Там помнят о нас - Алексей Авдеев

— Чего бродите? Лунатики! Марш по шалашам, а то вместо себя дежурить заставлю!

Ребята смеялись, шутили. Чувствовалось, что благополучное возвращение товарищей, которых многие считали погибшими, добавило всем сил.

Враги

Не успел я уснуть, как услышал громкий голос: — Товарищ старший лейтенант! Товарищ комиссар, вставайте!

Я открыл глаза, Бажанов уже сидел на своей постели из еловых веток. Клацнула, открываясь, защелка деревянной коробки его маузера.

— Почему тревога? Что случилось, дежурный?!

— Гости у нас!

— Какие гости?! — спросил командир уже спокойнее.

— Свои. Омсбоновцы. Трое их. Из второго полка. Командиром у них лейтенант Озмитель.

— Комиссар, слышал? — сказал Бажанов радостно.

Мы вышли из шалаша. Гостей окружала толпа. Слышался смех, радостные восклицания:

— О-о, кого я вижу?! Леха-а-а! Привет!

— Иван? И ты здесь?

Многие наши люди были знакомы с пришедшими. И еще все мы радовались тому, что наконец встретились с отрядом, о котором в Центре ничего не знали. Москва не имела связи с ними больше месяца.

Бажанов с гостями и тремя нашими автоматчиками немедленно отправился в отряд Озмителя.

Часам к двенадцати командир отряда с бойцами вернулись. Принесли два оклунка зерна и часть кабаньей туши. «Повара» тут же начали разделывать мясо. Вокруг них собрался народ, глотал слюни.

Бажанов рассказал, что Озмитель потерял радиста, поэтому-то и прекратилась их связь с Центром. И еще новость: рядом с ними стоит местный партизанский отряд. Боевые действия отряд начал с осени 1941 года. Связи с Большой землей местные товарищи не имели и не имеют. На зиму они забрались в страшную глухомань. И вышли оттуда, когда встретились с отрядом Озмителя.

Партизаны за это время пустили под откос воинский эшелон противника. В двух местах подорвали шоссе Москва — Минск. Уничтожили телефонную и телеграфную связь. Ликвидировали десятки гитлеровцев. В постоянном страхе держали предателей народа. Лес стал для нас ближе и безопаснее.

Повеселевшие ребята развесили над костром котелки, набитые снегом, готовились к сытному обеду…

Вдруг грянул недалекий выстрел. Затарахтела автоматная очередь, вторая. Ударил пулемет. Спустя несколько секунд мы услышали:

— Германцы!. Товарищ командир, германцы!

— В ружье!.. К бою!

Не прошло и полминуты, как омсбоновцы разбежались по заранее расписанным местам. Появился тридцатидвухлетний боксер Владимир Лазовский, находившийся в дозоре. Тяжело дыша, доложил, что по просеке, со стороны деревни Кисели, приближается большая группа немцев. Дозорный заметил их метрах в двухстах от себя, выстрелил. Увидев Лазовского, фашисты открыли беглый огонь.

Моргунов с отделением кинулся к левой просеке, Голохматов — к правой. Торопливо тараторили вражеские автоматы. Между деревьями уже мелькали фигуры немцев. Мы дружно ударили из всего оружия, уверенно зататакал наш «дегтярь». Многоголосое эхо катилось лесом.

Если мы были предупреждены дозорным о появлении противника, то немцы, увидев одного убегающего от них человека, не предполагали, конечно, что в лесу находится хорошо вооруженный отряд. Наш дружный огонь так подействовал на оккупантов, что стрельба их стала беспорядочной, а вскоре и вовсе прекратилась. Не успели мы развернуться для ответного организованного удара, как немцев след простыл.

На истоптанном снегу было много пятен свежей крови. Валялся ствол от ручного пулемета. Порожний магазин от него.

Какие потери понес противник, мы не знали. У нас был ранен Виктор Правдин. Автоматная пуля прошила ему правое плечо и застряла где-то под лопаткой.

Преследовать отступающих немцев не было смысла и не входило в наши планы. Надо было думать о том, как побыстрее сменить место стоянки. И так, чтобы не оставить следов.

Необдуманное поведение немцев подтверждало то, что они ничего не знали о пребывании советского отряда в этом квадрате леса. Но теперь-то фашисты примут срочные и решительные меры, чтобы уничтожить нас. Надо было немедленно уходить.

К счастью, на лес неожиданно наползла сырая хмарь. Стало серо, как в ранние сумерки, затем пошел снег.

Снегопад не раз выручал нас и раньше, засыпая следы. Сегодня мы были вдвойне рады ему, как неожиданной встрече с верным другом. Он помог нам выйти из затруднительного положения. У ребят поднялось настроение.

