Ракетная рапсодия - Семен Лопато

Червенев достал ручку.

— Ну что, значит, на конференцию не останешься? Ну тогда время ставлю — тринадцать тридцать пять. — Он посмотрел на часы. — Тебе хорошо, сейчас на свежем воздухе окажешься, а мне тут еще три часа штаны напрягать, всякую херню слушать. Хорошо, хоть потом по-людски сделали — работа в секциях начнется. — Словно внезапно озабоченный какой-то мыслью, он с надеждой взглянул на Сергея. — Слушай, у тебя ноги молодые, может, сбегаешь мне за бутылкой — а то я с утра не запасся, а после заседания как пойдешь, уже люди будут, неудобно. Я-то сейчас хромой. А? Тут «Три семерки» рядом — всего-то делов. Я тебе и денег дам. А то мне ж в секциях работать.

Сергей кивнул.

— Как скажете. Если надо, сделаем, конечно. А то и вправду — работа в секциях не заладится.

Червенев, приободрившись, выставил ладонь.

— Будь спокоен. Чтоб я работу в секциях завалил — никогда такого не было. За то и ценим начальством. — Благодарно засуетившись, он вытащил деньги. — Вот спасибо, выручил. Две «Пшеничных» и две «Московских» возьми. Придешь — прямо в шкаф поставь, меня уже не будет. Я первую дверь не буду запирать. Лады?

— Лады.

— Ну, до понедельника.

Они пожали друг другу руки. Сергей сунул пропуск в карман и вышел в коридор.

Пусто и тихо. Смятые ковровые дорожки и полумрак. Сергей секунду постоял в задумчивости. Двери соседних кабинетов казались наглухо закрытыми, ряд неоновых трубок под потолком перешел на мигание на манер дискотечного стробоскопа. Пытаясь сообразить, где могут находиться эти «Три семерки», о которых Червенев сказал как о чем-то, чье местонахождение должно быть известно всем и каждому, Сергей двинулся в сторону лифта. На такой же пустой лестничной площадке кнопка лифта горела грязно-красным светом. Лифт болтался между этажами здания, а может, его просто угнали. Прислушавшись к доносившимся из шахты звукам и не услышав ничего обнадеживающего, Сергей стал медленно спускаться по широким волнистым ступеням. Волею обстоятельств рабочий день его был, скорее всего, закончен. Возвращаться в институт было поздновато, да и не очень-то хотелось, разговор же с Червеневым не прояснил практически ничего. Подтвердилась версия с расхищением бюджетных средств, но самое существенное — на каких условиях власть предержащие намеревались использовать их предприятие и почему выбор пал именно на них — оставалось неясным. Ясно тем не менее было, что с понедельника должна была начаться если не новая жизнь, то по крайней мере некая новая история, чреватая большими головными болями и, возможно, большими деньгами. Радости само по себе это не сулило, но это была его жизнь. В каком-то смысле, впрочем, это было возвращением на круги своя. Спускаясь по лестнице, Сергей размышлял о путях отечественного бизнеса и о том, какими способами можно заработать крупные деньги в отечественных условиях. Массовых попыток на его памяти было три. Первой и самой давней, имевшей место еще в период угара перестройки, была перепродажа компьютеров. Поветрие было всеобщим. Честные советские служащие, одуревшие от безделья в своих конторах, вдруг стали хвататься за телефоны и вести долгие таинственные переговоры порой с совершенно неожиданными людьми, пересыпая их терминами «откат», «боковик», «белая сборка» и «желтая сборка». Шизофрения окончилась быстро, не оставив заметных следов. Следующим поветрием, уже не столь массовым, были биржи. Это общественное движение затронуло уже и их с Андреем и выразилось в том, что, поддавшись массовому психозу и не вполне понимая, что они делают, они купили брокерское место на одной из бирж, торговавших радиокомпонентами, наняв для этой деятельности одного несостоявшегося комсомольского активиста. Как-то забежав по своим делам в здание Радиопрома, где эта биржа помещалась, Сергей из любопытства посетил торги. В большом зале, имевшем вид амфитеатра, распорядитель торжеств со сцены выкрикивал названия лотов, а разношерстная брокерская аудитория тягостно слушала. Ровным счетом ничего не происходило. Атмосфера была невнятно-заторможенной и напоминала профсоюзное собрание на какой-нибудь покрытой плесенью провинциальной фабрике, безнадежно провалившей квартальный план. Казалось, вот-вот начнется обсуждение вопроса о соцстраховских путевках или распределение участков под огороды. Большинство бирж тихо скончалось, к большому облегчению брокеров, за исключением двух фондовых, через которые стали вести дела зарубежные операторы. Следующим поветрием стали различные финансовые пирамиды, явившиеся широкой публике в овечьих шкурах общенародных инвестиционных фондов, по итогам своей деятельности заставившие вспомнить старые слова о немногих, которым обязаны очень многие. Со временем кончилось и это. Эпоха предпринимательского примитивизма и исканий пришла к логическому концу, и в общественном бытии и сознании утвердился единственно надежный и выдержавший испытание временем способ делания денег — расхищение бюджетных средств. На практике это означало перераспределение между субъектами бизнеса налоговых поступлений, но идее с этих же субъектов бизнеса и взимавшихся, — принцип, который по сути своей хотя и находился в противоречии с законом сохранения энергии, однако в стране неограниченных энергоресурсов смотрелся вполне естественно и, вероятно, вообще был единственно возможным. Обналичка через несколько промежуточных звеньев была лишь одним из множества путей реализации этого принципа, при этом наиболее простым и удобным для чиновничества и потому наиболее популярным. Формальное прикрытие для нее требовалось минимальное. Подумав об этом, Сергей пожалел, что не попросил у Червенева договор о сбросе семи с половиной миллионов, заботливо подготовленный для него министерством, чтобы посмотреть, что именно касательно содержания якобы выполнявшихся работ было туда вписано. Обычно в договорах подобного рода в графе «Предмет работ» повсеместно было принято писать «Маркетинговые исследования». Это было общепринятой практикой. Какие-то данные о договорах такого рода с указанием объемов переводимых средств, вероятно, попали в официальные статистические сводки, что дало основание различным либеральным экономистам и аналитическим центрам объявить маркетинговые исследования одной из наиболее перспективных и динамично развивающихся отраслей отечественного бизнеса. Vae victis.[1] Сергей вздохнул. Глубокомысленные размышления его кончились с последним маршем лестницы, пора было думать о дне насущном. Согласно уговору, надо было позвонить Андрею. Подойдя к гранитной нише гардероба, пустовавшего ввиду наступления весеннего времени, он достал мобильный телефон. Ожидая, пока Андрей отзовется, он присел на стул, стоявший рядом.

