Прыжок над пропастью - Питер Джеймс

– Ешь! – прошипела она.

Не вынимая сигареты изо рта, мать заявила:

– Мы чудесно провели день, милая. Ходили в…

– Алек! Ешь немедленно!

– Не хочу.

– Ходили в Фонд по охране водоплавающих птиц, – продолжала мать. – Алек, расскажи мамочке, что мы видели. – Она вынула сигарету изо рта и закашлялась.

Вера накинулась на нее:

– Ты что, целый день кормила его конфетами?

Глядя на Алека, мать ответила:

– Мы пообедали чизбургерами в «Макдоналдсе».

– Когда вы обедали? – спросила Вера.

Она успела заметить, как бабушка и внук обменялись заговорщическими взглядами. Господи, ее мать всегда была такой разумной! Но в обществе шестилетнего внука ее мозги превращаются в кашу.

– Мама, когда вы обедали? – повторила Вера.

– Ну… в…

– Я уже говорила тебе: необходимо соблюдать режим дня. Режим очень важен для ребенка. Алек всегда обедает в час, а ужинает в шесть. Когда я была маленькой, то, черт побери, питалась именно так!

– Росс сказал, что…

– К черту Росса! Днем его тут не бывает. Я мать Алека, и изволь слушать меня, ясно?

Она снова заметила, как ее мать и ее сын переглянулись. Как будто у них был свой секрет. Алек ухмыльнулся.

Вера вихрем вылетела из кухни.

Пройдя по коридору, она вышла в холл. В голове все смешалось. Пройдя холл, она оказалась в малой гостиной – уютном уголке с огромным диваном, стеллажами зачитанных книг в мягких обложках и внушительным телевизором с полутораметровым экраном. Телевизор был включен; звук приглушен. Ведущий что-то проговорил, затем камера показала крупным планом женщину-репортера, которая подносила ко рту какого-то человека микрофон.

Вера села на диван, кипя от злости. Она понимала, что ее досада совершенно бессмысленна. Да, режим для Алека важен, но исключения из правил время от времени ему не повредят, и, если маме нравится баловать внука, что из того? В ее жизни было так мало удовольствий! Кроме того, мама по первому зову приезжает посидеть с мальчиком из своей скучной квартирки в Кройдоне. Для нее, Веры, мамина готовность помочь – настоящее благо.

Ее плохое настроение имело и другую причину. Она стала часто задумываться. Вот уже несколько дней и ночей, часто просыпаясь на рассвете, она все думала… думала… думала. Пыталась выкинуть мысли из головы и не могла.

Воспоминание о случайной встрече в магазине «Дженерал трейдинг компани» преследовало ее неотступно. Несколько раз ее так и подмывало поднять трубку и напомнить Оливеру Кэботу о его обещании показать ей свой медицинский центр. Но всякий раз благоразумие – а может, наоборот, трусость? – вынуждала ее отказаться от рискованной затеи.

В комнату пришлепал Распутин и направился прямо к ней. Она обняла его за шею.

– Молодец, – похвалила она пса. – Вот тебя никогда не приходится упрашивать что-нибудь съесть, верно?

С трудом встав с дивана, она поднялась по лестнице и зашла в свою спальню. Пес шел за ней по пятам, но в спальню не вошел, оставшись на пороге. Вера села на кровать, открыла сумочку, порылась в ней, пошарила на дне и нашла визитку, которую спрятала под грудой чеков за бензин. «Доктор Оливер Кэбот. Центр нетрадиционной медицины». Она невольно почувствовала себя преступницей.

Внимательно прочитала номер телефона, факс, адрес электронной почты, адрес в Интернете.

Ты и есть настоящая причина, доктор Оливер Кэбот! Ты и есть настоящая причина того, почему мне так паршиво.

13

– Бранденбург.

– Хотите что-нибудь конкретное? – спросила операционная сестра.

– Номер два, фа мажор, Джейн, – отозвался Росс, не переставая накладывать швы. – По-моему, утро сегодня именно такое – фа-мажорное. – Он лучезарно улыбнулся: улыбка настоящего Большого Босса, который всегда получает то, что хочет.

На столе, под яркой бестеневой стационарной лампой-«осьминожкой», лежала молодая женщина. Глаза у нее были открыты, но она была неподвижна, как труп. Только цифры на дисплее наркозного аппарата да постоянное попискивание свидетельствовали о том, что пациентка, окруженная шестью медиками в операционной, еще жива.

Имран Патил, врач-стажер, наблюдал за Россом, изучая его технику. Увидев, что у хирурга заканчивается нить, операционная сестра без единого слова передала ему новую. Все шло именно так, как любил Росс: по старинке, когда операционная сестра всегда была наготове, когда они все стояли наготове: операционная сестра, анестезиолог, ассистент оперблока. Необходимо, чтобы во время операции все работало как часы. Иерархия. Дисциплина. Как на военном корабле.

