В поисках утраченного Я - Эрнест Цветков

Получается, что человека в первые мгновения мучительно тревожной жизни тянет к смерти, так как его влечет, что вполне естественно, к водам обетованным внутриутробного Эдема. Происходит своеобразная рокировка реальностей: смерть (ведь плод уже умер, когда ожил человек) представляется жизнью (в ее истинном смысле, как перманентного блаженства и нарциссического переживания своего собственного бессмертия), а жизнь (наша реальность предметного мира) являет собой самую настоящую смерть (как состояние потери).

Младенческий мозг выводит формулу:

• Жизнь = Смерть.

• Смерть = Жизнь.

Однако человеческим ожиданиям не суждено сбыться. Факты таковы, что выход и вход – не одно и то же. Рай закрыт. Если тоска не растворяется, она обращается в отчаяние. Итак, первое впечатление, равно как и самоограничение человеческого существа можно определить через следующие качества переживаний:

• я изгнан;

• я смертен, то есть подвержен уничтожению;

• я одинок;

• я нахожусь в той ситуации, где мне постоянно что-то угрожает;

• я беззащитен;

• я дезориентирован во времени и пространстве; ибо не знаю, что меня ожидает в следующий миг;

• я бездомен, поскольку изгнан из того места, которое полагал своим домом;

• я – вечный странник, лишенный уюта, приюта и покоя.

Безусловно, данные описания лишь метафоры, ибо переданы словесно, и младенец еще не мыслит такими категориями. Он вообще еще ничего не формулирует, а только лишь формирует. Отсюда возникает вывод: «Жизнь – это страдание».

NB. Таким образом, получается, что первая инграмма (запись, запечатление) нашего мозга содержит в себе смысл: изгнанность – странничество – одиночество – обреченность на уничтожение. И следовательно, человек, любой человек – по сути своей, по изначальному статусу – несчастен. Он не-счастен, потому что не-причастен счастью, не со счастьем. Ведь в мире все проще, чем в наших умозрительных конструкциях. Несчастье – это отсутствие счастья. Жизнь наша тотально пронизана отчаянно дерущимися друг с другом подспудными противоречиями. И в силу неизбежности вступает парадокс: жить тревожно, а умереть страшно. Капкан захлопывается, и наступает ад – эпоха кошмара.

Глава 2

Зло как психологическая реальность

Если говорить о человеке, то получается, что зло заложено на уровне инстинктов в самой его природе. Тем не менее оно уживается в нем с позитивными и созидательными силами любви. При этом следует отметить, что такое явление, как ненависть, имеет свое предназначение – быть направленной на борьбу со злом в самом человеке, а не с другими людьми, и в этом заключается ее очистительный смысл. Извращение механизма регулирования деструктивных сил начинается тогда, когда они направляются на других людей. И тогда, в конечном итоге, получается, что личность в течение всей своей жизни занимается самоуничтожением. Мы непрестанно сталкиваемся с одним из труднообъяснимых феноменов, который проявляется в склонности людей объединяться с деструктивными силами. А свидетельством тому является наполненность мира ненавистью, склоками, бессмысленной конфронтацией. Кстати, любопытная тенденция, подтверждающая сказанное, наблюдается и у пациентов – тех людей, чей уровень саморазрушения оказался уже критическим: нередко они вовсе и не стремятся к излечению. Откуда это парадоксальное и бессмысленное сопротивление?

Таким образом, инстинкты жизни и смерти пребывают в динамическом взаимодействии. Рассмотрим развитие динамики этих отношений.

• Рождение проявляется болезненным неприятием негативных реалий, что вызывает противоречие с субъективным восприятием внутриутробного развития.

• Взросление подкрепляется убеждением, что путь к удовольствию пролегает через неизбежные самоограничения и страдания.

• Период младенчества вынуждает ребенка столкнуться с пассивной формой ограничения, например когда он испытывает голод, будучи оторван от материнской груди.

• Однако со временем приходит осознание того, что удовольствие неизменно сопряжено со страданием (голод сменяется насыщением, и наоборот). И тогда самоограничение становится активным, что порождает сознательное принятие страдания.

• Формы саморазрушения хорошо известны – это неудачи, травмы, болезни, жизненные невзгоды, так называемые несчастные случаи.

Теперь рассмотрим механизм развития личного зла.

• С самого момента рождения, как уже выяснилось, ребенок наполнен агрессивностью, направленной на внешний мир.

