Сверкающий цианид - Агата Кристи

Бокал отравленного шампанского заставил бы ее замолчать.

Да, надо признаться, он так подумал.

Цианистый калий у нее в бокале шампанского, цианистый калий у нее в вечерней сумочке… Депрессия вследствие инфлюэнции.

И через стол глаза Сандры, глядящие ему прямо в глаза…

Почти год прошел — а он еще не может это забыть.

5. Александра Фаррадей

Сандра Фаррадей не позабыла Розмари Бартон. Едва ли не каждую минуту она вспоминала ее — повалившуюся в этот вечер на ресторанный стол.

Ей помнилось ее судорожное дыхание и как потом, подняв глаза, она увидела следящего за ее взглядом Стефана…

Прочел ли он в ее глазах истину? Увидел ли он ее ненависть и ужас, смешавшиеся с торжеством?

Вот уже почти год миновал, а все так свежо, словно это было вчера! Розмари не выходит из памяти. Как это страшно! Ужасно, если человек после смерти продолжает жить в вашем сознании. А Розмари продолжает жить. В сознании Сандры — и в сознании Стефана? Последнего она не знала, но вполне допускала подобную возможность.

«Люксембург» — ненавистное заведение с превосходной кухней, вышколенными проворными официантами, роскошным убранством. И нет возможности освободиться от тягостных раздумий, постоянные расспросы докучают донельзя.

Хочется забыть прошлое, но, как назло, все пробуждает воспоминания. Даже Файрхевен потерял свою прелесть, когда Джордж Бартон поселился в Литтл Прайерз.

Кто бы мог предположить такое? Джордж Бартон всегда отличался причудами. Не такого соседа хотелось ей иметь. Его присутствие в Литтл Прайерз нарушило все очарование и спокойствие Файрхевена. Каждое лето они здесь отдыхали, набирались сил и были счастливы со Стефаном — если они когда-нибудь были счастливы.

Губы ее сжались, вытянулись ниточкой. Да, тысячу раз да! Если бы не Розмари. Ведь это она разрушила хрупкую постройку взаимного доверия и нежности, которую они со Стефаном начали возводить.

Непонятная вещь, какой-то инстинкт, заставлял ее таить от Стефана собственную страсть, ее безраздельную преданность. Она полюбила его с той минуты, как он подошел к ней в резиденции министра-координатора, прикинувшись смущенным, притворившись, что не знает, кто она такая.

Но он-то все знал. Она и сама не понимала, когда это дошло до нее. Как-то, вскоре после свадьбы, он объяснил ей суть тонких политических манипуляций, необходимых для того, чтобы протащить какой-то закон.

И тогда сверкнуло в сознании: «Это мне что-то напоминает. Что?» Потом она поняла: это, в сущности, и есть та самая тактика, которую он применил тогда в резиденции министра-координатора. Она без удивления восприняла это открытие, словно оно долгое время таилось в глубине сознания и вот наконец всплыло на поверхность.

С самого начала их совместной жизни она поняла: он не любит ее так же сильно, как она любит его. Но она объясняла это тем, что он просто не способен на такую любовь. Сила собственной страсти удручала ее. Столь безрассудное, неистовое влечение, она знала, нечасто встречается среди женщин! Она бы охотно умерла ради него; ради него она готова была пойти на ложь, преступление, страдания! И вот, смирив свою гордость, она довольствовалась тем положением, которое он отвел для нее. Он нуждался в ее содействии, симпатии, интеллектуальной поддержке. Ему был нужен ее ум, но не ее душа, и те материальные выгоды, которые давало ей происхождение.

При этом она не позволяла себе выражать свою преданность, чтобы не поставить его в неловкое положение, зная, что он не может заплатить ей той же монетой.

И она искренне верила, что нравится ему и что он получает в ее обществе удовольствие. Она надеялась, что с годами, когда окрепнут их нежность и дружба, ее ноша значительно облегчится.

Как бы то ни было, думала она, он любит ее.

И вот появилась Розмари.

Временами, до боли закусывая губы, Сандра недоумевала, как может он воображать, будто она ничего не замечает. Она знала все с самой первой минуты — там, в Сан-Морице, — когда заметила взгляд, брошенный им на эту женщину.

Она точно знала, в какой день эта женщина сделалась его любовницей.

Она знала, какие духи эта тварь использует.

Умное лицо Стефана, его рассеянный взгляд ясно говорил ей все, о чем он вспоминает, о чем думает, — об этой женщине, у которой он только что был!

