История Австрии. Культура, общество, политика - Карл ВОЦЕЛКА

Леопольд VI, сын Леопольда V, первоначально должен был наследовать только Штирию, но после смерти в 1198 г. своего старшего брата Фридриха, умершего при возвращении из крестового похода, он приобрел права и на Австрию. В 1203 г. Леопольд женился на Феодоре, племяннице византийского императора Исаака II Ангела. Его сомнительной заслугой стала борьба с «еретиками». Он сражался в Южной Франции против альбигойцев (катаров) и в Испании против мавров. В собственной земле он также преследовал «ересь» и весьма способствовал развитию местной церкви. Леопольд VI стал наследником нескольких богатых родов (Асперн-Фалькенберг, Пойген-Ребгау-Хоэнбург-Вильдберг), чем существенно увеличил семейные владения. В этот поздний период правления Бабенбергов все более важную роль играли города. Гер- /62/ цог, благодаря приобретению Ламбаха, Вельса, Линца и Фрайштадта, хорошо представлял себе их значение и городскую среду как таковую. Леопольд обзавелся также рядом ленов в Крайне (сегодняшней Словении) и называл себя dominus Carniolae («господин Крайны»). В 1222 г., присоединив к своим владениям Порденоне (Портенау), он проник и в Верхнюю Италию.

Правление Леопольда VI можно назвать временем расцвета светской культуры Австрии высокого средневековья. Герцог покровительствовал миннезангу, [30] при его дворе бывали великий Вальтер фон дер Фогельвейде и Найдхарт фон Ройенталь – агрессивный защитник сословных привилегий, резко выступавший против «выскочек», а также Ульрих фон Лихтенштейн.{9} Знаменитейшие эпические произведения – «Песнь о нибелунгах» и «Кудруна» – также неразрывно связаны с австрийской областью этой эпохи.

Леопольд VI был выдающимся политиком и во время конфликтов в империи держался крайне благоразумно. Это позволило ему выступить посредником при заключении мира в Сан-Джермано между императором Фридрихом II и папой Григорием IX. Герцог умер в Сан-Джермано в 1230 г., его прах был погребен в Лилиенфельде.

Преемником Леопольда стал последний Бабен- берг, Фридрих II Воинственный.[31] Это прозвище, появившееся уже позднее, связано с участием герцога во множестве различных вооруженных столкновений. Герцог нападал на Чехию, подавил мятеж рода Кюнрингов, постоянно ссорился с баварскими соседями и даже вступил в конфронтацию с империей. В 1235 г. император Фридрих II подверг его опале, а двумя годами позже вступил в Вену и на недолгое время сделал ее имперским городом. Бабенбергу, впрочем, удалось отвоевать родовые земли и, как следствие, еще более упрочить свои позиции в качестве местного государя. Земское сознание австрийцев все более укреплялось, и герцог вновь стал обдумывать выдвинутый еще его предшественниками план основания собственного австрийского епископства. Фридрих Воинственный даже собирался выдать свою племянницу Гертруду за им- /63/ ператора Фридриха II – с целью добиться получения Австрией статуса королевства. (Сходные планы создания отдельного королевства позднее появлялись при Габсбургах – Фридрихе III, Максимилиане I, Фердинанде I и Фердинанде II).

Пятнадцатого июня 1246 года Фридрих Воинственный погиб в сражении на реке Лейте – и мужская линия рода Бабенбергов пресеклась. На основании положений Privilegium minus его сестра Маргарита и племянница Гертруда вступили в права наследования, сыграв не последнюю роль в ожесточенном конфликте, начавшемся из-за бабенбергских земель.

Со смертью в 1246 г. последнего мужского представителя династии завершился продолжавшийся четверть тысячелетия исторический период, в течение которого произошла существенная концентрация власти на востоке сегодняшней Австрии. У здешних жителей сформировалось сознание принадлежности к одной земле, которое сохраняло свое значение на протяжении долгого времени и имело шанс стать ведущей государственной идеей. /64/- /65/

Мир людей средневековья

/65/ Представление о «темных и мрачных» средних веках, несмотря на множество исследований, ломающих этот стереотип, все еще характерно для популярного образа этой эпохи и препятствует пониманию своеобразия средневековой культуры. Разумеется, в ней немало черт, которые кажутся нам «мрачными». Средневековье было временем страха – как перед реальной угрозой, которую могли представлять стаи волков, кружившие у городских стен, или банды разбойников, так и перед ирреальной опасностью – адом и чистилищем, магией и колдовством. В нижних слоях общества царила невероятная бедность, количество нищих было огромно, однако и они имели свое место в «угодном Богу» спасительном порядке. Кому же иначе давать милостыню, чтобы выполнить христианский завет любви к ближнему? Религиозные представления пронизывали повседневную жизнь несравненно сильнее, чем сегодня. Смерть была не страшным концом существования, а началом подлинной, потусторонней жизни, о которой следовало позаботиться уже на этом свете.

