Договоримся о любви - Александра Александровна Бузина

нашла взглядом Игоря, стоявшего чуть поодаль от веселившегося под бодренький ритм босса. Возможно, я что-то не так увидела со своего места, но мне показалось, что от всей фигуры прекрасного брюнета веет чувством неловкости. А мы с Игорем, похоже, на одной волне – меня тоже смущали эти прыжки немолодого чудака с микрофоном.

Циник ты иль балагур,

Закажи скорей птифур!

Я же, что ни говори,

Буду со своей Жюли…

– Оч-чень интересно, – вдруг четко произнес рядом со мной Ник.

Я всполошенно взглянула на друга и с трудом удержалась от порыва пощупать у него лоб – уж не заболел ли? Или спятил от переизбытка впечатлений? Неужели ему понравилась эта слащавая, притянутая за уши галиматья?

– За кого ты меня держишь? – громко возмутился Ник и, спохватившись, зашептал мне на ухо: – Ты только посмотри, что творится за спиной нашего певца…

Заинтригованная, я даже немного привстала на цыпочки. Воздвиженский все так же метался по паркету, сзади него привычно стояла свита, один из помощников держал на руках собачонку, которая пыталась подскуливать хозяину. А вот чуть поодаль… ооо, там, похоже, бушевали истинные страсти! Наконец-то сбросив с себя личину амебы, Стася уперла руки в боки и принялась что-то втолковывать парню с модной челкой. Сначала тихо, вращая глазами, потом уже громче, то и дело срываясь и начиная эмоционально покрикивать. Жених – а я уже не сомневалась, что это был именно он, – что-то терпеливо объяснял в ответ. Парень пытался сохранять спокойствие, но, судя по перекошенному лицу, ему это плохо удавалось.

Песнь смолкла, но вместо того, чтобы наслаждаться незаслуженными аплодисментами, Воздвиженский стал нервно оглядываться – похоже, и до его слуха дошел визг дочери. Публика почуяла неладное и стихла. На зал плотной пеленой опустилось замешательство, и в установившейся тишине вдруг четко прозвучал истеричный девичий голос:

– Ну и ладно, ну и пожалуйста, сами тогда все устраивайте! А мне больше ничего не надо! Все! Не хочу, и точка!

На глазах собравшихся Стася залилась капризными слезами и полетела к выходу из зала. Жених метнулся было за ней, но Воздвиженский, проявив невиданную для немолодого человека прыть, успел схватить его за фалду сюртука. Парень обернулся, встретил взгляд отца Стаси и покорно застыл на месте, словно кролик перед удавом. Ну и ну, а этот Воздвиженский, похоже, не промах! Внешне – чудак чудаком, но не хотелось бы мне встретиться ему на пути… Похоже, решил повоспитывать избалованную дочку на глазах у всей честной компании. Только вот не поздно ли?

Подозреваю, не одной мне в это мгновение хотелось превратиться в невидимку и спастись от чувства неловкости. Ник рядом поперхнулся десертом, свита Воздвиженского смущенно затопталась на месте, а Игорь… он казался совсем потерянным! Сильные плечи в бессилии упали, от респектабельности и уверенности в себе не осталось и следа. Я прекрасно понимала владевшие им чувства: Игорь разрывался между желанием утешить Стасю и необходимостью сохранять лицо, ведь кто знает, чем мог обернуться этот благородный жест для дамы его сердца… Только что проявивший твердость босс запросто мог обрушить на голову дочери самые серьезные наказания.

Игорь вдруг поднял голову и посмотрел на меня. Со своего места я скорее уловила, чем увидела немую мольбу в его глазах. И она так перекликалась с охватившим меня порывом! Помнится, на одном из моих прежних мест работы начальник развлекался тем, что ставил подчиненным непростую задачу и смотрел, кто же первым не выдержит повисшей напряженной тишины и выскочит с вариантом решения. Я не подводила никогда. Вот и теперь, когда все вокруг замерли в смятении, не оставалось ничего иного, как стартовать вслед за Стасей, предусмотрительно схватив со стола пачку бумажных салфеток.

Выбежав из зала, я помедлила и осмотрелась. Заглянула в дамскую уборную – единственную комнату, расположение которой в этом огромном доме мне было известно. Там оказалось пусто, и я машинально двинулась вперед по коридору. Останавливать меня было некому – вокруг не наблюдалось ни одной живой души. Видимо, все помощники Воздвиженского по хозяйству находились в зале.

