Подвиги Шерлока Холмса - Адриан Дойл

— Нравоучительная история, да? Учтите это, Уотсон. Итак, мистер Бакстер?

— Так вот, сэр! Все произошло в том проклятом закутке, где изображается карточная игра. Там их двое: молодой джентльмен и старикан. Они сидят вроде как в красивой комнате, на столе перед ними золотые монеты. Конечно, золото не настоящее. Все это, понятно, происходит не сейчас, а в старые времена, когда носили чулки и туфли с пряжками.

— Костюмы восемнадцатого века?

— Так оно и есть, сэр. Молодой джентльмен сидит за дальним концом стола, лицом к вам. А старый злодей сидит, повернувшись спиной, и вроде как смеется. В поднятой руке он держит карты, так что их видно из зала.

Так вот, насчет прошлой ночи. Я имею в виду, конечно, позавчерашнюю, сэр, потому что сейчас уже дело идет к утру. Я прошел мимо этих проклятых картежников и ничего такого не заметил. А потом, через час, вдруг припомнил: «Что-то у них там не так!» Никакого особенного беспорядка там не было, но я уж настолько привык к этим игрокам, что никто бы не заметил, кроме меня, в случае чего. «Что же там неладно?» — думаю. Ну, пошел вниз, чтобы глянуть еще раз. Да поможет мне Господь! Старый злодей держал в руке меньше карт, чем ему полагалось. То ли он их сбросил, то ли взятку взял, и к тому же они, как видно, трогали карты на столе.

У меня фантазии, конечно, никакой нет. И мне она ни к чему. А было мне не по себе: ревматизм да тут еще это. Я не стал ничего рассказывать — ну на случай, что мне это, может, почудилось. А днем подумал: «Пожалуй, приснилось». Таки нет! Сегодня ночью я увидел то же самое.

Знаете, сэр, я не сумасшедший. Что вижу, то вижу! Вы, может, скажете, что кто-нибудь решил пошутить — вынул из руки карты, перемешал их и все такое. Но днем-то никто бы не смог это сделать, его бы увидели. Правда, ночью такую штуку можно проделать: есть там одна боковая дверь, которая плохо запирается. Только ведь это никак не похоже на шутки посетителей. Они, бывает, фальшивую бороду приклеят королеве Анне или там соломенную шляпку наденут Наполеону. Но если кто-то играл в карты за этих двух проклятых чучел, то кто этим занимался и для чего?

Шерлок Холмс помолчал, потом покосился на свою забинтованную ногу.

— Мистер Бакстер, — сказал он серьезным тоном, — ваша выдержка заставляет меня стыдиться моей глупой раздражительности. Я буду счастлив заняться этим делом.

— Мистер Холмс, — воскликнула Элеонора Бакстер в явном недоумении, — неужели вы приняли все это всерьез?

— Простите меня, мадам. Мистер Бакстер, во что играют восковые игроки, в какую именно игру?

— Не знаю, сэр. Сам не раз думал об этом. Может, «наполеон», а может, «вист» — не знаю точно.

— Вы сказали, что фигура, которая сидит спиной к зрителям, держит меньше карт, чем надо. А сколько карт она сбросила?

Сторож недоумевающе поглядел на Холмса.

— Не заметили? Н-да, очень жаль! Тогда я попрошу вас тщательно обдумать очень существенный вопрос. Эти фигуры играли на деньги?

— Дорогой Холмс… — начал было я, но взгляд моего друга заставил меня остановиться.

— Вы говорили, мистер Бакстер, что карты на столе были сдвинуты с обычных мест или, во всяком случае, их трогали. А золотые монеты тоже были сдвинуты?

— Насколько я помню, — ответил сторож после размышления, — нет, сэр, не сдвинуты!

Глаза Холмса заблестели, и он потер руки.

— Я так и думал, — сказал он. — К счастью, я имею возможность заняться этой проблемой, так как у меня сейчас нет ничего срочного, если не считать предстоящего малопривлекательного дела, которое, кажется, касается сэра Джерваса Дарлингтона, а может быть, и лорда Хоува. Лорд Хоув… Боже мой, мисс Бакстер, что случилось?

Элеонора Бакстер, привстав с кресла, смотрела на Холмса удивленными глазами.

— Вы сказали, лорд Хоув? — спросила она.

— Да. Могу ли я спросить, откуда вам знакомо это имя?

— Просто потому, что я у него работаю.

— Неужели? — сказал Холмс, удивленно подняв брови. — Ах да. Насколько я понимаю, вы печатаете на машинке. Об этом говорит складка на бархатном костюме чуть выше запястья, там, где рука упирается о стол. Стало быть, вы знакомы с лордом Хоувом?

— Нет, я никогда даже не видела его, хотя мне приходится много печатать на машинке в его лондонском доме на Парк-лэйн. Такая незначительная служащая, как я…

— Н-да, это еще печальнее! Однако надо сделать все, что мы можем. Уотсон, у вас есть какие-нибудь возражения против того, чтобы выйти на улицу в такую бурную ночь?