Свой расцвет народное благочестие пережило в позднее средневековье, когда развились те формы, которые, обновившись в эпоху барокко, дожили до XIX столетия и даже до наших дней. Широко распространившееся почитание святых, в особенности культ Девы Марии, почти вытеснило из сознания «простецов» главные истины веры. Со стороны могло показаться, что в мышлении людей главное место занимает не Божественная Троица, а многообразие «святых на божественных небесах». Так, словно в язычестве, с любой повседневной заботой был связан какой-нибудь святой, к кото- /66/ рому следовало обращаться за помощью в том или ином случае. Мощи этих святых почитались и коллекционировались, ради поклонения им совершались далекие паломничества. Результатом становилось отпущение грехов – главная цель заботы о посмертной жизни, способ уменьшить число дней, которые предстояло провести в чистилище.

Культура средневековья (а во многом и раннего нового времени) была культурой, основанной на услышанном и пересказанном. Средства получения информации были ограничены, доминировала передача новостей и знаний из уст в уста. Развитая коммуникация была по большей части уделом господствующего класса, масса населения мало что знала о событиях и переменах в окружающем мире.

Жизнь средневекового человека была куда сильнее, чем мы можем себе представить, обусловлена его социальной принадлежностью. Он рождался в определенном сословии и жил как крестьянин, ремесленник или «благородный» в четко обозначенных социальных условиях. Главной ценностью эпохи являлась честь. Она была тесно связана с сословной принадлежностью, и ее следовало защищать; современные исследователи неслучайно говорят о «символическом капитале чести». Хотя и в миру еще бывали периоды социальной мобильности, вернее всего было изменить свое социальное положение с помощью церкви, хотя многие ключевые посты в церковной иерархии предназначались для знати. Подъем по социальной лестнице посредством получения светского образования начинает играть более заметную роль лишь в позднем средневековье – с возникновением университетов.

Различия между сословиями были разительны. Большинство крестьян существовало на грани выживания. Связанные с климатическими колебаниями неурожаи часто приводили к голодовкам. Обстановка в домах, одежда были крайне скромными. По сравнению с этим жизнь знати и высшего духовенства была полна удовольствий и на протяжении средних веков становилась все более роскошной. Представители этих сословий приобретали экзотические товары, которые венецианцы привозили в Европу из Азии, покупали дорогое вооружение, драгоценности и предметы потребления, украшали церкви со всей мыслимой в то время пышностью. Знать и клирики ели – как сообщается в стихотворной повести «Мастер Гельмбрехт» – «жареных кур» (курятина была особенно дорогой!), тогда как крестьянам пищей служили /67/ молочный суп и различные каши. Впрочем, не менее разителен был контраст между повседневностью и праздником – в праздничные дни даже в крестьянских домах поглощалось изрядное количество мяса.

Ритм жизни определялся как природой, так и религией. Рабочее время совпадало со светлым временем суток, крестьянские занятия носили сезонный характер. Церковные праздники, а также смена постных и скоромных периодов накладывали отпечаток на жизнь в течение всего года. При этом культурные различия между крестьянами и знатью в средневековье были еще не столь глубоки, как в раннее новое время, когда культура элит все более стала отдаляться от народной. Это объясняется, в первую очередь, бесписьменным характером средневековой светской культуры. Ни рыцари, ни крестьяне не умели читать и писать – именно здесь проходила грань между мирянами и церковными институтами, особенно монастырями, выполнявшими, помимо религиозных и хозяйственных, еще и культурные функции. Благодаря работе монастырских переписчиков для будущих времен сохранились античные тексты, на которых во многом было основано образование (в особенности в эпоху Возрождения). Лишь когда /68/ культура сделалась письменной, что произошло, в первую очередь, в высших слоях, разорвалось культурное единство, и элиты стали все более и более отрываться от массы народа.