Я шла и шла, не останавливая внимания на обстановке дома. В иное время, безусловно, мне было бы любопытно оценить роскошь, в которой имеют счастье купаться успешный ресторатор и его приближенные. Но сейчас мне требовалось прежде всего найти Стасю. Что я скажу, когда неделикатно нарушу ее уединение, было уже делом десятым. Выкручусь как-нибудь…

В этой части дома висела тишина, и я могла лишь представлять, что происходит в зале. Наверное, гости вернулись к поеданию десертов, а Воздвиженский как ни в чем не бывало прыгает под оркестр в обществе своей химероподобной собачки. Представшую перед мысленным взором картину праздника, на котором не было места капризной наследнице, вдруг прервали долетавшие откуда-то слева всхлипы. Я пошла на звук – и оказалась перед едва прикрытой дверью. Да, так и есть, плач доносится оттуда.

Раздумывать было некогда. Коротко постучав и не дождавшись ответа, я толкнула дверь и переступила порог. В приглушенном свете бра моему взору сразу предстала Стася, сидевшая на небольшой узкой банкетке у окна. Рядом со сгорбленной плачущей фигурой валялись высоченные шпильки. Девушка совсем не интеллигентно хлюпала носом и была так занята своими переживаниями, что не обратила на меня ровным счетом никакого внимания.

Решив не церемониться, я прошла в глубь комнаты и уселась рядом со Стасей, благо на мою скромную фигурку места на банкетке хватило аккурат. Не говоря ни слова, я протянула бедняжке салфетку, потом другую. Как это часто бывает, когда встречаешь искреннее сочувствие, Стася совсем расклеилась и откровенно зарыдала. Ох, ну сколько можно! Ничего не оставалось, как принять барышню в объятия и начать гладить ее по голове. Чувствуя себя последней дурой, я застыла на месте этакой заботливой гусыней, пока Стася из последних сил сокрушалась по пока неизвестной мне причине.

Всему в этой жизни приходит конец, вот и запас слез дочки Воздвиженского через несколько минут стал иссякать. Она еще прикладывала к глазам очередную салфетку, но всхлипывания становились все тише.

– Вот умница. – Мне давно не приходилось никого утешать, поэтому оставалось только действовать по наитию. Кажется, в такие моменты положено нести всякую обнадеживающую чепуху. – Все обязательно устроится. Зачем же так убиваться?

Мой вопрос был риторическим, но Стася вдруг отпрянула и решила дать объяснения. Похоже, ей просто нужно было поговорить – и неважно, с кем именно.

– Меня все достало! Взрослые всегда считают, что знают лучше, – капризно бросила она. Из уст двадцатишестилетней девушки слово «взрослые» звучало странно, но для нее такой инфантилизм был, судя по всему, в порядке вещей. – Мне никогда не дают делать то, что я хочу! Даже в личном…

Ого! Уж не свое ли скорое замужество Стася имела в виду? Игорь ведь рассказывал, что этот брак устраивает Воздвиженский, который и выбрал «правильного» жениха.

– Не вижу ничего плохого в том, что близкие стараются опекать, – заметила я. Стасю требовалось разговорить, а без предельной откровенности и собственного примера в таком деле далеко не уедешь. – Мой отец, например, ушел из семьи, когда я была совсем маленькой. И с тех пор ни разу не объявился. Наверное, я была бы не прочь, если бы он хоть что-нибудь для меня сделал.

– Это грустно… – На лице Стаси мелькнуло любопытство, но желание поделиться своей проблемой взяло верх. – Одно дело заботиться, а другое – все за тебя решать. Мне ничего уже и сказать нельзя! Вот как это выглядит, когда договорились, и давно, а потом вдруг бац! – и все поменялось? Почему я должна плясать под чужую дудку?

Ох, эта короткая беседа уже била рекорды по количеству риторических вопросов… Я слушала сетования Стаси, и мозаика событий в моей голове выстраивалась в цельную картину. Игорь вскользь упоминал, что в самом начале Воздвиженский не принял его общение со Стасей всерьез. Но потом, должно быть, испугался перспективы неравного брака и подыскал дочери нового парня. Девушка попыталась смириться со своей участью, но ведь сердцу не прикажешь… Особенно когда на званом вечере стал очевиден контраст между взрослым ответственным красавцем и долговязым угловатым мажором.