Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М.Г. Ефремова. 1941-1942 - Сергей Михеенков

18 октября 1941 года в штаб 33-й армии из штаба Западного фронта пришло предварительное боевое распоряжение. По сути дела, это был первый приказ генерала Жукова генералу Ефремову, хотя формально, до прибытия в армию нового командующего, сутки исполнением распоряжения занимался комбриг Онуприенко.

«1. Противник во второй половине дня 17.10.41 ворвался в г. Верею и стремился развить успех на северном и северо-восточном направлениях.

2. 151 мсбр организует оборону по северному берегу р. Протва, Приказом войскам Запфронта 33 армия с 18.10.41 в составе: 222, ПО, 113 сд, 151 мсбр, 9 тбр и частей Наро-Фоминского гарнизона имеет задачу — отбросить противника из района Верея и Боровск и организовать упорную оборону на рубеже Архангельское — Федорино — Ищеино.

3. Командирам соединений немедленно выслать в штарм-33 — Ново-Федоровка представителей штадива с данными о состоянии соединения и положении частей на фронте.

4. Одновременно с представителем дивизии направить в штарм делегатов связи, обеспечив их подвижными средствами.

5. Начальнику связи к 18.00 18.10.41 установить связь со штабами соединений.

6. Боевой приказ штарму последует дополнительно»[44].

В день прибытия генерала Ефремова в район Наро-Фоминска и вступления его в должность командующего 33-й армией подразделения, вошедшие в состав новой армии, вели тяжелейшие оборонительные бои с частями противника, которые атаковали практически беспрерывно.

151-я мотострелковая бригада на рубеже Годуново — Купелицы — опушка леса восточнее Загряжского (восточнее Вереи) отбивали атаки частей 258-й пехотной дивизии вермахта. Бригада в буквальном смысле истекала кровью. Потери были огромными. Восполнялись они крайне слабо и нерегулярно. Снабжение подразделений, которые вот уже несколько суток не выходили из боя, было плохим. Вот что в этот день писал в своем донесении командир 455-го батальона:

«Указанный участок обороны — Ковригино — Загряжское — удерживаю прочно. Произвел разведку сел Самород, Волчанка, противник в этих селах не обнаружен. Северо-западнее нашей обороны противник находится около 200 метров. Наша разведка была обстреляна пулеметами и автоматами. Убитых нет. Раненых один человек.

Питанием и боеприпасами не снабжают. За все время с 16.10.41 получили только один хлеб. Истребительная рота, взвод связи хлеб еще не получили.

Всю ночь противник подбрасывает на автомашинах подкрепление»[45].

222-я стрелковая дивизия, занимавшая в это время оборону по рубежу выс. 224, 0 — Потаращенков — Смоленское— Березовка, отбивала атаки противника в направлении Назарьева.

1-я гвардейская мотострелковая дивизия своим 175-м полком, который только что прибыл на Наро-Фоминский участок, заняла оборону на окраинах Наро-Фоминска, закрыв его с юго-запада.

110-я стрелковая дивизия вела бой на рубеже Татарка — Инютино — Ермолино.

113-я стрелковая дивизия дралась по фронту Ермолино — восточный берег реки Протвы — Маланьино — Скуратово. Связь со штабом дивизии была неустойчивой. 19 октября никаких сведений от полковника Миронова с самого утра не поступало. Посланные к нему офицеры связи в штарм не возвратились.

Все дивизии действовали изолированно друг от друга, не имея с соседом ни локтевой связи, ни возможности взаимодействия в случае критических ситуаций. Точно в таких же обстоятельствах зачастую действовали полки. И бои тех дней имели характер перманентной критической ситуации, которую переломить, выправить не хватало ни сил, ни средств и которая в связи с этим только усугублялась с каждым часом.

В таких обстоятельствах и вступил генерал Ефремов в должность командующего 33-й армией. Коротко изучив ситуацию, он тут же, не медля, предпринял несколько шагов по предотвращению неминуемого полного развала участка фронта, удерживаемого армией.

— Дмитрий Платонович, — спросил он комбрига Онуприенко, передававшего ему дела, — какие у нас резервы?

— Никаких, — ответил Онуприенко.

— А что за войска разгружаются на станции? — тут же поинтересовался он.

— Пополнение для 173-й дивизии. Дивизия теперь, как вы знаете, из состава 33-й армии выведена.

— Дивизия выведена, но пополнение прибыло сюда. Срочно направить в штаб фронта телеграмму с просьбой использовать это пополнение на угрожающем участке.

Телеграмма ушла. И вскоре из Перхушкова за подписью начштаба Западного фронта генерала Соколовского[46] пришел положительный ответ.

1750 человек пополнения, экипированного и вооруженного по полному штату, было маршем направлено в распоряжение полковника Новикова[47], два дня назад вступившего в должность командира 222-й стрелковой дивизии. Этой дивизии было труднее всего. Здесь командарм увидел опасность прорыва противника и потому усилил 222-ю тем, что оказалось под рукой.

В первые же дни в дивизиях и полках поняли, что в должность командующего армией вступил человек, умеющий реально оценивать обстановку и принимать адекватные решения. Командиры почувствовали заботу о них и то, что каждый боевой приказ по возможности обеспечивается боевым ресурсом. Почувствовали и железную руку командарма.

Исследуя тему героического противостояния 33-й армии генерала М.Г. Ефремова врагу на ближних подступах к Москве, а затем ее не менее героический поход на Вязьму, завершившийся трагедией, размышляя о судьбах истории и конкретных людей, нельзя не коснуться темы смежной, а точнее, того, что происходило за спинами насмерть стоявших под Наро-Фоминском. