Оправданный риск - Эллен Чейз

Квентин уже было собрался ответить, но неожиданно откусил тост. Он преображался, становясь спокойнее и увереннее. Боль, мучившая его в течение долгих лет, воспитала в нем мужество и мудрость. Он многим в своей жизни гордился и внезапно захотел поделиться этим с ней. Зачем унижать себя горестными воспоминаниями? Образ сына возник перед ним. Роберт был самым главным в его жизни. И, может быть, разговор с новым человеком поможет ему оценить свои взгляды с иной точки зрения.

Новый человек — незнакомая Стефания Бранд? Как получилось, что незнакомая женщина начала превращаться в друга и доверенное лицо? Его размышления были прерваны женской рукой, легшей на его ладонь. Квентин безмолвно наблюдал, как она нежно дотронулась до него, а затем сплела пальцы с его пальцами.

Когда он наконец заговорил, то сам изумился, что в нем не было и намека на внутреннюю борьбу:

— Грехи отца. Эта фраза как нельзя лучше выражает суть дела или, по крайней мере, мне так казалось. — Его рот скривился в улыбку. — Я был всего лишь на несколько месяцев старше Роберта, когда попал под влияние взрослой женщины, — продолжая, он понял, что не может открыто смотреть ей в глаза, и сосредоточил внимание на их сомкнутых пальцах. — Андреа была самым обворожительным и пленительным созданием, о котором только мог мечтать мальчишка моих лет. Она одевалась и красилась, ну прямо как модель из журнала «Вог», и это несмотря на то, что была всего-то секретаршей на стройке, где я работал во время каникул.

Она возвышалась среди грязи, бетона, сквернословия и грохота. И казалась надменной и холодной — и я влюбился. Это тебе не хихикающая школьница, подшучивающая и заигрывающая на заднем сиденье машины. Она во всем прекрасно разбиралась. А мне не хватало этого знания. Я хотел познать ее. — Он сделал паузу, чтобы промочить пересохшее горло. — Ее забавляло, что каждый день я клал на ее стол свежие цветы, и, вероятно, умиляло мое пылкое внимание. До сих пор не понимаю, что заставило ее принять мое приглашение пообедать. Вероятно, она решила, что неплохо повеселиться и поесть бесплатно.

Но никто из нас не смеялся, да и обед был одним из многих. Мое внимание было встречено одобрительно. Я был не по годам развит физически, и наши отношения стали в скором времени очень пылкими, а встречи — интимными, и Андреа быстро забеременела.

Квентин услышал, как Стефи вздохнула и крепче сжала его руку.

— Это испугало и разозлило меня. Она была на восемь лет старше и уже давно не девственница. Поэтому я и вбил себе в голову, что она прекрасно предохраняется. Но у Андреа, оказывается, были свои планы. Она знала, что я неплохо зарабатываю, сама она презирала работу. Тут она и решила провести в жизнь свой план, и сказала мне только на четвертом месяце. — Он глубоко вздохнул. — Мы поженились, и через пять месяцев появился Бобби.

Но Андреа не была создана для материнства. Рождение ребенка нарушило ее здоровье и испортило фигуру. Он плакал ночи напролет и мешал ей спать. Наша квартирка была крохотной, а с появлением кроватки и коляски стала еще меньше. Она задыхалась в такой тесноте.

Полагаю, что от меня не было проку. Днями я работал на стройке, а по вечерам ходил в школу. Изнуренный и замученный муж не соответствовал ее понятию о счастливой жизни. Мы практически все время ссорились.

Она ненавидела меня, а я ненавидел ее. На бедного Роба никто не обращал внимания. Через семь месяцев она бросила нас. С бумагой о разводе я получил ребенка и кучу счетов. С тех пор она и не пыталась увидеть сына. Сейчас я даже не знаю, жива ли она, хотя, откровенно говоря, меня это и не волнует.

Стефания заколебалась, но все же спросила:

— Квентин, и как же вы справлялись?

— Как и остальные родители, — он откинул голову на спинку стула, — крутился, как мог. Пришлось бросить занятия. Подыскал работу топографа и везде таскал Бобби с собой. Некоторое время это устраивало меня, но расходы постепенно возрастали, и мне пришлось отказаться от этой затеи. Устроился на полный день и нанял сиделку. — Он вытер со лба пот. — Это были ужасные годы, потерянное время, Стефания. Я даже не могу толком припомнить их. — Он удивился своему голосу. — Помню только, что безумно тосковал по Роберту, не видел его первых шагов, но слышал, как мужа сиделки он называл папой. Каждый раз, глядя на него, я ощущал чувство вины и унижения. Черт! Ведь мне тогда было едва за двадцать, и на мне уже лежала такая ответственность. Иногда я… я… — он пытался подыскать нужные слова, но ничего не получалось.

Он посмотрел на нее в первый раз с тех пор, как начал свой рассказ. Он пытался предугадать, что увидит в ее взгляде — сожаление, осуждение или отрешенность. Но ее мягкие охряные глаза были глубокими, и в них отражалось уважение, восхищение и понимание. Они подбодрили его продолжать рассказ.

— Когда Роберт начал ходить в школу, дела пошли лучше. Я даже смог возобновить мое инженерное образование. Получив диплом, с грошом в кармане и необыкновенным апломбом, я устроился в почти обанкротившуюся компанию и вскоре вернул ее к жизни.

Меня засосала работа и погоня за долларом. Я не успокаивался, пока не добивался того, что задумывал. Надо мной подсмеивались, а я завидовал беспечной жизни друзей. Мне было горько и обидно, и злоба охватывала меня.

Но что действительно больше всего пугало меня, так это боязнь того, что в один день, не успею я оглянуться, Бобби превратится во взрослого человека. Так и произошло, он невероятно быстро возмужал. Мы оба были старше своих лет. Он с нетерпением ждал этого момента, а я проклинал этот день. Чувство вины за недоданное сыну охватило меня снова, я старался восполнить утерянные годы и дать ему то, чего когда-то не хватало.

Мне всегда хотелось, чтобы у него был свой дом с двориком и садом, поэтому я и купил «Седар Хилл», и мы вместе построили дом. Я восхищался нашими взаимоотношениями и считал себя в большей степени другом, чем отцом. И вынашивал надежду, что он превзойдет меня и станет настоящим инженером или, возможно, архитектором, и мы сможем стать партнерами, но его увлекла музыка и…

— И тогда появилась я, — добавила Стефи. — Взрослая женщина, эти счета из цветочного магазина каждый день. Неудивительно, что вы могли подумать…

Он взял ее руку в свои ладони.

— Мне почему-то взбрело в голову, что история может повториться. — Он заглянул в ее глаза. — Стефи, я виноват и…

Она прикрыла его рот ладонью.

— Напоминаю вам еще раз, что вы прощены. — Она помолчала. — Хотя по-прежнему думаю, что уволю его в понедельник. С глаз долой — из сердца вон, — предложила она. — О, да, он вполне может замкнуться. — Она посмотрела, как он отрицательно мотает головой. — Почему вы качаете головой?