Украсть у президента - Гриньков Владимир Васильевич

– Я тут собрал немного денег, – сказал Горецкий. – Я буду очень рад, если вы их примете.

Он очень правдоподобно изобразил смущение и выложил на стол сложенную вдвое средней толщины пачку сторублевок. Мария Николаевна смотрела на деньги и оставалась неподвижной. Горецкий терпеливо ждал. Женщина вдруг потерла ладонями щеки и глаза, как будто умывалась – вверх-вниз, вверх-вниз, и произнесла тусклым бесцветным голосом:

– Если бы вы знали, как страшно в конце жизни оставаться одной.

Ей было едва за пятьдесят, но для нее это уже был конец жизни. Потому что впереди ее ничто не ждало. Никаких других событий, кроме смерти.

– У вас есть мама?

– Да, – ответил Горецкий.

Она скорбно кивнула. Горецкому впору было устыдиться, что он не сирота.

– Вам, наверное, трудно живется? – сказал он.

– Мне теперь совсем не живется.

– Я понимаю, – поддакнул Горецкий. – Но я в материальном плане имею в виду.

– Пенсия, – сообщила коротко женщина.

– А Ваня… денег не оставил?

Он едва не спросил – «денег не шлет?» Вот бы она удивилась.

– Нет, – качнула скорбно головой Мария Николаевна. – Присылал, конечно…

– Когда? – быстро спросил Горецкий…

– До того еще… как все случилось… я переводы от него получала…

– А после? – все-таки не удержался Горецкий.

– «После» – это когда? – переспросила женщина и посмотрела удивленно.

– После случившегося, – сохранял спокойствие Горецкий. – Кто-нибудь вам деньги присылал?

– Нет, что вы, – покачала головой. – Кому мы нужны, старики? Остались со своим горем. А жизнь мимо нас теперь идет.

Значит, Ваня не давал о себе знать. Или она осторожничает?

– Дети наши, пока они маленькие, – продолжала Мария Николаевна. – А когда вырастают, их у нас забирают. У Вани служба. Деньги слал, а сам не появлялся. Получается – забрали его у меня.

– Совсем не появлялся?

– За год три дня, за два года неделя, – сказала печально женщина. – Я его и не видела.

– Служба, – вздохнул Горецкий. – Он вам что-нибудь о службе рассказывал?

– Нет. Вы тоже своей маме, наверное, не говорите ничего?

– Не говорю.

– Вот видите, – сказала Мария Николаевна. – Военная тайна.

Последнюю фразу она произнесла без малейшего намека на иронию.

– А вы и не догадывались? – спросил Горецкий.

– О чем?

– Чем Ваня занимается.

– Я понимаю, что важная была работа, – пожала плечами женщина. – Он у меня очень был достойный. Любое дело сделает на «отлично». Вот ему и доверяли.

– А что доверяли?

– Вы сами лучше меня знаете.

– Я не все знаю, – сказал Горецкий, чем немало удивил свою собеседницу. – Да-да, это так. Вот был я. И был Ваня. Друзья, а если каждому дадут отдельное задание, так и не знаешь, где он, что с ним и чем занимается.

– Ничего не говорил. Так, догадывалась я только.

– О чем?

– Что работа ответственная. Что командировки.

– Про командировки он что вам говорил? – спросил невинным голосом Горецкий.

– Ничего. Он вообще молчал о том, что куда-то ездил.

– Как же так? – озадаченно посмотрел Горецкий.

– А вот так. Я сама догадалась. Приезжает на три дня. Загорелый. А месяц был февраль.

– Год помните?

– Девяносто девятый.

– И где же это он загорел?

– То-то и оно, – сказала женщина. – Я спросила, а он отвечает: это с лета у меня такой загар. А чтобы с лета до декабря такой загар сохранился – так не бывает. Я больше не расспрашиваю. Понятно, секретничает. Взрослая жизнь. Он уже не со мной. Он с президентом.

Горецкий впился взглядом в ее лицо. Она заметила это, пожала плечами:

– Это я знала. Ваня сам однажды мне сказал такое: «Я работаю на президента».

– «На президента»? Или «с президентом»?

– «На президента».

– А что он имел в виду?

– То и имел, – сказала женщина. – Вы ведь сами в курсе.

– У нас служба немножко разная была, – сообщил Горецкий. – И я про Ваню многое не знаю. Я вам уже говорил.

