Участок - Алексей Слаповский

– А Куропатов бедно живет?

– Да нормально вообще-то. Хозяйство у них. На заводе его ценют. А вот брат у него в тюрьме сидит. Давно.

– В тюрьме? Этого я не знал.

– Меня бы спросил. Я насквозь тут все знаю. И вижу. Сидишь у окошка – и вся жизнь перед тобой.

– А вчера ночью не сидели?

– И вчера сидела. Морило как-то под вечер, худо было мне, а потом дождичек, ветерок, полегче, вот я и дышала у окна чистой экологией.

– Никого не видели?

Синицына вспоминала несколько минут – и вспомнила.

– Клюквин с палкой своей проходил.

– Клюквин? Ну и что? Может, он ночью решил в саду поработать?

– Ага, жди, ночью поработать! Он и днем-то не очень работать любит. Зато с Желтяковым всю округу изрыли, как кроты.

– И во сколько он проходил?

– Не помню. Темно уже было, уж дождик сеял... А я, ты знаешь, вот что скажу: сходи ты на «Поле чудес». У нас если что пропадет, очень часто у них находится. Лазарев у них там главный, его сразу по лицу видно: жулик.

По лицу Лазарева вовсе не было видно, что он жулик. По лицу его было только видно, что все вокруг ему не нравится. А казалось бы, с чего такие эмоции? Вокруг красивая природа, да и само «Поле чудес» – сплошная красота: не дома, а замки. Здесь большие люди строят коттеджи и селятся. Будто бы даже сам сарайский губернатор отгрохал себе анонимно особняк, чтобы отдохнуть, когда ему надоест быть губернатором. И у самого Лазарева, отставного большого чиновника, здесь неплохой домишко в три этажа. И он тут председатель кооператива, каковым официально является «Поле чудес». Живи да радуйся! Но такой характер у Лазарева: не умеет он радоваться и во всем видит подвох. Кажется ему, что строители плохо работают. Что погода могла быть лучше. И что вообще кооператив надо было не на этом берегу строить, а на противоположном.

Появление милиционера он воспринял почему-то как оскорбление. Увидев, что Кравцов прохаживается у забора, решительно направился к нему.

– Не понял! – издали, без приветствия, прокричал он. – В чем причина посещения со стороны местных органов? Это не ваша территория интересов, между прочим! Почему без спроса?

Кравцов, рассматривавший землю, выпрямился и посмотрел на Лазарева как-то даже виновато. И веснушки у него возле носа совсем мальчишеские. Зеленый еще, хоть и старший лейтенант. Лазареву захотелось слегка приободрить его.

– Ты бы хоть пришел сначала познакомиться! – сказал он покровительственно. – А то ходишь тут, вынюхиваешь! Нехорошо!

– Да я просто посмотреть! – оправдался Кравцов. – Правильно за землей ухаживаете. Утром натоптано было, а теперь вот разровняли все...

– А ты разве утром тут был?

– Частично.

– Как это – частично? – раздраженно спросил Лазарев.

Кравцов не ответил, только слегка приоткрыл рот и немного выпучил глаза, словно сам удивился: что это я за глупость, в самом деле, сморозил?

Не привык, должно быть, с большим начальством общаться, решил Лазарев. Робеет.

– Если ты по вопросу проводов, – сказал он, – то это не к нам. У нас ни в чем недостатка нет, все везде проведено! Нам провода эти девать некуда!

Провода на самом деле девать было куда. Потолковав с Лазаревым и выяснив, что за состоянием земли и газонов ежедневно следит специальный человек, который сейчас отлучился в город, Кравцов ушел было с территории, но по пути заинтересовался тем, как возле одного из домов искусный умелец трудится над созданием витража. На толстом стекле он раскладывал осколки цветных стекляшек, а зазоры между ними заполнял, прихотливо изгибая, алюминиевой прово– локой.

– Красиво! – сказал Кравцов.

– Ничего, – сказал умелец.

– А как они держаться будут?

– Очень просто, – объяснил умелец. – Сначала пробую рисунок начерно, потом уже клею накрепко, проволокой прокладываю шовчики, так еще интересней. Надо бы свинцовой, но где ее взять. Ничего, и алюминиевая идет.

– Должно быть, много ее надо?

– Достаточное количество, – согласился умелец.

– А где вы ее берете?

– Дают.

– А кто дает?

Умелец не успел ответить, Кравцова окликнул негодующий голос Лазарева:

– Ты еще здесь? Чего тебе еще неясно, родной ты мой?

– Да я так. Любуюсь.

– Любуйся чем-нибудь где-нибудь в другом месте! – посоветовал Лазарев:

Кравцов повернулся с улыбкой, но Лазарев заметил, что глаза из голубоватых почему-то сделались у него дымчато-синеватыми, облачными какими-то, а веснушки стали еще заметней на фоне странной бледности лица.