Сколько же надо иметь сил, думала она, чтобы хладнокровно измерять выпавшие на ее долю страдания? Лишь мужество и врожденная гордость помогали ей вынести эти бесконечные ежедневные мучения, на которые обрекла ее жизнь. Она не показывала, ни на секунду не показывала своих переживаний. Она худела, в лице не оставалось ни кровинки, она сделалась похожей на скелет, обтянутый кожей. Она заставляла себя есть, но не могла заставить себя спать. Долгими ночами лежала она, вглядываясь во тьму. Лекарства она ненавидела, принимать их считала признаком слабости. Собственные силы помогут ей вытерпеть. Жаловаться, умолять, настаивать — подобные вещи вызывали у нее отвращение.

Крошечным утешением, до чрезвычайности слабым, было то, что Стефан не оставлял ее. Допустить, что не любовь, а карьеристские соображения определяют его поведение, она все еще не могла. Он просто не хотел оставить ее.

Когда-нибудь, возможно, эта страсть пройдет…

Чем эта девчонка привлекла его?

Она обворожительна, красива — но не одна же она такая. Что же вскружило ему голову?

Она безмозгла, глупа и даже — это Сандру особенно утешало — не очень забавна. Ум — а не смазливость и не возбуждающие желание манеры удерживают мужчин. Сандра не сомневалась, все скоро закончится — Стефан порвет с той…

Она была убеждена, главный интерес в его жизни представляла работа. Он был рожден для крупных свершений и знал это. Наделенный государственным умом, он наслаждался своей деятельностью. Труд был целью всей его жизни. Неужели он этого не поймет, едва ослабеет страсть?

Ни разу Сандре не приходила в голову мысль оставить его. Она составляла часть его тела и его души, независимо от того, примет он ее или отбросит. Он был ее жизнью, ее существованием. Любовь полыхала в ней словно костер, на котором сжигали еретиков.

И вот наступил момент, когда занялась надежда. Они уехали в Файрхевен. Стефан, казалось, пришел в себя. Снова в них пробуждалось прежнее влечение. В сердце разрасталась надежда. Он по-прежнему желал ее, радовался ее обществу, доверялся советам. На какой-то момент он вырвался из объятий этой женщины.

Он успокоился, стал походить на себя.

Ничего непоправимого не произошло. С прошлым покончено. Если бы он только смог заставить себя окончательно порвать с ней…

Потом они возвратились в Лондон, и опять начались мучения. Стефан выглядел измученным, обеспокоенным, больным. Он лишился способности работать.

Ей казалось, она знает причину. Розмари хотела, чтобы он с ней уехал. Он раздумывал, не сделать ли ему этот шаг — бросить все самое главное в жизни. Глупость! Безумие! Работа для таких людей важнее всего — он настоящий англичанин. И он это сам прекрасно понимает. Да, но Розмари очень красива — и очень глупа. Стефан был бы не первым человеком, который пожертвовал бы карьерой ради женщины и потом в этом раскаивался!

Однажды в обществе за коктейлем Сандра поймала несколько слов — какую-то фразу: «…рассказать Джорджу — надо решиться…»

Незадолго перед тем Розмари слегла с инфлюэнцей.

В душе Сандры затлела надежда. Допустим, она получит пневмонию — такое случается. Один ее приятель прошлой зимой умер от этого. Если бы Розмари умерла…

Подобно средневековым женщинам, она могла ненавидеть упорно, решительно, настойчиво. И она ненавидела Розмари Бартон. Если бы мысли могли убивать, Розмари уже бы не было в живых.

Но мысли не убивают…

Нет у них такой силы…

В тот вечер в «Люксембурге» Розмари с ниспадающим по ее плечам мехом серебристой лисицы была неотразима. Похудевшая, бледная после болезни, она стала более хрупкой, и это придавало ее красоте неземное очарование. Она стояла, прихорашиваясь, перед зеркалом в дамской комнате.

Сандра, позади нее, разглядывала в зеркале их отражения. Ее собственное лицо — словно изваянное, холодное, безжизненное. Оно не выражало никаких чувств, кроме хладнокровной безжалостности.

Вдруг Розмари сказала:

— О, Сандра, я загородила все зеркало? Заканчиваю. Эта ужасная флю меня совершенно измотала. Еще секундочку… Чувствую слабость, и голова болит.

Сандра осведомилась с вежливой озабоченностью:

— У тебя весь вечер болит голова?

— Немножечко. Не найдется ли у тебя аспирина?

— У меня есть карманная аптечка.

Она открыла сумочку и достала аптечку.

Розмари ее охотно взяла.

Все это видела та темноволосая девушка, секретарь Бартона. Она подошла к зеркалу, чтобы слегка припудриться. Симпатичная девушка, даже красивая. И совсем не похожа на Розмари.