– Он ничего мне больше не сказал. Но я поняла, что он на самом верху там где-то.

– Фамилии он какие-нибудь называл?

– Нет.

– Фотографии привозил?

– Да.

– Интересно было бы взглянуть, – сказал Горецкий, и у него сладко заныло в груди. – Вспомнить друга своего.

Женщина сняла с полки фотоальбом. Иллюстрированная история жизни Вани Алтынова. Маленький грудничок. Вот ему уже несколько месяцев. Передвигается на четвереньках, ходить еще не может. Вот он уже пошел, папа и мама поддерживают его, чтобы не упал. Марию Николаевну трудно узнать в этой женщине. Что делают с людьми годы и беды! Карапуз с игрушечной машиной. На море. На скамье. С велосипедом. С каждой фотографией становится все старше. Вспышка фотоаппарата раз за разом выхватывает из череды дней одного и того же человека, фиксируя, как он меняется со временем. Выпускной утренник в детском саду. Школа. Год за годом. С одноклассниками и без. И уже не появляется мужчина, поддерживающий крохотного Ваню. В классе. На экзамене. При вручении аттестата. Солдат. Уже взгляд не мальчика, но мужа. А потом временной провал, и сразу – фотография Алтынова в форме старшего лейтенанта милиции. Точно такую же Горецкий видел в материалах уголовного дела, по которому проходил Иванов Виталий Сергеевич. Этого человека Иванов якобы убил.

– Странно, – сказал Горецкий. – Почему форма милицейская? Разве Ваня служил в милиции?

– Нет, не служил. Сказал, что у товарища одолжил. Поозорничал, в общем.

– Эту фотографию он вам привез?

– Да.

– Когда?

– Незадолго…

Мария Николаевна судорожно вздохнула. Значит, больше фотографий не было.

– А остальные фотографии? – спросил Горецкий. – Тут вот он солдат. Тут вот уже офицер, пускай даже форма на нем чужая. Но ведь разница между фотографиями – несколько лет. Неужто не фотографировался?

– Может, и фотографировался. Но у меня ничего нет.

– И не было?

– И не было.

– А когда вы последний раз его видели?

– В девяносто девятом году. В феврале.

– Он один приезжал?

– Один.

– Побыл, уехал… И больше не объявлялся?

– Нет.

– И не звонил?

– Звонил.

– Когда?

И снова она сказала:

– Незадолго…

– Что говорил? – продолжал свой вежливый допрос Горецкий.

– Как обычно.

– А что было обычно?

– Что у него все нормально. Спрашивал, как мои дела, как здоровье. Говорил, что денег вышлет…

– Выслал?

– Нет. Не успел.

– И с тех пор – никаких весточек?

– Ну какие весточки! – сказала Мария Николаевна скорбно.

– Но, может быть, за эти годы происходило что-нибудь, что вас удивило, – вкрадчиво произнес Горецкий. – Какие-нибудь странные события. Телефонные звонки. Может быть, на вас кто-то выходил…

– Кто выходил? – посмотрела непонимающе женщина.

– Кто-то, кого вы прежде не знали. Или знали… Кто был когда-то связан с вашим сыном…

– Нет, – сказала Мария Николаевна, и в глазах ее уже угадывалось недоумение. – А вы о чем вообще говорите?

– Скажите, а у вас никогда не возникало подозрений, что ваш сын не погиб?

– Это вы о чем? – изумилась женщина.

– Значит, ничего такого вам в голову не приходило?

Мария Николаевна смотрела растерянно.

– Вы были на суде? – спросил Горецкий.

– Н-нет.

– Почему?

– Я слегла.

– Что с вами такое случилось?

– Мне плохо очень было. Когда мне сказали…

– Кто вам сказал?

– Я не знаю. Это по работе Ваниной. Из ФСБ, наверное. Приехали и объявили, что он погиб.

– Вы их помните?

– Нет, – покачала головой Мария Николаевна. – Это вряд ли. Я как в тумане была. Мне даже укол сделали.

– Кто? – быстро спросил Горецкий.

– Врач.

– Какой врач?

– С ними был врач.

– С ними? – уточнил Горецкий. – Или они вызвали «скорую помощь»?

– Нет, он с ними уже был. Знали, наверное, что может что угодно со мной случиться, и позаботились заранее. Организованно, в общем. Военные люди, у них во всем порядок.