Стоунхендж - Юрий Никитин

Свистун в несколько огромных прыжков, невероятных для такого грузного существа, домчался до городской стены, вскарабкался, на самом верху оборотился, еще раз погрозил огромным грязным кулаком, уже всем сразу, и исчез.

Половцы поднимались, растерянно поглядывали на хана. На их лицах были стыд и решимость, в руках вместо луков появились арканы и багры.

— Дело худо, — сказал Олег тревожно. — Надо уходить.

— И недодраться?

— У нас много дел, — сухо напомнил Олег.

— Ах, да... А ежели догонят?

— Догонят — разберемся. А если опоздаешь, то Крижана не только замуж выйдет, но и родить успеет.

Томас заскрежетал зубами. Конь под ним всхрапнул, подобрался. Олег ожидал, что рыцарь сорвется с места в галоп и помчится так до самого Лондона, однако Томас рысью подъехал к столбу, протянул руку:

— Леди, прошу вас.

Женщина ухватилась за железные пальцы, их взгляды встретились. У нее были странные лиловые глаза, таких Томас у людей не видел, гордо приподнятые скулы и тонко очерченный нос. Губы были выкрашены желтой глиной. Томас улыбнулся своей самой мужественной улыбкой. Ему говорили, что когда он так улыбается, даже королева добудет для него ключ от своего пояса верности. Женщина одним прыжком оказалась позади рыцаря. Олег одобрительно свистнул, кони пошли вскачь. Копыта загремели по сухой земле, взвилось облачко пыли.

Сзади хан заорал тонким визжащим голосом:

— Запереть ворота!

Сразу несколько голосов заорали подобострастно:

— Запереть! Схватить! Не дать уйти!

Слышно было, как половцы ловили коней и вскакивали в седла. Олег пропустил Томаса с женщиной вперед, наложил на тетиву стрелу. Тяжелые кони русичей могут с ходу проломить стену, но зато легкие кони половцев без труда догонят, а острие копья вонзится между лопаток. Или хуже того, повяжут арканами, будут изгаляться долго и сладостно, ведь утех и развлечений у бедного степного народа мало, а потом неспешно сдерут шкуры на барабаны.

Улица вывела на перекресток, где возвышался терем — добротный, сложенный из толстого мореного дуба, потому и не сгорел, хотя весь в пятнах копоти. Окна забраны железными решетками, дверь низкая, обязательно пригнешься, там даже один ратник устоит супротив целого войска.

Томас, как услышал мысли Олега, у порога соскочил, могучими руками снял женщину. И вовремя: с той стороны уже несся отряд. В руках были не сабли, а более опасное — булавы, палицы и арканы.

Олег влетел в дверной проем следом, быстро заложил в железные уши деревянный брус. Томас и женщина уже поднимались на верхний этаж. Сильно пахло гарью, из-под ног вздымались тучи золы. В бревнах еще таился жар, кое-где поднимались дымки. Огонь, не одолев с наскоку, пытался грызть мореный дуб изнутри.

— Погоди, — сказал Олег досадливо, — не отбиваться же здесь...

— А что, — бодро сказал Томас и победно посмотрел на женщину, — здесь можно драться против всего войска сарацинов! Надежные дома строят твои русы. Помню, когда однажды...

— Надо торопиться, — прервал Олег. — Хрен редьки не слаще!

— Чего? — не понял Томас.

— Половцы не слаще сарацинов.

— А-а, — протянул Томас, но, судя по озадаченному виду, славянского юмора все-таки не уловил.

Олег повернулся спиной к стене, уперся. Лицо покраснело от натуги. Томас тут же грянулся всем весом, навалился. Под окованными сапогами, как молодой лед, затрещали толстые доски. Бревенчатая стена зашевелилась. Сверху посыпалась зола, горячие угольки. Снизу тяжело бухало, в дверь били тяжелым.

— Крепко строят, — прохрипел Томас. — А зачем? Все равно спалят...

Он наваливался всем весом, на миг отпускал, снова упирался изо всех сил, Олег раскачивал равномернее, старался попасть точно в ритм. Стена трещала, но стояла. Олег присел еще ниже, ухватился обеими руками внизу, напрягся. Томас давил изо всех сил, готов был уже отказаться, когда рядом оказалась женщина. Ее лицо было перепачкано сажей, в серых волосах застряли угольки.

— Ну-ка, разом! — сказала она властно.

Уперлись втроем, качнули. У Олега глаза расширились, он уперся сильнее. Качнули еще, а с третьего раза стена затрещала, дрогнула. Бревна зашевелились, стали проворачиваться, оставляя следы, наконец одно выскользнуло, как на мокрой глине, и вся стена обрушилась.

Бревна с грохотом сыпались вниз, там слышались душераздирающие крики, ругань, дико ржали кони. Взвилось черное облако гари и дыма.

Олег с грохотом слетел вниз, мгновенно наложил стрелу на тетиву. Их кони от грохота и горячей золы рванули на другую сторону улицы. Половец, который уже положил ладонь на седло лошади Олега, сполз на землю со стрелой в спине. Второй быстро и хищно повернулся. Увидев бегущих на него железного рыцаря и волхва, исчез так стремительно, что Томас выругался и перекрестился.

— Прямо и налево, — сказал Олег напряженно. — Там выход из города.

— Точно? Ты здесь бывал?

— Этого города год назад еще не было.

— Так откуда знаешь?

— А, мир одинаков...

Они уже сидели в седлах, когда на порог выскочила женщина. Увидев своих спасителей в седлах, застыла, ухватившись за косяк. Глаза ее были тревожны, но она медленно выпрямилась, подняла руку в прощальном жесте.

— Спрячься! — крикнул Олег. — Ты еще можешь...

Он сам понимал, что ей не спастись: она разделит судьбу тысяч и тысяч других, растерзанных, поруганных, убитых или проданных в рабство. Впрочем, разве те виноваты, что им не встретились могучий англ и умелый волхв?

Томас бессильно выругался. Если бы женщина умоляюще протягивала руки, с плачем просила взять с собой, он нашел бы, как отказать, но она лишь гордо стояла и молча смотрела им вслед. Он выругался еще, чувствуя себя дураком.

Олег покачал головой, когда рыцарь резко развернул коня и вскачь вернулся к терему. Женщина почему-то отстранилась от его железной длани. Либо от страха помутился ее рассудок, либо огромного чужеземного рыцаря с закрытым железом лицом страшилась, как и половцев. Олег молниеносно метал стрелы, а когда колчан опустел, в его руках заблистал длинный меч.

Женщина наконец ухватилась за протянутую железную руку. Томас с седоком за спиной и Олег пронеслись по улице, стоптали двоих. Впереди четверо половцев насиловали двух женщин, а чуть дальше распинали на входной двери старика. Томас заскрипел зубами, но послушно пустил коня галопом за каликой. Вслед им орали, запоздало щелкали тетивы.

Из-за поворота словно выпрыгнули навстречу городские ворота. Половцы, не слезая с коней, спешно вкладывали брус в железные скобы. Томас яростно засопел, пригнулся к гриве и опустил руку с мечом, нагнетая кровь для удара. Олег остро пожалел, что расстрелял все стрелы: успел бы уронить этих вместе с брусом. А другие... пусть гонятся.