Человек без лица - Альфред Бестер

– Зачем он вам нужен? – снова спросил Черч.

– Вы, кажется, надеетесь выудить из меня что-нибудь пригодное для шантажа, – усмехнулся Рич. – Увы. Это подарок.

– Довольно опасный подарок. – Бывший эспер украдкой смерил покупателя смеющимся и злобным взглядом. – Задумали еще кого-то погубить?

– Вовсе нет, Джерри. Я подарю его моему другу, доктору Огастесу Тэйту.

– Тэйту! – Черч внимательно на него поглядел.

– Вы его знаете? Он собирает старинные вещи.

– Я его знаю. Я знаю его. – Черч астматически захихикал. – Но сейчас я вижу, что не так уж хорошо его знал. И мне делается жаль его. – Он перестал смеяться и метнул на Рича испытующий взгляд. – Да, конечно. Какой приятный подарок. Именно то, что ему требуется. Револьвер-то заряжен.

– Да ну? Он заряжен?

– Представьте себе. Он заряжен. Пять славненьких таких патрончиков. – Черч снова захихикал. – Пять патрончиков. Гасу в подарок. – Он открыл цилиндрический барабан с пятью гнездами, в которые были вставлены медные патроны. Он посмотрел на патроны, потом перевел взгляд на Рича. – Пять змеиных зубов получит в подарок Гас.

– Я уже сказал вам, что вы заблуждаетесь, – жестко произнес Рич. – Я прошу вас вырвать эти пять зубов.

Черч с удивлением уставился на него, затем куда-то торопливо вышел и вскоре вернулся назад с инструментами. Он быстро извлек из патронов пули. Потом вставил холостые патроны в барабан и положил револьвер рядом с деньгами.

– Теперь порядок, – сообщил он радостно. – Теперь бедняжке Гасу ничто не грозит.

Он выжидательно посмотрел на Рича. Тот протянул к прилавку руки. Одной он пододвинул деньги к Черчу, другой – потянул к себе револьвер. В то же мгновение с Черчем произошла новая перемена. Веселенький сумасшедший исчез. Будто железными когтями схватил он Рича за руки, и, перегнувшись через прилавок, жарко заговорил:

– Нет, Бен, – он первый раз назвал его по имени. – Нет, нет. Мне не такая нужна плата. Вы это знаете. Знаю, что знаете, и ваша малохольная песенка не может помешать мне это знать.

– Пусть так, – спокойно сказал Рич, не выпуская револьвера из руки. – Назначьте вашу цену. Сколько?

– Я хочу быть восстановленным в правах, – сказал щупач. – Хочу вернуться в Лигу. Хочу снова стать живым. Вот моя цена.

– Чем я могу вам помочь? Я не щупач и не член Лиги.

– И все-таки можете, Бен. Вы много чего можете. Можете повлиять и на Лигу. Добиться, чтобы меня восстановили…

– Это невозможно.

– Вы можете подкупить, запугать, шантажировать… можете подольститься, вскружить голову, очаровать… Сделайте это, Бен. Сделайте ради меня. Помогите мне. Я ведь помог вам однажды.

– За вашу помощь я с вами расплатился сполна.

– А я? Чем расплатился я? – взвизгнул щупач. – Я расплатился своей жизнью.

– Вы своей глупостью расплатились.

– Ради бога, Бен. Помогите мне. Помогите или убейте меня. Я ведь и так все равно что покойник. Просто не хватает смелости покончить с собой.

Рич помолчал и вдруг грубо сказал:

– Я думаю, самоубийство для вас лучший выход, Джерри.

Щупач отпрянул, будто в него ткнули раскаленной головешкой. Остекленевшим взглядом он уставился на Рича.

– Ну, назовите же вашу цену, – сказал Рич.

Черч, примерившись, не спеша плюнул на кучку соверенов и с ненавистью посмотрел на Рича.

– Возьмите его даром, – сказал он, повернулся и исчез в сумраке погребка.

Глава IV

Нью-йоркский вокзал Пенсильвания до того, как он почему-то был разрушен в конце ХХ столетия (смутный период, о котором мало что можно узнать), посещали миллионы пассажиров. Никому из них не приходило в голову, что вокзал осуществляет связь времен. А между тем внутри он представлял собой точную копию знаменитых бань Каракаллы в Древнем Риме. То же самое можно сказать и о вместительном особняке, принадлежавшем мадам Марии Бомон, более известной среди сотен ее интимнейших врагов в качестве Золоченой Мумии.

Спускаясь вниз по эскалатору в восточной части дома с доктором Тэйтом под боком и убийством, притаившимся в кармане, Бен Рич, как чуткая струна, отзывался на все убыстряющееся стаккато своих чувств. Толпа гостей внизу… Блеск мундиров, туалетов, сверкающая кожа и пастельные пучки лучей, падающие от торшеров, раскачивающихся на тонких ножках… Три, четыре – горячо. Слышатся голоса, музыка, возгласы, отзвуки… И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз… Восхитительное попурри тел и запахов, еды, вина, мишурного блеска… Три, два… раз!

Мишурный убор смерти… Верней, того, чего – свидетель бог – уже семьдесят лет никому не удавалось осуществить… Забытое искусство… Забытое, как алхимия, умение отворять кровь, делать операции с помощью скальпеля. Я верну людям смерть. Не жалкий акт уничтожения себе подобных, наскоро осуществленный в приступе ярости или безумия, а здравое, расчетливое, преднамеренное, хладнокровное…

– Богом вас заклинаю, – прошипел Тэйт. – Осторожней. Убийство так и прет из вас.

Три, два, раз! А ну еще! Три, четыре – горячо…

– Вот то-то. К нам направляется один из эспер-секретарей. Он выслеживает тех, кто здесь без приглашения. Пойте дальше.

Секретарь Марии, тонкий и стройный юноша, весь порыв, подстриженные золотистые волосы, лиловая блуза, брыжи с воланами.

– Доктор Тэйт! Мистер Рич! Я немею. Буквально немею. Я не нахожу слов. Входите же! Входите!

Три, четыре – горячо…

Мария Бомон, рассекая толпу, тянулась к нему руками, глазами, обнаженным бюстом… пневматическая операция превратила ее тело в несколько преувеличенное подобие индийской статуи: раздутые бедра, раздутые икры, раздутые позолоченные груди. Будто раскрашенная фигура на носу корабля порнографии, подумал Рич… знаменитая Золоченая Мумия.

– Бен, голубчик мой, – воскликнула она, заключая его в мощные пневматические объятия и прижимая к себе его руку, – как все это поэтично!..

– Как все это хирургично! – прошептал он ей на ухо.

– А что твой миллион?

– Едва не выскользнул из рук.

– Поосторожнее, бедовый мой любовничек. Этот прелестный бал у меня весь до капелюшечки записывается.

Рич искоса взглянул на Тэйта.

Тэйт одобрительно кивнул.

– Ну, иди там пообщайся, – сказала Мария. Она взяла его за руку. – У нас с тобой еще уйма времени впереди.

Под крестовым сводом потолка люстры загорелись другим светом, и весь спектр зала сразу переменился. Изменили цвет костюмы. Отсвечивавшие розовым перламутром тела излучали теперь призрачное сияние.

С левого фланга Тэйт подал предупредительный сигнал. Внимание! Опасность! Опасность! Опасность!