Утес Белой Совы (сказка для взрослых и детей) - Виктор Потиевский

Зер незаметно наблюдал за торчащим из-за травы розовым краем огромного уха. Он уже давно обменялся с Ланой беззвучными сигналами, и оба волка были наготове.

Зер долго следил за ухом и, не видя никаких изменений, решился на уловку. Хитрость, свойственная волкам, подтолкнула его на действия, на обострение обстоятельств. Очень внимательно следя за ухом, он вдруг лег на бок, сладко и громко зевнул, положил голову и притворился спящим.

Это было естественно, потому что всю ночь он не спал — Фир это слышал, — и теперь, на рассвете, когда сон особенно подкрадывается к любому зверю, он и задремал.

Несколько мгновений подлешик размышлял, взвешивая обстоятельства, и решив, что лучших условий может и не случиться потом, послал гонца. Едва заметным движением извлек из кармана осу и разжал ладонь.

Зер отчетливо видел и слышал, как из травы, где торчало ухо, стремительно взлетела крупная оса и умчалась в небо. Но Зер не обратил на это никакого внимания. Хотя с удвоенной осторожностью следил и за ухом, и за всем окружающим в Лесу.

Оба волка одновременно услышали посторонний шум. Среди утренней безветренной тишины они хорошо различили шорох травы и воздуха, возникший с одной стороны. Еще издалека увидев ведьму, стремительными прыжками мчащуюся к ним, оба они вскочили и, вскинув головы к небу, завыли громко, дружно, протяжно.

И тотчас, почти в то же мгновение им ответил мощный, низкий, грудной бас старого вождя. Он завыл, и его властный ответный вой заполнил все: и овраги, и ямы, и поляны. Казалось, нет на земле ничего сильней, шире, величественней этого воя.

В тридцати шагах от волков замерла Бреха. Ее лицо, желто-синее от свирепости и досады, выражало злобу и некоторую растерянность. Она уже спрятала за пазуху свою боевую иглу и стояла словно в раздумье. И уходить не хотелось, и нападать было нельзя…

Тин и Тина и прижавшиеся к ним барсучата в оцепенении ужаса наблюдали все происходящее. Тин страшился за семью, за себя он не боялся. Барсуки видели ведьму, слышали вой волков и могучий отклик волчьего вождя. Они поняли, что идет борьба за их жизнь. Даже малыши это чувствовали и все дрожали, прижимаясь к родителям. Когда ведьма удалилась, Тин быстро увел семейство в нору…

Разговор ведьмы с подлешиком состоялся в овраге неподалеку.

— Что же ты, паршивый одноухий пес, послал гонца?

— Я не одноухий, о повелительница!

— Тогда будешь одноухим! Я оторву одно из твоих паршивых ушей! Все равно ты не умеешь, как надо, подслушивать!

— Умею, о повелительница! Прости меня! Так получилось… Я хорошо слышал, как этот волк улегся спать, зевнул, захрапел.

— Он обманул тебя, одноухий идиот! Волки очень хитрые, они наверняка видели тебя.

— Я был в яме, они не могли меня видеть!

— Значит, видели твое дурацкое ухо или учуяли тебя своими волчьими носами. Волки очень осторожные звери, умные, хитрые. Пора тебе знать это, одноухий идиот!

— Я не одноухий!

— Молчи!

— Слушаюсь.

— А что ты прибежал сюда? Иди немедленно обратно, выбери место получше, чтобы не видели тебя, пустая твоя голова, и наблюдай днем и ночью, как я велела тебе.

— Слушаюсь, о повелительница! — подлешик тотчас скользнул к кустам.

— Фир, постой!

— Я! — подлешик мгновенно возвратился.

— Гонца возьми. И еще одного — ночного. — Ведьма подала ему сначала большую осу, затем маленькую летучую мышь.

Подлешик торопливо рассовал их по карманам своих засаленных брюк и юркнул в кусты. Приближаясь к норе, он двигался ползком, медленно и совершенно бесшумно. Вскоре его чуткое привое ухо уловило негромкий разговор:

— Она увидела, что мы настороже, услышала твой голос, отец, и не напала. Она не напала, потому что услышала твой голос. Я видел иглу в ее руке. — Это говорил дежурный волк. Подлешик узнал его голос.

— Пусть бы посмела сунуться, мы бы показали ей! — добавила дежурная волчица.

— Молчите, волки! Я чувствую-нас подслушивают, — спокойно сказал старый Вергил.

Подлешик узнал и его голос и весь съежился, сжался в комок от страха.

— Позволь, отец, мы пойдем и выпотрошим того, кто посмел подслушивать тебя! Позволь, отец! — раздались еще волчьи голоса.

