Мгновения (СИ) - Мамаева

как она замечает меня и машет рукой, чтобы я подошел. Уже через пару секунд я вижу рядом с ней Пита в наручниках. Два охранника держат его под локти и эта ситуация кажется глупой, потому что этот улыбающийся светловолосый парень просто не может причинить кому-то вред, но я знаю правду. Знаю, почему на него надеты наручники. И это расстраивает меня.

— Я благодарила Пита за чудесный торт, — объясняет мне Энни, протягивая свою руку.

Пит улыбается.

— Мне самому было полезно заняться чем-то обычным. По крайней мере, мне так говорят… — он будто вылетает на пару секунд из реальности, его лицо снова становится хмурым, а охранники сильнее сжимает его руки, но все отступает, и вот он снова улыбается нам.

— Это не торт, а шедевр, — с улыбкой говорю я, хотя глубоко в душе мне становится больно.

Они ведь могли сделать то же самое с Энни. Сделать так, чтобы она возненавидела меня. Лишить меня единственного смысла в жизни. Но они искалечили Пита, серьезно ранив при этом Китнисс. Умный ход, но такой жестокий, что начинает тошнить.

Я почти не говорил с Энни о том времени, когда она была в Капитолии, но из пары случайных фраз, выроненных во время разговоров, мне стало понятно, что если бы не Пит, я бы никогда больше не увидел ее. Они были вместе и, возможно, только поэтому выжили.

— Я вспоминал истории о вашем дистрикте, которые рассказывала мне Энни в Капитолии, когда делал его. Мне хотелось сделать что-то в духе того места, откуда вы приехали.

Я уже было подумал, что Энни сейчас начнет нервничать, но она одновременно серьезно и с улыбкой ответила:

— Можешь быть уверен — у тебя получилось.

Она протянула ему руку, но охранник остановил ее и оттолкнул Пита назад. Энни усмехнулась.

— Ой, да ладно вам! Этому парню я свою жизнь доверила бы, а вы не разрешаете мне пожать ему руку?

— У нас приказ, — серьезно ответил один из охранников.

— Ах, значит приказ? Вы находитесь на моей свадьбе! Здесь командую я и мой муж, ясно? Так что отойдите от него, если не хотите, чтобы я вызывала президента.

Я вдруг узнал в этой «мятежнице» прежнюю Энни, которую я знал до Игр, до восстания, до того времени, когда наша жизнь превратилась в ад.

— С ней лучше не шутить, — усмехнулся я и заслужил в ответ улыбку.

Охранники на секунду замешкались и Энни, растолкав их, не просто пожала Питу руку, а крепко обняла его.

Его руки были в наручниках, поэтому обнять ее в ответ он не смог, а просто положил свою голову ей на плечо и прошептал: «Спасибо».

И я не боялся, что он причинит ей вред, потому что она каждой клеточкой доверяла ему. А мы с ней были одним целым. Официально, начиная с сегодняшнего дня и навечно.

Наконец, Энни отпустила его, потрепала по волосам и бросила злой взгляд на охранника:

— По-вашему, произошло что-то страшное или опасное? — ей никто не ответил, и она осталась довольной. — Пойдем, — она протянула мне руку и оглянулась назад, помахав Питу рукой. Он с улыбкой кивнул ей в ответ и, подхваченный под локти, побрел в другую сторону.

— Считаешь, что я сумасшедшая? — вдруг спросила меня Энни, заходя в наш отсек и закрывая за собой дверь.

— Считаю, что ты самая лучшая и не могу поверить своему счастью.

— Ты мне льстишь, — с улыбкой проговорила она и потянулась к моим губам.

— Нет, я просто люблю тебя, — ответил я прежде, чем поцеловать ее.

— Тогда покажи, как сильно, — прошептала она и обвила мою шею руками.

И счастье, которое я чувствовал пару часов назад показалось мне ничтожным, по сравнению с тем, что творилось у меня в душе сейчас.

* * *

— Теперь все изменится?

Я уже засыпал, но тихий голосок Энни меня разбудил.

— О чем ты?

— О нас с тобой. О Тринадцатом. О Панеме, — она подняла голову, чтобы увидеть мое лицо.

— Не думаю, что наша свадьба как-то повлияет на восстание, милая, — я улыбнулся и заправил ей прядь волос за ухо. — В Тринадцатом теперь разве что станет немного веселее, а мы с тобой… Вряд ли у нас что-то изменится. Ну, если не считать того, что я буду любить тебя с каждым днем все сильнее и сильнее.

Она улыбнулась, но я понял, что ей хотелось услышать совсем другое. Потом она грустно вздохнула, положила свою голову мне на грудь и продолжила пальчиком выписывать на моем теле какие-то узоры.

— А ты бы хотела, чтобы что-то изменилось? — спросил я у нее через пару минут.

— Не знаю. Я и так счастлива… — она пожала своими плечиками.

— Но…

— Нет никаких «но», — ответила она и еще раз грустно вздохнула.

— Энни, — я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Если ты хочешь сказать мне что-то — говори. Ты же знаешь, я пойму.

Она отвела глаза в сторону.

— Это такая глупость, Финник… — она замолчала, но заметив, что я все равно ее слушаю, опять посмотрела мне в глаза и еще раз вздохнула. — Мегз говорила, что нам нельзя заводить детей. Не то чтобы я была с ней не согласна, но сейчас ведь другое время. Я не думаю, что Игры проведут еще хотя бы раз.

Я не ожидал, что она заговорит об этом, поэтому какое-то время переваривал информацию. Энни, заметив мою реакцию, расстроилась, отвернулась и прошептала: «Забудь». Я приподнялся на кровати и взял ее за руку, развернув лицом к себе.

— Ты хочешь завести ребенка, Энни?

Она отвела взгляд в сторону.

— Я не хочу на тебя давить. Пусть все будет так, как есть.

В ответ на это я усмехнулся, и она расстроилась еще сильнее, поэтому я поспешил исправиться:

— Милая, неужели ты думаешь, что я не хочу этого? Неужели ты думаешь, что есть на свете что-то более желанное для меня, чем ребенок? — она, наконец, снова посмотрела на меня с каким-то детским трепетом и дотронулась рукой до моей щеки.

— Правда?

— Правда!

— И ты не боишься, что твой ребенок родится в этом месте и что у него не будет всего того, что было у нас?

— Пусть так, но зато у него будет самая лучшая мама на свете.

По щеке у Энни потекла слезинка, и я стер ее поцелуем.

— И если вдруг я забеременею, ты не испугаешься и не расстроишься? — она снова заглянула мне в глаза.

— Я буду самым счастливым человеком на свете.

— Даже если это произойдет совсем скоро?