Новый Завет. Вводный курс (Лекции, ПСТБИ) - Алексей Емельянов

Это все суть служебные, конечно, сведения, но сведения полезные, ибо часто муссируется, что неправильно говорить «Евангелие от Матфея», надо говорить «Евангелие по Матвею», потому что автором его является не Матфей, а Евангелие одно, просто изложенное в интерпретации Матфея, Луки, Марка, Иоанна. Говорят, что не тот падеж (не «от», а «по» Матфею), употреблен в славянском тексте.

Теперь такой пример. Есть знаменитый фрагмент древнего текста, именуется он «фрагмент Муратори» или «Канон Муратори» по имени ученого, который его обнаружил в библиотеке. Это один из древнейших перечней книг, употребляющихся Западной Церковью. Он сохранился на латыни. И вот Евангелие от Луки обозначается просто, как?»3-я книга Евангелия по Луке», т. е. для автора-составителя этого списка, а датируется он II веком, важнее, что это по порядку 3-е изложение, а не то даже, что автором его является какой-то конкретный человек Лука.

На представлении о том, что может быть только одно Евангелие — «Евангелие об Иисусе Христе» — основана и первая известная гармонизация содержания Евангелий. Это попытка, предпринятая учеником мученика Иустина сирийцем Татианом, была написана приблизительно в 170 г. н. э. Под гармонизацией (или симфонией) здесь следует понимать согласование 4-х версий истории Господа.

Составленное Татианом повествование получило название «Евангелие по Четырем», одна благая весть в изложении 4-х авторов. Здесь как раз и проступает с наибольшей очевидностью убеждение древних, что благая весть одна. Мы это все понимаем, просто интересно, длительно как в древности складывалась традиция. Итак, Татиан, подразумевая, что Евангелие может быть только одним, написал «Евангелие по Четырем» (по-гречески «Диатессарон»). Нам не известно, на каком языке, сирийском или греческом, был написан оригинал этого древнего сочинения, сохранился лишь маленький греческий фрагмент.

Известно, что на Востоке широко использовался сирийский текст «Диатессарон». Как и многие другие авторы, стремившиеся к согласованию Четвероевангелия, Татиан достигал своей цели путем сокращения, т. е. чтобы согласовать, он то, что не вливалось в общую струю, сокращал. Мы это можем только реконструировать, потому что самого текста мы не имеем в полноте. В сирийской церкви длительный период «Диатессарон» применялся вместо канонического Евангелия — до V века включительно. Так как Татиан уклонился в своем вероучении в ересь и отошел от Православия во II веке, порвал с Римской Церковью, то его учение было признано еретическим, «Диатессарон» был изъят из употребления, и списки его были уничтожены. Этот памятник древнехристианской литературы дошел до нас лишь в переводах на латинский и арабский языки. Известен маленький фрагмент греческого текста, а также комментарий на сирийский «Диатессарон», написанный Ефремом Сириным (IV в.). В его собрании сочинений, которое недавно переиздавалось несколько раз, содержатся комментарии именно на сирийский «Диатессарон». Итак, — потребность гармонизации, была одна благая весть, она транслировалась в 4 повествования, теперь обратный ход, от 4-х — к одному повествованию, к одной благой вести. Эта потребность всегда ощущалась в Церкви и порождала новый опыт такого рода. Примером является наша Симфония, которая излагается в Брюссельской Библии или в Синодальном издании в конце, когда Евангельский текст приведен в виде отдельных стихов в предполагаемом согласовании, т. е. 4 столбца и стихи соединяются по темам. Если в одном Евангелии есть уникальные места, то стихи идут в одном столбце, а в прочих столбцах места остаются пустыми, там нет параллельных мест. Такие опыты предпринимал Ориген, учитель церкви III века, блж. Августин в V в., а также наш автор прошлого века Гладков. У него есть единственный опыт русского Диатессарона — «Евангелия по Четырем», книга его называется «Толкование на Евангелие», она была переиздана пару лет назад.

