Полководцы Святой Руси - Дмитрий Михайлович Володихин

судах вышли противостоять врагу не только князь Ярослав с дружинниками, но также новгородское боярское ополчение и вместе с ним ополчение ладожское. Оно действует активнее прочих, поскольку Ладога — рядом, безобразия еми на озере напрямую угрожают городу.

Ярослав Всеволодович в опасной ситуации не торопится расходовать драгоценное воинство дружинное — лучшее, что есть у него и у Новгорода Великого в целом для «отбоя» любых нападающих. Он позволяет и, видимо, одобряет самостоятельные действия ладожан. Само новгородское ополчение пока не рвется в бой. Также медлит.

Ладожские ратники завязывают бой, притом новгородский летописец отмечает, что у еми пало много бойцов, но сражение не закончилось прямой и ясной победой относительно малочисленных ладожан. Они отошли на некий малый остров близ побережья озера[27]. Однако для еми главным обстоятельством, требовавшим заключения мира (или хотя бы перемирия), стало присутствие значительно большей силы на озере — Ярослава и новгородцев. Иначе говоря, враг, попав в рискованное положение, настроился покончить дело без нового кровопролития.

Мир, хотя бы временный, был бы разумной мерой. Ладожский посадник Володислав совершил роковую ошибку, в молодечестве своем, без княжьего решения, отвергнув предложение захватчиков о переговорах, о мире. Те получили альтернативу: погибнуть под натиском превосходящих сил или бежать… а бежать лучше налегке, притом предварительно отомстив русским за недавний рейд князя Ярослава. Поэтому русских пленников безжалостно перебили в стане неприятеля. Лишь после расправы с полоном емь «побежала».

Ее преследовали, а на финальном этапе союзные новгородцам племена ижорян и затем корелы производили своего рода «зачистку местности». Две тысячи убитых — потери по тем временам просто катастрофические. Иначе говоря, формально противника отбросили, разгромили, растоптали… А по сути военный успех граничил с политическим поражением: кровь русских пленников — страшная плата за дерзость и гордыню ладожского наместника. Но, в какой-то степени, и за медлительность новгородского ополчения. А без него, с одной дружиной, бросаться на вражеское воинство было опасным делом, потому князь и не ринулся в сечу с безрассудной стремительностью…

Очевидно, сами новгородцы первостепенную вину за произошедшее увидели в действиях новгородского посадника по имени Судимир. Князь, многоопытный политик и воин, понимал: да, совершена ошибка, но медлителя, сделавшего ее, стоило бы поберечь для будущих битв… хотя бы с той же емью. И Ярослав Всеволодович скрывает Судимира от лютой ярости новгородских вечевиков у себя в насаде. Суд хорош, когда ведется с холодным умом…

Князь был безусловно прав, отводя неутоленную злобу толпы от потенциальной жертвы. Впоследствии, вероятно, гнев новгородцев улегся, и они решили не мстить ни посаднику (Судимиров двор, правда, разграбят позднее, во время большого новгородского мятежа), ни ладожанам с их ретивым храбрецом-лидером. Но и помогать им больше не стали, рано уйдя в Новгород.

В этом эпизоде Ярослав Всеволодович выступает скорее как стратег, нежели в качестве тактика. Лично он не вступает в бой, однако общее руководство происходившим — за ним. И чисто стратегически гибель чужого войска на Ладоге — большая удача. Жаль только куплена она неприемлемой ценой.

Все успехи и достижения Ярослава Всеволодовича, связанные с Господином Великим Новгородом, были возможны только в одном случае: князь сохраняет смиренно-дружелюбное отношение к своей родне и блюдет уроки Липицкой битвы: не воюй со своими! не враждуй со своими! Великим князем Владимирским и старшим среди князей Северной Руси являлся в ту пору его старший брат Юрий Всеволодович. В 1229 году тень вражды легла между ними.

Некие наушники-кляузники привели Ярослава Всеволодовича в состояние ярости и стремления к раздору с великим князем. Он даже принялся создавать коалицию против него. Но все-таки трагедия 1216 года по-прежнему владела умами братьев, кошмар ее не отпускал сердца, когда-то просветившиеся смирением. Юрий Всеволодович собрал князей на съезд в Суздале. И там произошло всеобщее примирение. Все князья, включая Ярослава, вновь признали полновластие Юрия и целовали ему крест 7 сентября 1229 года, в канун Рождества Богородицы. Летописец подчеркивает: праздновали вместе, разъехались веселы и с богатыми дарами от великого князя. Тот не поскупился даже на подарки для приближенных своей родни.

Невозможно видеть в истории только политику, экономику, социальные процессы. Без стержня веры история — хаос, без предохранителя нравственности история вообще превратилась бы в какой-нибудь чудовищный промискуитет. Поэтому трудно отделаться от впечатления: в 1229 году бес приступал к душам русских князей, и в первую очередь к душе Ярослава Всеволодовича, но тот, наполовину соблазненный, всё же удержался от великого греха. Есть в этом красота мудрой зрелости и сильной веры.

В 1234 году он явился с новгородскими и переяславскими полками под город Юрьев[28], захваченный десятком лет ранее немецкими рыцарями, устроившими там беспощадную резню[29]. Недалеко от Юрьева немцы получили от них страшный удар. Рыцари отступили на лед реки Омовжи. В новом жарком бою немецкое войско потерпело поражение. Тяжеловооруженные всадники проваливались под лед и тонули. Те, кто сохранил жизнь, бежали. Немцы оказались вынуждены в скором времени пойти на мир с Новгородом. Они приняли все условия, продиктованные победителями.

Столкновению предшествовал конфликт с немцами, вызванный неслыханной дерзостью последних. Ливонцы давно могли стать объектом контрнаступления со стороны Руси. И князь Ярослав Всеволодович неоднократно затевал такой поход. Но если у него была решимость нанести ответный удар, то новгородцы и псковичи с подобным действием не торопились. В обоих городах опасались установления безраздельной власти князя, а потому противодействовали ему. Притом Псков готов был сражаться с оружием в руках и даже пригласил к себе в союзники немецкую Ригу. Планы Ярослава Всеволодовича все время разбивались о планы вечевиков…

Он готов был порвать с Новгородом, а вечевики отыскали ему на смену иного князя.

Н. М. Карамзин с грустью констатировал: «Вообще Ярослав не пользовался любовию народною»[30].

К тому же Новгород страшно пострадал от голода, вызванного несколькими годами недорода: тысячи людей умерли, ратный ресурс республики ослаб. Воевать боялись — кем воевать?! Люд новгородский тьмочисленно в домовины на вечный покой улегся… тут бы свое сохранить. Князя вновь приняли к себе, но против него выступили новгородские оппозиционеры, соединившись с недовольными во Пскове и вызвав у немцев желание половить рыбку в мутной воде Руси. Оппозиция проиграла вчистую, а вот немцы ударили всерьез. В 1233 году они взяли новгородский городок Тесов, пленили и забрали к себе тамошнего воеводу — Кирила Синкинича из новгородского боярского рода. Ожидали, вероятно: у соседей раздоры, ответить не решатся. На захват Юрьева не ответили ведь? А сколько времени прошло! Однако на сей раз Русский Карфаген встрепенулся: враг ударил непосредственно по владениям республики… и если опять оставить его экспансию без должной реакции, то станет приходить вновь и вновь.

И вече дало Ярославу Всеволодовичу карт-бланш: