Земля Жар-птицы. Краса былой России - Сюзанна Масси

В тронные залы и палаты, где принимали послов, вели узкие, тщательно охраняемые лестницы, по которым плечом к плечу могло подняться одновременно не более двух-трех человек. Глубокая тишина царила внутри дворца, так что он казался необитаемым. Стражники стояли неподвижно, будто изваяния. Минуя их, гостя вводили в палаты, где находился Царь, — и там также в полном молчании стояли люди. Царь принимал посетителей, сидя на одном из своих роскошных тронов. Персидский шах прислал Ивану Грозному золотой трон, украшенный двумя тысячами драгоценных камней. Трон Царя Алексея был отделан 876 бриллиантами и 1223 рубинами. Над троном висел образ Божией Матери, а справа — икона Спасителя; стены палаты были расписаны библейскими сценами; все наводило на мысль, что царь подобен божеству в храме. По обеим сторонам от государя стояли статные бородатые стражники в высоких белых меховых шапках и в белых бархатных или атласных кафтанах, со сверкающими секирами в руках. В окружении этой охраны, разодетых, блиставших золотом и драгоценностями царедворцев и духовенства в его темном облачении, царь действительно внушал некий священный трепет, подобный тому, что внушает разгневанное божество. Склоняясь, чтобы войти в низкие двери, бояре падали перед ним на колени со словами: «Не вели казнить, дозволь слово молвить»

Из Золотой Палаты, или приемной, где Царь ежедневно держал совет с ближними боярами, во внутренний двор выходило оконце, прозванное «челобитным». Каждый день через него спускался ящик, в который люди могли вложить свои челобитные.

Поклонение Государю достигло своего апогея в семнадцатом веке. Царь показывался своим подданным только в особо важных случаях. В короне и золотом облачении он появлялся на верхних ступенях Красного крыльца, выходившего на кремлевский двор, чтобы охваченные благоговением подданные могли лицезреть «свет его очей». На гравюре того времени изображен один из таких выходов царя к народу: его встречает коленопреклоненная толпа, среди которой видны и царские воеводы.

В шестнадцатом — семнадцатом веках, когда Царь собирался жениться, во все концы страны рассылали гонцов, и все подходящие девушки в возрасте невест были им представлены. Царевы посланцы делали первый отбор и отправляли красавиц со всего царства в Москву. Василий Иванович, отец Ивана Грозного, выбирал невесту из полутора тысяч девушек, сам Иван Грозный — из двух тысяч. Специальным документом боярам строго-настрого запрещалось укрывать своих дочерей. В 1536 году шестнадцатилетний Иван издал такой указ: «От Ивана Васильевича, Великого князя всея Руси, Господину Великому Новгороду, нашей вотчине, всем князьям и боярским детям, живущим в пределах от 50 до 200 верст от Новгорода; я послал своих людей с наказом осмотреть ваших дочерей, дабы найти подходящую для Нас невесту. Как только это послание дойдет до вас, те, кто имеют незамужних дочерей, должны немедленно быть в Великом Новгороде. Тех, кто спрячет своих дочерей и не приведет их к нашим боярам, ждет великий позор и наказание. Передавайте это послание друг другу и не держите его на руках более часа».

Девушек свозили в Москву, расселяя в специальных палатах, по двенадцать человек. В каждой комнате стоял трон, на который садился царь. Девушка становилась перед ним на колени, и царь рассматривал ее столь долго, сколько ему желалось, и затем отпускал, бросая ей на грудь небольшой платок, расшитый жемчугом и драгоценными камнями. При первом осмотре Иван Грозный сужал круг претенденток до трехсот, затем до двухсот и ста, пока не оставалось двенадцать избранниц, которых тщательно осматривали повивальные бабки и доктора.

Благодаря такому отбору, который в наши дни кажется сказочным вымыслом, иногда случалось, что царицей становилась отнюдь не знатная девушка. Царская невеста получала подарки, ее повторно крестили, давая при этом новое имя, и, наконец, увенчивали короной. Затем ее отправляли к сестрам и другим близким родственницам царя, к боярыням и княгиням. Воспоминания очевидцев повествуют о страданиях некоторых царских жен, поднятых на трон благодаря своей красоте. Они становились жертвами лютой ревности и молчаливой ненависти прежних избранниц царя, боявшихся, что родичи новой царицы лишат их всего. Яд, бывший непременным оружием в борьбе за власть во дворце, свел в могилу не одну красавицу, на которой царь остановил свой выбор. Бездетных цариц отправляли в монастыри. Их горькая участь оплакивается в русских народных песнях:

Палаты вы каменные, палаты белокаменные,Палаты красные,Неужто никогда мне в вас боле не бывати?Не сиживать за столами кипарисовыми,Не лакомиться боле сластями,Не ести белу лебедушку,Не слышать ласковых слов моего царя-батюшки?