— Слушаю.

— Привет из Рейхсканцелярии.

— Рот Фронт. — Андрей прикрыл ладонью трубку. Слышно было, как он сказал кому-то: «Ладушки, но только после стопроцентной предоплаты». — Да, извини. Я тут затраханный, как всегда. Ну что, как успехи? Удалось что-нибудь выяснить?

— Все подтвердилось.

— Понятно. Да, это интересно. Ну и как? Пакт Молотова — Риббентропа подписан?

— Отложили до понедельника.

— Что, секретные протоколы не готовы?

— Ты даже не представляешь, насколько ты прав.

— Понял. Ясность есть?

— Пока нет.

— Угу… Ну ладно, это со временем. Но в общем какое-то представление получил? Как общение прошло? О чем вообще говорили с Червеневым?

— Да так… — Сергей усмехнулся. — Занимались маркетинговыми исследованиями.

— Понятно. Что-то голос у тебя слишком трезвый для маркетинговых исследований. Чувствую, неглубоко вы там копаете.

— Насчет этого все нормально. Я сейчас как раз в «Три семерки» иду. Рынок изучать.

— А, ну тогда за будущее маркетинговых исследований можно не беспокоиться. Но ты уж там соизмеряй — силу анализа.

— Это Червенев соизмерять будет. Я только горючее заброшу — и назад.

— Вот это хорошо. Слушай, тут такое дело. Тебе опять Сергачев звонил. Говорил, ты по мобильному недоступен. Может, ты в метро был. Он ждет тебя у себя.

— Где — у себя? В их главной конторе?

— Ну да, на Ключевой. Просил к двум часам.

— Понятно. Просто так являться — или с вещами?

— Насчет вещей он ничего не говорил. Насколько я понял, хочет поговорить но этому самому делу. Какие-то там у него вопросы. Может, узнаешь новое что-нибудь.