Внутренний смысл выражения «Евангелие по Матфею», «Евангелие по Луке», — это одно благовестие в изложении такого-то автора — стерся, перестал однозначно указывать теологическую идею о единстве истинного Евангелия в изложении, например, Матфея, Луки и т. д. Церковные писатели II–IV вв. говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но говорят и о евангелиях, скажем, по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т. д., отвергая эти начинания, как еретические и сомневаясь в их авторстве. Эти церковные писатели (Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) предполагали, что слово «Евангелие» допустимо к этим еретическим писаниям. Почему? Потому что оно в их понимании означает просто литературный жанр. Для них имел значение чисто литературный смысл этого слова, т. е. к этому жанру относились все эти апокрифы, поэтому они не стеснялись применять это слово, для нас теперь великое, к спорным и даже еретическим, ложным книгам. Вот такая метаморфоза. Сначала у греков Евангелие одно, у евреев — другой термин, греки его перевели словом однократным с Евангелием, потом у греков и у язычников оно приобрело религиозный смысл, потом Господь пришел, потом использовали этот термин для обозначения благой вести, принесенной Господом Иисусом Христом о Царстве и о спасении в этом Царстве не от мира сего, затем этот смысл перемешался с литературным смыслом обозначения книги, которая повествует об этой вести, а потом даже отделился от теологического смысла и стал обозначать просто даже жанр. Но, не взирая на такой широкий спектр употребления этого слова, для нас это слово остается в окончательном смысле великим, в первую очередь, в теологическом смысле, как весть о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.

Теперь о термине «канон», от которого происходит название канонические Евангелия. Это греческое слово означает камыш, тростник. В свою очередь, греки заимствовали это слово из семитской языковой среды. Затем слово «канон» стало означать прут, сделанный из тростника или камыша. Далее в порядке возникновения переносных значений слово эволюционировало: отвес, линейка для графления у писца, дальнейшая абстракция — правило, норма, мера, образец. Вот, от камыша — к образцу, уже абстрактные понятия, никакого камыша нет и в помине, все о нем уже и забыли. От прикладного смысла как бы сублимируется абстрактное значение, как бы очищается от этой оболочки, становится термином. Во множественном числе это слово «канонес» приобрело значение «таблицы». Таблицы могут быть разными: математическими, хронологическими, астрономическими, в древности все эти таблицы с любовью составлялись, потому что от них многое зависело. Александрийские филологи II в. до Р. X. назвали канонами составленные ими списки образцовых греческих писателей (Александрия II века — это греческое государство, после Александра Македонского государство Птолемеев с высокой культурой. Таким образом в употреблении этого слова у александрийцев сошлись два элемента значения, с одной стороны — сборник, формальный перечень, и с другой стороны — включенная в этот сборник содержательная мера, в этот сборник включаются только образцовые сочинения. Появляется новое значение — сборник. Оба эти значения реализуются и при отнесении термина «канон» к Новому Завету. Итак, это сборник Священных Писаний христианской Церкви, с другой стороны, эти Писания подбираются по содержательному принципу. И этот содержательный принцип, исходя из которого они выделены в этот список, тоже входит в понятие канона, потому что наши канонические Евангелия были выбраны Церковью, исходя из критерия. В текстах, вошедших в Новый Завет, у ап. Павла слово канон употребляется в значении правило, критерий оценки. Например, в смысле «правило» оно встречается в (Гал. 6, 16), «Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию». Какое правило?

«Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь».

Здесь у ап. Павла употребляется слово канон. А как критерий оценки это слово употребляется у ап. Павла в (2 Кор. 10, 13):

«А мы не без меры хвалиться будем, но по мере удела, какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас».

Далее:

«Мы не без меры хвалимся, не чужими трудами, но надеемся, с возрастанием веры вашей, с избытком увеличить в вас удел наш …проповедывать Евангелие, а не хвалиться готовым в чужом уделе»

(2 Кор. 10, 15-16).

Итак, в церковном употреблении канон в значении «словесная формулировка нормы» входит в термины «правило истины», «правило веры» (κανων τηζπιδτεοζ — по-гречески). Это термины, которые обозначали само основное содержание веры и формулировку ее главных истин и вероисповедных текстов. Например, в крещальном Символе веры. Здесь имеется в виду и содержание веры и та формулировка, в которую это содержание облекается. Скажем, в Символе веры Церковь облекла содержание своей веры в конкретные формы, и это тоже стало каноном.