Подлешик понял, что волчий вождь пришел не один. С ним было много волков. Леденящие мурашки страха побежали по позвоночнику, перехватили горло, кольнули в коленках… Фир представил, что будет, если волки поймают его. А если станут искать, то обязательно найдут и поймают. На то они и волки. Обильный холодный пот выступил на огромном правом ухе подлешика.

— Не надо. Мы сейчас уходим. У меня нет времени.

Зер и Лана продолжают нести охрану. И будьте настороже. Я всегда жду вашего сигнала.

Волчий вождь ушел. Ушли волки его стаи. Фир слышал, как остались те же два волка охраны.

Подлешик еще долго лежал в оцепенении, приходя в себя от пережитого страха. Затем долго думал о том, как наблюдать за волками, чтобы они этого не заметили. Так ничего нового и не придумал. Потом осторожно и бесшумно продвинулся еще ближе к норе.

15. КАРРАГАР

Черный ворон Каррагар уселся на ветвь Древнего Кедра почти у самой вершины.

— Рад видеть тебя, почтенный Каррагар, — произнес Кедр, едва ворон прилетел, — как давно тебя не было!

— Р-рад видеть тебя, Др-р-рев-ний Кедр-р-р! Ты, как и прежде, велик и зелен, несмотря на почтенный возраст!

— А ты, Каррагар, как и прежде, мудр, несмотря на молодость.

— Скажи мне, Древний Кедр, что тут важного произошло без меня. Не было ли за это лето великих бед? Случались ли большие битвы? Появлялся ли кто новый из дальних краев?

— Ничего такого особенного не случалось. Даже великих пожаров в это лето не было. Тихое лето… Но дела всякие происходят. Мудрый волк Вергил потребовал от леших соблюдения Закона Леса. А это не совсем сходится с их Великими Болотными Правилами.

— Об этом не надо, почтенный Кедр, тем более, что про эти события я знаю.

— Может быть, ты, мудрый Каррагар, расскажешь мне, что повидал там, далеко за горизонтом. Многое ли удалось тебе увидеть, узнать за это твое путешествие?

— Многое.

— Велик ли мир там, за горизонтом, куда не достает мой взгляд?

— Велик, почтенный Кедр.

— Вот стою я здесь уже семьсот лет, мудрый Каррагар. Видел много событий, помню много всякого. Знаю столько о Лесе, о зверях, о тайнах природы, что вряд ли кто еще столько знает. А иногда думаю, что отдал бы свое долговечное, тысячелетнее созерцание земли и Леса за, может быть, короткую жизнь птицы или зверя, который волен бежать или лететь, куда ему хочется. Тяжко быть прикованным к своему месту. Даже если есть и сила, и независимость, и почет, и великая память обо всем.

— Может быть, ты и прав, Древний Кедр, — после некоторого молчания молвил Каррагар, — но не думай, что все счастье в движении. Иной зверь или птица только и мечтает о том, как бы найти спокойное место, где бы ему никто не мешал жить, дышать, думать. Где его не съедят, не обидят, не растопчут. Мало кто так прочно устроен в жизни, как ты, почтенный Кедр. Я понимаю, тебе хочется за горизонт, тебе интересно, что там. Я скажу тебе: там такие же леса, холмы, реки, озера. И за многие дни полета не встретишь такого могучего и древнего Кедра, как ты.

— Слушаю тебя, почтенный Каррагар, и как-то спокойно на душе. Словно не я, а ты прожил семьсот лет, так интересна и рассудительна твоя речь. Как ты научился понимать мир, зверей, природу?

— Я еще не научился этому, Древний Кедр, хотя все, что я знаю, собрано за много сотен лет и передано мне. Тут ты не ошибся, почтенный Кедр. В этом не моя заслуга, но в этом мое предназначение и моя судьба.

— Скажи мне, черный и мудрый Каррагар, вот ты уже знаешь о делах, которые затевают ведьма и Леший Фарг. Что ты думаешь обо всем этом?

— Суета все это!…

— Да… Пожалуй. А я вот смотрел, смотрел, да и подумал: надо заступиться за семью барсуков, они такие степенные, трудолюбивые, аккуратные, скромные. Я не верю в какую-либо их вину. Все это выдумано, чтобы расправиться с ними. И я решил помочь им, предложил перейти ко мне, под корни мои, барсукам ведь недолго нору отрыть…

Ворон помолчал, сидя неподвижно, затем спокойно и задумчиво произнес:

— Это — твое дело!

— И ты знаешь, почтенный Каррагар, — продолжал Кедр, — он — барсук Тин — не принял моего предложения. Сказал, что в старой норе жил его отец, его дед, там родились его дети. Он сказал мне, что будет там жить до конца, до последней своей ночи. И отказался…

Ворон внимательно выслушал все, что сказал Кедр, и, снова помолчав, добавил:

— А это — его дело!

— Конечно…

Древний Кедр заметил, что когда он говорил обо всем этом, ворон стал немногословен, как часто бывало, хотя разговор поддерживал.