Неудивительно, что на Руси бытовало мнение — не к добру привозить красавицу на блестящие царские смотрины; уж лучше самому бросить ее в реку, чем позволить войти в верхние палаты царского терема.

В старину теремом называли большой богатый дом, со временем отсюда пошло выражение: «запереть в тереме», что значило держать взаперти — такой обычай действительно существовал на Руси от середины шестнадцатого до начала восемнадцатого веков, и особенно это касалось молодых женщин из знатных семей. Этого не было в традициях славян — славянские женщины, напротив, пользовались достаточной свободой. Вероятно, подобное затворничество, вместе с правилами дворцового этикета, пришло в Московию с Востока.

Женщин в кремлевских дворцах не допускали в мужское общество, если не считать ближайших родственников, духовных лиц и придворных, пользовавшихся особенными привилегиями. Их жизнь проходила в уединении, в особых покоях. В доме каждого боярина того времени был свой терем, или женская половина. В царском дворце верхние комнаты этой половины были полностью отделены от покоев царя. В середине семнадцатого века, во времена Алексея Михайловича, женская часть двора насчитывала около трехсот душ.

Женщины жили, словно птицы в золоченых клетках. Их покои были убраны с восточной роскошью — персидские и бухарские ковры, византийские эмали. Вдоль стен стояли огромные сундуки, красные или синие, с серебряными замками. Они служили и скамьями, и кроватями, и гардеробами. В них царицы и боярыни держали изысканные меха соболей и голубых песцов, одежды из золотой парчи, длинные кисейные накидки, которые крепились к косам и ниспадали складками с плеч. Здесь же хранились собольи шапки, расшитые драгоценными камнями, и кокошники, надеваемые при торжественных выходах царевен и боярышень.

Кокошник — головной убор высокой и заостренной (или широкой овальной) формы, который изящно обрамлял женское лицо, — был характерен для старой России и придавал русской женщине особую прелесть. Его прообразом, возможно, была древнегреческая диадема. Кокошник носили только до замужества. На Руси, по древнеславянскому обычаю, замужней женщине не полагалось появляться на людях простоволосой. Девушки носили кокошники, позволявшие всем видеть их прекрасные длинные волосы, часто заплетаемые в косу. В каждой местности были свои традиционные формы головных уборов. Праздничные кокошники с большим вкусом вышивались золотой и серебряной нитью, украшались скатным и речным жемчугом, драгоценными камнями или просто цветными стеклышками. На севере России, который славился своим речным жемчугом, кокошник мог быть полностью покрыт узорами из жемчуга и перламутра.

В царских палатах, на полках, были расставлены религиозные книги в роскошных переплетах. На женской половине одним из украшений служили ларцы для драгоценностей, покрытые резьбой, эмалями и цветными каменьями. В них хранились ожерелья, браслеты, алмазные серьги и, отдельно, туалетные принадлежности: зеркала, гребни деревянные и слоновой кости, кисточки, румяна и белила — в особых горшочках. Женщины часами причесывались и прихорашивались. Побывавший в Москве в шестнадцатом веке священник писал: «Они удивительно хороши собой — высокие, статные, с большими темными глазами. У них замечательно красивые руки. Но, к сожалению, они раскрашивают себя в самые разные цвета — не только лица, но и глаза, шеи, руки. Они используют красную, белую, синюю, черную или иную темную краску, причем кладут ее столь густо и странно, что это заметно с первого взгляда. Чтобы казаться еще краше, они чернят себе зубы ртутной пастой и даже открыли секрет, как можно темнить белки глаз».

Что касается ароматических веществ, то мускус и амбру не слишком высоко ценили при русском дворе — царь предпочитал запах корицы, которую привозили с Востока.

Придворные дамы подолгу отдыхали, спали, ели жирную пищу, чтобы приобрести приятную округлость форм, что тогда ценилось как идеал красоты. Синонимом слова «тонкая» является слово «худая», что означает также «плохая». Иван Грозный однажды с презрением отверг женщину, заявив, что она слишком тощая, а он терпеть не мог женской худобы. Сэмюэл Коллинз, темпераментный англичанин, бывший личным врачом царя Алексея Михайловича, сообщает: «Они находят, что красота женщин заключена в их полноте… Худая женщина считается нездоровой, поэтому худощавые дамы для того, чтобы пополнеть, предаются всякого рода эпикурейству и целыми днями лежат в постели, попивая русское бренди (водку. — Ред.), что прекрасно способствует полноте, затем засыпают, и, проснувшись, снова пьют».