Наследник - Денис Старый

открывал было рот, чтобы что-то сказать, но счел за правильное просто удалиться из моих покоев. А я действительно стал молиться, будучи уверен, что нахожусь под пристальным вниманием соглядатаев. Натренированным глазом я уже определил несколько мест, в которых были замаскированы наблюдательные позиции в стене. Вот и отыгрываем образ образумившегося наследника, зарабатываем титул «цесаревич». А то, что это за наследник, который отлучен от любых дел, а «цесаревич» уже титул посерьезнее.

Я услышал, что в комнату кто-то вошел, но не стал оборачиваться, посчитав нужным не прекращать молитву. Между тем, по тяжелому дыханию я узнал, что незваным гостем был мой воспитатель Брюммер – самый влиятельный человек для Петра Федоровича, конечно, до моего появления в его голове.

- Сударь, мы тут одни и прекращайте лицедейство, - не выдержал Брюммер и подал голос.

Говорил он исключительно на немецком языке, даже не пытаясь учить русский. Обергофмаршал Брюммер считал, что его не очень то и идеального французского достаточно для общения в дикой России. Кто не знает французского, тот и вовсе не заслуживает чести общаться, по сути, всего лишь гувернером наследника.

- Милостивый государь, - зло шипя, будучи действительно раздраженным поведением гольштейнского нахлебника, начал отвечать я. Я, это Сергей Викторович, который патологически не переносил, когда его «кидали» на деньги при том и перебивали. – Мы не вдвоем здесь (я прямо почуял, как передернуло шпиона за стеной), общаясь с Вами, как и с иным человеком, мы под дланью Господа. Не перебивайте герцога Гольштейнского и наследника Российской империи, когда он молится о благополучии этих держав.

- Принц, я не потерплю такого тона, не забывайте, кому Вы обязаны… - вызверился и Брюмер, который приходил в себя после такой, по его мнению, наглости от недоросли.

- Велыки князе, - произнес я коверкая титул на русском языке, после продолжил на немецком. – Так звучит мой титул, а не принц. И скажите, будьте любезны, насколько Я Вам обязан, а насколько ВЫ мне?

Меня несло… Я был готов и в русской традиции по мордасам немецким съездить. Ссора с Брюмером, как оказалось, была первым эпизодом, когда уже почти растворившееся сознание меня, Петра Федоровича, не противоречило ни в чем, а даже дополняло меня, Сергея Викторовича, поэтому и несло. Я уже давно хотел поставить на место зарвавшегося обергофмаршала, который задавил авторитетом все мое окружение, как и более мягкого другого гольштейнского нахлебника Бернхольса, который, впрочем, был не безнадежен. Это воспитатель поощрял Чернышова, чтобы тот спаивал малолетку. И я чувствовал, что делаю все правильно.

Высокий Брюммер, за метр восемьдесят пять точно, бывший блистательный офицер гольштейнской гвардии. Блистательный – потому что блистал, как начищенный пятак, но был ли отличником воинской и полководческой подготовки? Сомнительно. Он пыхтел и, казалось, выдохнет огнем. Брюммер хотел что-то возразить, всматривался в мое выражение лица и видел решимость своего воспитанника повышать ставки в нарастающей ссоре, он же не посмел обострять. Еще не так давно, Брюммер высек бы несносного тупого и трусоватого мальчишку. Но как сечь наследника, да еще за несколько часов до обеда у императрицы? А вот то, что нужно ситуацию государыне подать в нужном ключе, Брюммер уверился.

- Вы, видимо забыли, - собрался с мыслями воспитатель, еще не успев принять, что воспитанник вырос. – Кто именно поставляет Вам вино и пиво, солдатиков, как и табак, так же я все еще обергофмаршал герцогства.

- Допустим, солдатиков мне подарил Василий Аникитич Репнин. А Вы, сударь, можете и не быть обергофмаршалом, если так тяготитесь службой, тем более, скоро будет необходимо принимать важные решения, и я не уверен, что Вы станете на мою сторону. Что же касается второго: о вине и табаке, то Вы очень удачно тратите МОИ же деньги. Я Вас, сударь, попрошу предоставить полный отчет трат и остатки суммы от тех трехсот тысяч рублей, что даровала мне моя любимая тетушка. Сроку до двадцатого февраля, когда я, после своих тезоименитств войду в полный возраст, - выдохнул я после долгого и достаточно эмоционального спича.

- Императрица сама назначила меня Вашим воспитателем, я имею право распоряжаться средствами, - нашелся Брюммер.

- Вы желаете, чтобы аудит растрат денег провели люди тетушки?

То мое Я, что было наследником, скукожилось, ожидая грома с небес, удар молнией или еще чего, настолько страх перед Брюммером вгрызся под корку головного мозга. Но не в этот раз, ничего сверхъестественного не произошло.

- Однажды Вы, сударь, - Брюммер намерено не назвал «Великим князем». – В Киле угрожали, что пустите мне пулю в лоб. Вспомните, чем именно обернулась Ваша угроза? Здесь и сейчас же я по повелению императрицы, но не Вашему.

- Вы прервали мою молитву во время говенья, не думаю, что такой поступок заслуживает высокой милости государыни, демонстрирующую исключительную набожность... На сим, сударь, я попрошу меня оставить, Вам еще нужно подготовить отчет о потраченных деньгах, которыми я смогу распоряжаться впредь и сам, - я отвернулся, выказывая и некоторое пренебрежение своему воспитателю и нежелание продолжать разговор.

Брюммер громко хлопнул дверью, и послышались быстрые рваные шаги, удаляющегося от моих покоев истерика. А я, все мои «Я», ликовали. Опытный царедворец, но все же больше солдафон, чем тонкий интриган, Брюммер попался в ловушку. Может и меня осудят, но прикрыться прерванным молением при пренебрежении к православию, да еще когда сама императрица неделю говела и только утром должна была причаститься, в преддверии Рождества… Если я правильно понял, Брюмер проиграет этот раунд.

А вообще, он – гольштейнская скотина. Полтора года назад Елизавета дала мне баснословную сумму в триста тысяч рублей, забыть о которых я не могу, а Брюмер спаивал меня и сам и через некоторых придворных, пользуясь, что, по сути, я превращаюсь в малолетнего алкоголика. Даже в моих двух комнатах есть три тайника с вином и табаком. И, признаться, даже мне, Сергею Викторовичу, почувствовавшему вкус жизни после смертельного диагноза, не легко сдерживаться от пьянства и табака.

А между тем, Брюммер устроил мне подлянку – уже оставалось менее часа до постного обеда у императрицы, а рядом не было ни одного из слуг. Я же не привык одеваться самостоятельно, а гольштейнская слежанка Крузе – обедневшая дворянка, прислуживающая и мне и Екатерине, куда-то пропала.

Была еще надежда на другого моего воспитателя – Василия Аникитича Репнина, который так же должен был быть при мне. Однако, генерал-фельдцейхмейстер манкировал своими обязанностями в отношении глупого наследника, больше занимаясь делами армии и Сухопутного шляхетского корпуса.