на колени.) Ты сказала, тебя зовут Патти?

Отец: Да.

Минухин: Патти, а как зовут твою сестру?

Патти: Мими.

Минухин: Мими? (Сует в рот большой палец, как Мими, и зацепляет своим мизинцем ее мизинец.) Привет, Мими.

Патти: Не бери ее на руки. Не бери ее на руки. Не бери ее на руки. Знаешь почему?

Минухин: Почему?

Патти: Потому что у нее ручка болит.

Минухин: Что-что у нее болит?

Патти: У нее ручка болит, потому что она выпала из кроватки.

Минухин (указывая пальцем): Какая ручка — эта или та?

Патти: Какая ручка, мама?

Мать: Левая. Какая это будет?

Патти (указывая): Вот эта, да?

Мать: Да.

Патти: Вот эта. Она сломала себе… э-э… (Смотрит на мать.)

Мать: Ключицу.

Патти: Ключицу.

Минухин: О Боже!

Патти: Она — тррах! И знаешь почему? Потому что опять выпала из кроватки.

Минухин (родителям): Давайте подвинем сюда пепельницу, чтобы сидеть рядом.

Отец: Ладно.

Здесь терапевт прибегает к двум маневрам, которые важны при работе с маленькими детьми. Один маневр связан с ростом. Терапевт встает на колени, чтобы быть такого же роста, как и ребенок, с которым он разговаривает. Другой маневр связан с нужным уровнем языка. Говоря с четырехлетней Патти, терапевт пользуется конкретными высказываниями, спрашивая, как зовут ее и ее сестру, а потом в ходе расспросов указывая на обе руки Мими. Расспрашивая Патти, он ставит ее в положение компетентной личности, способной отвечать на вопросы и являющейся старшим членом подсистемы сиблингов. С двухлетней девочкой он общается на уровне моторики. Он здоровается с ней, зацепляя ее мизинец, сует большой палец в рот, подражая девочке, и корчит ей гримасы, которым подражает она.

Присоединяясь к этой семье, где есть очень маленькие дети, терапевт начинает сеанс с установления контакта через них. Противоположный подход используется при работе с семьями, где есть дети школьного возраста и старше, — там терапевт начал бы с установления контакта с управляющей подсистемой. В семье, где есть дошкольники, терапевт может общаться с семьей на шутливом невербальном языке. Эта стратегия создает атмосферу релаксации, потому что терапевт выступает в роли наделенного властью персонажа, который с детьми играет, а с взрослыми общается как с родителями.

Отстраненная позиция

Терапевт может также присоединяться к семье, занимая отстраненную позицию. Здесь он пользуется своим положением специалиста, создавая терапевтические контексты, которые вызывают у членов семьи ощущение своей компетентности или надежду на перемены. Он действует не как актер, а как режиссер. Подметив стереотипы семейного танца, терапевт создает сценарии, которые облегчают исполнение привычных фигур или же вносят нечто новое, заставляя членов семьи взаимодействовать между собой необычным образом. Эти приемы способны вызывать изменения, но они являются и способами присоединения, которые усиливают ведущую роль терапевта, поскольку он воспринимается как арбитр, следящий за соблюдением правил ведения сеанса.

В качестве специалиста терапевт следит за мировосприятием семьи. Он принимает и поддерживает некоторые семейные ценности и мифы. Другие он обходит или намеренно игнорирует. Он выясняет, как члены семьи формулируют свое ощущение, что "мы — семья Смитов и именно так должны себя вести". Он обращает внимание на стереотипы общения, выражающие и поддерживающие внутренний опыт семьи, и выделяет значимые для данной семьи фразы. Эти фразы он может использовать в качестве маневров присоединения — либо с целью поддержки семейной реальности, либо для конструирования более широкого мировосприятия, которое повысит гибкость семьи и сделает возможными изменения.