— Гм… Может быть. Он хоть трезвый?

— Ты знаешь, по моему впечатлению — значительно трезвее, чем утром.

— Вот это радует. Ну ладно, делать нечего, поеду. Ты отзвони ему, что я выезжаю.

— Ладушки. Он сказал, будет ждать тебя прямо в вестибюле. Ну, разбежались. Звони мне домой, если что.

— Пока.

Сергей спрятал телефон. Пригнувшись, чтобы не удариться головой о гранитную притолоку, он выбрался из гардеробного алькова. Предупредив вахтера, что еще вернется, и показав пропуск, в котором предусмотрительный Червенев сделал соответствующую пометку, он вышел на улицу. Вариант сокращенного рабочего дня отменялся. Предстояло нечто совсем иное. Двинувшись наугад в поисках «Трех семерок» и поглядывая на вывески, Сергей пытался прикинуть, насколько полезным мог оказаться разговор с Сергачевым в плане предстоящих в понедельник основных событий. Плюсом было то, что Сергачев теперь наверняка уже мог объяснить, каким образом ему удалось получить этот заказ, минус состоял в том, что самого Сергачева наверняка больше всего интересовали чисто практические вопросы о размерах будущих выплат трудовому коллективу, на которые Сергей, не зная, сколько денег оставят в его распоряжении, не мог еще дать даже приблизительного ответа. Увидев через переулок вывеску «Три семерки», Сергей подумал, не купить ли ему бутылку и для Сергачева — для облегчения разговора, однако решил не спешить. Затарившись в магазине, он двинулся в обратный путь, как и полагается человеку с таким грузом, уже ни о чем не думая. Вновь оказавшись в министерском вестибюле, не имея возможности из-за занятых рук достать пропуск, на секунду замешкавшись, он, приняв затем озабоченно-деловой вид и показав сменившемуся вахтеру высоко поднятые четыре бутылки, со словами «на конференцию» проследовал в сторону лифта. Наверху, как и было договорено, он поставил бутылки в шкаф и, спустившись на лифте, покинул министерство уже окончательно. Часы на столбе показывали без пяти два. Улица дышала ветром и сверкала отраженными солнечными бликами в стеклах машин. Не испытав удовольствия от мысли об искусственном свете и духоте метро, Сергей поднял руку и остановил машину. К двум он уже не успевал, однако Андрей сказал, что Сергачев будет ждать его в вестибюле. Проторчав положенные полчаса в разнообразных пробках, они добрались наконец до места, немного, впрочем, не доехав до здания, так как путь был загражден строительными работами. Перейдя над разрытыми трубами по деревянному мостику, Сергей двинулся вдоль фасада. Здание ведомства Сергачева было выстроено в хозрасчетно-минималистской манере и представляло собой нечто вроде архитектурного эквивалента известной картины «Черный квадрат на белом фоне». Единственным украшением были решетки на окнах. Войдя в дверь, которая помещалась прямо на уровне асфальта, не имея ни двух-трех положенных ступенек, ни козырька, Сергей оказался в выкрашенном фармацевтически-белой краской вестибюле, что действительно придавало ему вид некой свежезапущенной в эксплуатацию аптеки. Впечатление нарушали лишь восемь управляемых телекамер и контрольно-пропускной пункт в глубине вестибюля, где, видимо, восседал некто, кого не было видно за зеркальным тонированным стеклом. Вдоль стен стояли ряды стульев с откидными сиденьями, видимо взятые напрокат из какого-нибудь сгоревшего кинотеатра. Сергей огляделся — вопреки Андрею его никто не ждал. Единственным, кроме него, посетителем был сидевший недалеко от него на стуле невзрачный человечек в полосатой фуфайке и темных очках. Сергей взглянул на часы над входом — было уже половина третьего. Желая прояснить ситуацию, он двинулся было к висевшим на стене местным телефонам, однако в этот момент человек неожиданно встал со стула и решительно направился ему навстречу. Это и был Сергачев. Пока Сергей приходил в себя от изумления, пытаясь понять, как он мог не узнать человека, с которым регулярно общался на протяжении восьми последних лет, Сергачев, с застенчивой улыбкой сняв очки и зацепив их за вырез фуфайки, несколько суетливо пожал ему руку.