Срочно свернули хозяйство лагеря. Распределили между носильщиками снаряжение и боеприпасы. Каждому досталась довольно-таки увесистая ноша: ведь волокуш у нас уже не было. Оставили «маяк» для наблюдения за противником и возможной встречи группы Галушкина.

Лагерь покинули в 16.00. Отряд вытянулся в колонну по одному. Я шел первым, Бажанов замыкал шествие. Хотя снег продолжал идти и маскировал наши следы, мы решили не рисковать и вошли в первый встречный поток талой воды. Глубина была не выше колена. Шагали не поднимая ног, чтобы меньше производить шума, изредка останавливались. Вокруг была глухая тишина. На берегах потока ни единого следа. Только девственная белизна свежевыпавшего снега. Петляя, поток то выходил из леса на поляну, то снова возвращался под сень заснеженных деревьев. Он привел нас в старый сосновый бор, дремавший над обрывом. Здесь и решили остановиться.

Соорудили шалаши. Развели в шалашах небольшие костерки. В такую непогоду фашистские стервятники вряд ли что рассмотрят. В отряд Озмителя послали связных и предупредили их о карателях…

Стремясь не раскрыть место дислокации нового лагеря, решили выходить и возвращаться в него только по дну потока.

Бой на Березине

Поздно вечером этого же дня «маяк», оставленный нами в старом лагере, привел на новую базу Бориса Галушкина, Ивана Мокропуло, Георгия Иванова и Николая Ананьева. От усталости и голода ребята едва держались на ногах. Галушкин рассказал о том, что с ними произошло.

К месту, где отряд оставил часть груза, они подошли вечером 8 апреля. Ночью зашли в деревню Могильня. В ближайшем к лесу доме долго не откликались на стук. Ребята уже собрались уходить от неприветливого дома, но вдруг дверь отворилась и на пороге показался толстый бородатый мужик (оказалось, староста!). Он долго «не понимал», что от него хотят. Пошли по деревне. Жители охотно отдавали все, чем богаты. Затем запрягли шесть саней, потому что на волокушах в такую распутицу доставить груз в отряд было невозможно. Ребята горячо поблагодарили жителей за помощь.

В обратный путь группа двинулась только во втором часу ночи 9 апреля. До рассвета прошли лишь около четырех километров. Утро застигло омсбоновцев в открытом поле. День отсиделись в просторном овине. В ночь на 10 апреля отправились дальше. Часа в три ночи подошли к Березине. Перебраться по-пластунски, используя наш опыт, не удалось — льда на реке уже не было. Вместо моста торчали обгоревшие концы свай. Решили переправиться против деревни Протасово на плоту. Разобрали бревенчатый сарай, стоявший на берегу. К семи утра плот был готов. Галушкин поручил Крылову и Лобову опробовать его.

В этот момент и раздались выстрелы. «Предательство!.. Это староста!» с горечью подумал Борис и приказал:

— Груз в реку!.. Быстро!

Галушкин оказался прав. Позднее удалось установить, что их предал староста деревни Могильня. Верхом на лошади он добрался до города Рудня и предупредил оккупантов.

Укрывшись за скатом высокого берега, часть ребят принялась разгружать подводы и сбрасывать груз в воду. Их прикрывали огнем из автоматов Иванов и Мокропуло. Крылов и Лобов добрались на плоту до противоположного берега, залегли и тут же вступили в перестрелку. Омсбоновцы благополучно форсировали Березину. Тем временем фашисты приблизились почти к самому берегу и открыли интенсивный огонь. Лобов был убит. Крылов ранен. Он медленно, волоча ногу, полз к основной группе омсбоновцев.

Стреляя по фашистам, Галушкин успел заметить, что Володя Крылов вдруг сел, размахнулся… Взрыв! Крылов бросил вторую гранату. Снова взрыв! Дальше ползти Крылов, видимо, уже не мог. Он сидел, неловко склонившись на бок, бил в немцев короткими очередями из автомата. Фашисты отхлынули и двинулись в обход.

— Борис!.. Они вас обходят!.. — закричал Крылов.

Пулей наповал сразило Купина. Четверо оставшихся в живых партизан залегли в перелеске и открыли огонь по врагам, надеясь, что Крылов доползет до них. Новее реже и реже слышались выстрелы его автомата, а вскоре он замолчал совсем.

Шесть долгих часов отбивались от наседавших врагов, вели огонь одиночными выстрелами, экономя патроны, и только по видимым целям. Каратели пытались отрезать наших от леса, но всякий раз четверка омсбоновцев заставляла врагов отступить. Опустившаяся на землю сырая ночь помогла галушкинцам наконец оторваться от противника. Борис еще двое суток водил ребят по лесу, запутывая следы, все дальше отрываясь от преследователей…