И хорошенькие сестры.

Россу нравилось окружать себя красивыми молодыми лицами; флирт его взбадривал. Однако дальше флирта никогда не шел – ему было неинтересно.

В операционной раздались звуки Второго Бранденбургского концерта. Росс проткнул иглой тонкий лоскут кожи, отсеченный несколько минут назад от бедра молодой женщины; затем игла прошила толстый валик рубцовой ткани от ужасных ожогов, покрывавших верхнюю часть туловища пациентки. До пожара, исказившего ее внешность до неузнаваемости, Салли Портер, двадцати семи лет, была довольно красива.

Росс не стал выяснять у пациентки подробности пожара; он знал только, что дело было на яхте. Когда он занимался реконструктивной пластикой, он предпочитал не знать о причинах трагедии, так как знание могло повлиять на ход операции: если оказывалось, что пациент сам виноват в случившемся, сделал глупость – например, плеснул на мангал бензином – или нарочно что-то поджег, он, Росс, мог разозлиться и сделать свою работу не так хорошо.

Салли Портер навсегда останется для него невинной жертвой. Ей пришлось много страдать; за два года он сделал ей десять операций – возможно, придется оперировать ее еще раз десять, пытаясь, шаг за шагом, вернуть ее к жизни. Росса восхищала ее стойкость, мужество в попытках справиться с несчастьями и осложнениями.

А ей действительно здорово досталось. После одной из предыдущих операций трансплантат не прижился, произошло отторжение, и пришлось бедняжке вытерпеть еще одну, новую операцию. Сегодняшняя операция – повторение той, что он делал полгода назад. Возникла проблема с капиллярным кровоснабжением: вследствие стянутости кожи голова у пациентки постоянно клонилась вперед. Росс вел бесконечную битву, знакомую каждому пластическому хирургу: он стремился воссоздать утраченную красоту, не навредив здоровью пациентки.

Сделав последний стежок, он отступил и кивнул женщине-фотографу, которая на время операции выходила, но сейчас вернулась в операционную. Та подошла к столу и сделала три снимка его работы. Затем стажер прикрыл края операционного поля полосами марли, и операционная сестра подала Россу аппарат для наложения скобок.

Через двадцать минут Салли Портер осторожно приподняли; под спину ей подсунули специальный щит «Фэтслайд» и на нем перенесли на каталку и выкатили из операционной. Младшая медсестра выключила CD-плеер, и обстановка в операционной разрядилась. Она стащила с рук Росса латексные перчатки и выкинула их в корзину.

Росс снял маску, развязал тесемки халата и, присев за стол, начал описывать операцию. Врач-стажер заглядывал ему через плечо. Его прервала молодая сестра, которая держала трубку радиотелефона:

– Мистер Рансом, вас!

– Кто? – раздраженно спросил он. Сегодня у него напряженный график, а на Салли Портер ушло больше времени, чем он рассчитывал. Сейчас половина третьего; очень хочется есть, но времени пообедать, скорее всего, не будет.

– М-м-м… – Сестра прикрыла трубку рукой. Ее звали Франсин Уэст, она была очень хорошенькая и сейчас явно нервничала.

– Я не кусаюсь. – Росс слабо улыбнулся. – Просто выясните, кто меня спрашивает.

Сестра вышла из операционной, но почти сразу же вернулась.

– Доктор Джулс Риттерман. Он звонит уже в третий раз.

Росс снял хирургическую робу, передал ее сестре, затем взял трубку и вышел в коридор. Слышно было плохо – то ли оттого, что связь вообще плохая, то ли оттого, что Риттерман звонил с мобильного.

– Росс, – услышал он спокойный, суховатый голос Риттермана, – извини, что беспокою тебя на работе.

– Ничего. Что случилось?

Последовала длинная пауза; услышав треск в трубке, Росс подумал, что их разъединили. Потом врач заговорил снова:

– Помнишь, ты просил меня на той неделе осмотреть Веру?

– Да. – Росс вошел в туалет, свободной рукой приспустил штаны. – Ее тошнит, Джулс, причем уже довольно давно.

– Я сделал ей ряд анализов, – нерешительно продолжал Риттерман, – и потом потребовались еще другие, дополнительные анализы. Я… может быть, я не вовремя, Росс?

Облегчая мочевой пузырь, Росс сказал:

– Вообще-то да. Мне нужно возвращаться в операционную. – Но тон врача обеспокоил его. – Что такое, Джулс? Что показали анализы?