Чистовик - Лин Петрова

— И не думай даже! Меня под суд отдадут, ежели случится чего. А оно случится!

— Да уже случилось — едва не стонала я.

— Сын на моих глазах помирает.

И такое отчаяние затопило меня… хоть криком кричи. Неужели не смогу спасти? А потом вдруг резко стало спокойно, словно из меня все чувства выпустили.

— Тогда иди с богом, Василий Степанович. Ежели сможешь жить после этого, если сможешь спать спокойно, то иди. Да только не отводи глаз, когда попадусь на дороге. Оставь только капельницу мне. За это ведь не посадят? Вот и дай.

И едва система оказалась у меня в руке, уже не обращая на посторонних, обратилась к мужу.

— Вань, тебе придется помочь мне. Одна я не управлюсь.

— Как?! — побелевшими от страха губами произнес муж и отшатнулся.

— Я же не умею.

— И я не умею. Но мы хотя бы попробуем. Нужно кровь мою сыну перелить, осталось мало времени.

Я легла рядом с сыном. Да, страшно было из — за того, что есть возможность это сделать, но мы не знаем, как это сделать.

— Нюра, перевяжи мне здесь руку. Вот так, правильно. Теперь Андрею перевяжи. Вань, посмотри на меня. Тебе нужно собраться. Я не знаю как, но нужно. Каждая минута дорога. Слышишь?

Он судорожно кивнул.

— Нужно сначала эту иглу мне поставить. Это как занозу большую убрать, только наоборот. Помнишь, как Димке убирал? Не забоялся же?

Его руки ходили ходуном. А ведь не сможет. Неужто… — мелькнуло в голове.

— Уйди.

Василий Степанович оттолкнул Ивана, а сам сел рядом со мной.

— В тюрьму вместе пойдём!

— Пойдем, Стеныч. Главное сына спасти.

Появилась надежда, маленькая, но надежда. Мне иглу он сразу воткнул, а вот Андрюшке сразу не смог, только тихо матерился. Но это ничего, пусть ругается, главное чтобы сделал как нужно.

— Есть!

И я судорожно вздохнула и закрыла глаза. Теперь только ждать и молиться.

— А ну открой глаза, — Василий Степанович начал тормошить меня.

— Ишь чего удумала. Сама как?

Я открыла глаза.

— Ничего вроде.

Повернула голову на сына. Он еще был без сознания, но дыхание выровнялось. Да и кожа немного порозовела.

— Степаныч, помогло вроде?

— Помогло.

Я улыбнулась и почувствовала, как закружилась голова, но не скажу пока ничего, пусть еще немного крови сыну перейдет. А уж когда стало невмоготу, я шумно вздохнула, пытаясь прийти в себя.

— Ах ты паразитка такая. Голова кружится, да? И чего молчишь?

Он снял систему.

— Ты лежи пока, в себя приходи. Вон и машина на подходе.

В город повезли нас двоих. А там…

— Знакомые лица.

К нам вышел врач, что в прошлый раз снимки показывал. Увидев сына, он быстро распорядился:

— В операционную. А эту в палату.

Я лежала под капельницей, и внутри меня было такое спокойствие, ведь чувствовала, что с сыном всё будет хорошо. Умудрилась даже поспать, пока не скрипнула дверь. Заглянул доктор, глянул на меня, на капельницу, снова на меня и просто подмигнул. Я улыбнулась. И ведь даже слов не нужно, чтобы понять, что операция прошла хорошо.

А через некоторое время, по пути домой, сын со вздохом спросит у меня:

— Бедовый я у тебя, да?

Я молча обниму его за худенькие плечи, да прижму к себе. Живой. А это самое главное!!!

*

Наша деревня потихоньку «умирала». От процветающей фермы остались лишь полуразрушенное здание, да зияющие оконные проемы.

Молодежь потихоньку перебиралась в город. Закрыли школу, ведь детей мало осталось. А тем, кто остался, приходилось ходить пешком через поле в соседнюю деревню.

Теперь проходя по деревне, всё чаще встречались пустующие дома с закрытыми окнами да заросшим травой двором. Пока что было не так печально, ведь еще работал детский сад, магазин. Да и председатель не спешил покидать свое место.

Но тут Иван мой заговорил.

— Нужно в город перебираться, пока не поздно. На завод звали ребята. Устроюсь, комнату нам выделят. Да и дети под боком учиться будут.

Так — то оно так, да не больно хотелось мне в чужое место ехать жить. Здесь ведь всё родное. Каждый уголок, каждый закуток имеет нашу совместную историю.

Но понимала, что другого пути у нас нет. А сердце так ныло…

— Не поеду я, дети. Чего мне в городе вашем делать? Я в этом доме родилась, здеся и помру. Отец твой, Ваня, здесь похоронен и родители. А вы поезжайте, обо мне не думайте, я ведь в своем доме остаюсь. Здесь и стены родные подсобят.

— Я пока здесь с матерью останусь, Вань. Стареет она, присмотрю за ней. А ты езжай, коли так. Как комнату выделят, тогда и подумаем.

На том и порешили. Муж каждые выходные исправно ездил домой. В хозяйстве мужская рука, ой, как нужна.

А мать действительно сильно сдала. С трудом вставала с постели, да и по дому медленно передвигалась. И как она собиралась одна здесь остаться? Так что я правильное решение приняла.

Иван то поначалу каждые выходные появлялся, а потом раз пропустит, другой. Так ведь и работа на заводе не легкая, а дорога много времени занимает. Пока сюда, потом обратно. Понятное дело.

А я начала за собой замечать, что устаю сильно. Вроде всё как обычно, да только клонит меня в сон, и хоть что со мной делай.

Да только старалась виду матери не показывать, вижу, что и так переживает, что мы в разных домах живём из — за неё.

В один из дней муж приехал не один. В дом вошли двое, муж и женщина какая. Я обрадовалась, кинулась на стол накрывать, мужа встречать. Да только он глянул на гостью, смутился и говорит, что ненадолго мол, по делам к председателю.

Гостья окинула взглядом по сторонам, вежливо кивнула, приветствуя хозяев, и посмотрела на мужа. Тот засуетился, чуть ли не в поклоне указал рукой на дверь.

Свекровь хмыкнула, да смолчала. Ваня пришел затемно, кушать не стал. Лег, отвернулся и уснул. Едва рассвело, его и след простыл. Я осталась в легком недоумении. Нам бы дров поколоть да калитку подправить. Может, в следующий раз найдет время?

И вроде бы и ничего, но стала замечать, что изменился мой Иван. То взгляд отведёт в сторону, чтоб на меня не смотреть. Не обнимет, не прижмет, как раньше. И норовит уехать быстрее, словно за ним черти гонятся. И в город перестал зазывать….

Ужели город так людей меняет?

Одним днём свекровь попросила помочь ей