— Никаких, — сказал я, весьма удивленный. — Но зачем?

— Все из-за этой проклятой кушетки, мой друг! И раз уж я прикован к ней, как к больничной койке, вам придется стать моими глазами. Мистер Бакстер, мне совестно тревожить ваш ревматизм, но, может быть, вы проводите доктора Уотсона в зал ужасов? Он там пробудет недолго. Благодарю вас, отлично.

— Что я там буду делать? — спросил я.

— Возьмите в верхнем ящике моего письменного стола конверты.

— А потом?

— Подсчитайте, пожалуйста, число карт в руках каждой из восковых фигур. Затем, точно в том же порядке, в котором они располагаются слева направо, вложите каждую подборку в отдельные конверты и надпишите их. То же самое проделайте с картами на столе и принесите их сюда как можно быстрее.

— Сэр… — начал взволнованно старик.

— Нет, нет, мистер Бакстер, я предпочел бы ничего не говорить сейчас. У меня только рабочая гипотеза, но, мне кажется, с ней связана одна почти непреодолимая трудность. — Холмс нахмурился. — Нам очень важно выяснить, что за игра — во всех смыслах этого слова — идет в музее восковых фигур.

Вместе с Самюэлем Бакстером и его внучкой я двинулся в путь сквозь дождь и темноту. Через десять минут, несмотря на протесты мисс Бакстер, мы втроем уже стояли в зале ужасов перед сценой, изображавшей игру в карты.

Роберт Парснип, довольно симпатичный юноша, явно плененный чарами Элеоноры Бакстер, зажег газ. В запыленных шарах светильников заплясали голубоватые языки пламени, бросая скудный свет на зловещие восковые фигуры. В их неподвижности было что-то от спокойствия пауков, подстерегающих добычу. Они, казалось, ждали, когда пришелец отвернется, чтобы протянуть к нему руки.

Музей мадам Топин слишком хорошо известен, описывать его нет нужды. Должен сознаться, что «История одного преступления» произвела на меня тягостное впечатление. Фигуры в париках с короткими шпагами восемнадцатого столетия были совсем как живые. Если бы я действительно грешил пристрастием к азартным играм, в котором обвинил меня Холмс, это зрелище вполне могло бы потревожить мою совесть.

Впечатление усилилось, когда мы, пригнувшись, пробрались под железную загородку и подошли к двум игрокам.

— Нелли, не смей трогать карты! — прикрикнул м-р Бекстер. В своих владениях он был гораздо более резок и вспыльчив. — Взгляните-ка туда, сэр! — обратился он ко мне. — В руках старика — одна, две… девять карт. А молодой джентльмен держит шестнадцать.

— Прислушайтесь! — шепнула девушка. — Кажется, наверху кто-то ходит?

— Да брось ты, Нелли, это Боб Парснип. Больше некому.

— Как вы и говорили, карты лежат в беспорядке на столе, — заметил я. — Но не все. Часть колоды — та, что перед вашим «молодым джентльменом», — вообще не тронута. Около его локтя лежит двенадцать карт.

— Около старого злодея девятнадцать. Чудная игра, сэр!

Я согласился с ним. Испытывая непонятное омерзение от прикосновения к восковым пальцам, я взял карты, вложил их в конверты, потом собрал карты со стола, пометил конверты и, не мешкая, двинулся к выходу из зловещего подвала. Несмотря на испуганные протесты сторожа, я отправил его вместе с внучкой домой на случайно подвернувшемся кэбе, кучер которого только что подвез какого-то безнадежно пьяного пассажира.

Я с облегчением вернулся в уютную теплоту гостиной моего друга и с огорчением увидел, что Холмс встал с кушетки. Он стоял у письменного стола, опираясь на костыль, и внимательно изучал раскрытый атлас.

— Ну, хватит, Уотсон! — прервал он мои протесты. — Вы принесли конверты? Хорошо. Дайте их мне. Благодарю вас. В руке старшего из игроков, который сидит, повернувшись спиной, было девять карт. Так?

— Холмс, это поразительно! Откуда вы это узнали?

— Логика, мой дорогой. Теперь давайте взглянем на них.

— Погодите минутку, — сказал я твердо. — Вы уже говорили мне про костыль, но где вы раздобыли его так быстро? К тому же костыль какой-то необычный. Он, наверное, сделай из какого-то легкого металла…

— Так это же мой костыль.

— Ваш?

— Да. Он сделан из алюминия. Это память об одной давнишней истории. Я как-то говорил вам о нем, но вы забыли. А теперь давайте забудем о костыле и займемся картами. Прекрасно, прекрасно!

Разложи я перед ним все сокровища Голконды, Холмс не пришел бы в больший восторг. Он даже развеселился, когда я рассказал ему обо всем, что видел и слышал.