• Любое ограничение вызывает даже у младенца неприятие и протест.

• Первым же ущемлением комфорта является сам акт рождения, когда приходится покидать благоприятную среду материнской утробы.

• Однако материнская ласка вскоре компенсирует подобную утрату. Объятие имитирует теплое чрево и тем самым обеспечивает чувство безопасности, а питающая грудь насыщает силой.

• В этот момент любое обстоятельство, несущее угрозу лишения удовольствия, резко повышает агрессивность ребенка с целью уничтожить опасный объект.

• Следовательно, подсознательная цель любой агрессии есть уничтожение угрожающего объекта, иными словами, его убийство.

• Значит, побуждение убить обусловлено примитивными и конкретным мотивом самообороны.

В повседневной жизни добропорядочного субъекта эти порывы подавляются. Но, будучи подавленными, они не исчезают, а формируются в комплексы. Подавление связано с возникновением вторичного страха – перед возможным возмездием. Отсюда и желание избавиться от объекта, вызывающего страх. При осознании невозможности его прямого уничтожения включается механизм косвенного, символического убийства, видами которой являются устранение, уход, отторжение. Или же включается механизм подавления подобного импульса – во избежание возможного возмездия. Импульс уничтожение приобретает скрытую, символическую форму:

• проклятия;

• угрозы;

• оскорбления;

• иронии;

• сарказма;

• претензии;

• упрека;

• осуждения;

• устранение раздражающего объекта – например, изоляция ребенка, если он докучает;

• действия «в отместку», или «назло»;

• стремление к спорам и непременному отстаиванию собственной правоты;

• непрошеные советы, навязывание кому-либо своего мнения.

И в конечном итоге убийство, так или иначе, завершается самоубийством. Такое происходит из-за того, что подсознательное желание убить разворачивается от объекта к субъекту. Срабатывает универсальный механизм: любое отношение к другому человеку автоматически переносится и на себя самого. Данное явление называется идентификацией – воображаемой подменой собственной личности посторонним объектом. Нам хорошо известно, как родители разделяют чувства своих детей, и наоборот. К примеру, отец бессознательно переживает удовольствие сына от успехов в школе – он идентифицирует себя со своим ребенком. Такое поведение подразумевает перенос эмоций на собственную персону, которая воспринимается как внешний объект. Следовательно, если речь идет о враждебных чувствах, то рано или поздно они перенаправляются на собственную личность. И возмездие все равно наступает. Схема же довольно проста.

• Любой человек, с которым мы общались или общаемся, находит свое место в нашей собственной душе. Очевидность данного положения доказать совсем несложно, если осознать, что даже в отсутствие объекта мы можем о нем помнить – на основании того, что несем его образ в себе. Такое свойство называется интроекцией – включением другого в структуру своей собственной психики.

• Значит, всякая атака, адресуемая другому, в первую очередь находит этот адрес в душе атакующего. Удар приходится по себе самому. Следствие неизбежно.

• Как уже выяснилось, всякая агрессия сводится к импульсу убийства. Убийство – преступление. Стало быть, раз убил – значит, виновен.

• Всякая вина ищет наказания.

• Наказание – всегда боль.

• Боль приходит в форме болезней, травм, несчастных случаев, катастроф – психических или ситуативных, «хронического невезения», неудач.

• Правосудие свершается, и равновесие восстанавливается.

Ведомство, ответственное за исполнение подобных функций, имеет свое название – Совесть. Понятие «совесть» восходит к таким смысловым корням, как: «разумение», «понимание», «значение», «согласие». На древ негреческом языке suveidosis означает также «сознание», «совместное знание», «познание, получаемое с кем-либо» Таким образом, выходит, что совесть, как некий механизм надличного сакрального регулирования, присущ как всему человеческому роду, так и каждой особи отдельно. В этом смысле мы можем говорить об архетипическом явлении, безотносительно от среды, условий, времени. Оно внесоциально, метаисторично и метафизично. Совесть никто не придумывал и не внедрял – в отличие от морали. Она коллективна, бессознательна, и в том ее универсальность. По сути дела совесть и представляет собою некий высший суд, осуществляющийся внутри личности, и законы его не юридические, но спиритуальные. В этом смысле Кант подчеркивал, что совесть «есть инстинкт, а не просто способность оценки; но это инстинкт суда, а не суждения».