– Я, папаша, буду любоваться где хочу – чем хочу, – ласково сказал Кравцов. – Учитывая, что данная территория с неофициальным названием «Поле чудес» входит в зону моих административных интересов, хоть вам кажется иначе!

– Ты и хам к тому же! – возмутился Лазарев.

– Хам, папаша, это вы, – ответил Кравцов, а умелец хихикнул и отвернулся.

Лазарев задохнулся от гнева и побежал кому-то звонить. Он еще не сообразил, кому именно, да и надо ли, просто у него десятилетиями такой служебный рефлекс выработался: как чуть что не то – надо звонить. Сразу же скажем: дома он остыл. Его остановила простая мысль: если человек так открыто и смело хамит, то ведь неспроста же? Смелым сам по себе никто не бывает. Нет ли за Кравцовым другой силы, нет ли у него защиты? Надо будет выяснить!

А Кравцов тем временем нашел бригадира по фамилии Дьордяй и спросил того насчет проволоки. Дьордяй, мужчина широкоплечий, тяжелый и видно, что мудрый, ответил: проволоку кто-то привез.

– Кто?

– Да не помню.

– А когда? Не обратили внимания?

– Я, дорогой товарищ старший лейтенант, опытом жизни приучился обращать внимание только на свое дело. Полезней для здоровья получается.

– Это почему?

– А жизнь такая. Чуть в сторону посмотрел, а там уже что-нибудь не то.

– Согласен, – сказал Кравцов. – А у меня работа как раз – по сторонам смотреть.

И посмотрев по сторонам, он обнаружил, что наступил вечер.

Наступил вечер. Куропатов, про которого уже все село говорило разные вещи, был дома и мрачно ужинал.

Перед ним сидела жена Лидия, милая женщина в милом сорокалетнем возрасте, и упрашивала:

– Хоть мне скажи, Михаил, куда ты ходил ночью? Ведь ходил куда-то!

– На рыбалку ходил.

– В дождь?

– А что дождь? Клюет лучше.

– Но ты же удочек не брал! Я проснулась – тебя нет. Тоже подумала: пошел по рыбу. А удочки стоят! Почему мне, родной жене, не сказать? Может, тебя в самом деле Прохоров подбил провода срезать? А? Ты скажи, а я что-нибудь придумаю. Может, спрячу тебя. Не в тюрьму же от двоих детей идти!

– Не резал я ничего.

– А где был ночью-то? Почему не сказать?

– Тьфу. Рыбу ловил!

– Да как ты ее ловил без удочек-то?

– Вот пристала...

– А может, ты к Клавдии-Анжеле ходил, а? – спросила Лидия будто даже с надеждой. Продавщица Клавдия-Анжела жила с дочкой одиноко, на отшибе, и почему-то у всех было мнение, что к ней время от времени приходят мужики. Ни разу ни одного мужика замечено не было (к тому же она спиртного дома принципиально не держит, хоть и продавщица), но мнение от этого не менялось.

– Тю! – сказал Куропатов. – По-твоему, лучше, если бы я у нее был?

– Лучше! – сгоряча воскликнула Лидия. – То есть я бы тебе, конечно, за это все глаза бы выцарапала, но это все-таки лучше, чем в тюрьму! Ну, говори! У нее был?

– Нет!

– А где, черт ты такой?! – вскрикнула Лидия. – Где?

Куропатов молчал.

Куропатов молчал. Молчал и Вадик на другом конце села, в медпункте, слушая рассуждения Кравцова, которому надо было с кем-то поделиться мыслями.

– Слишком как-то все ясно, Вадик! Есть прямые улики против Куропатова. И следы от мотороллера, и рукавица. И ночью, как выяснилось, не было его дома. Говорит, что рыбу ходил ловить. И брат у него в тюрьме... Так сказать, психологический момент. Теперь Желтяков с Клюквиным. Все знают, что они мечтают кабель найти. То есть ушиблены идеей разбогатеть на цветном ломе. У Желтякова к тому же провод пропал. А у Клюк-вина на резаке следы алюминия. И получается всё как на ладони: договариваются Куропатов, Желтяков и Клюквин, Клюквин режет провода, Желтяков помогает собирать, Куропатов отвозит. Слишком просто, слишком!

– А зачем они в «Поле чудес» отвезли? Строителям продать?

– По внешним признакам так. Но опять же, слишком очевидно. И что, главное, в результате? Во всем районе резали провода, и теперь можно обвинить этих троих!

– А если в других местах на них улик не найдут?

– Это неважно. Конечно, судят только по доказанным эпизодам. Но остальные как бы прилагаются. Один пишем, два в уме. По ним не судят, но они списываются, вот в чем дело!

– То есть, думаете, это не Куропатов и не Желтяков с Клюквиным?

– Не знаю. В данном случае в Анисовке, может, и они. А в остальных... Не понимаю я чего-то...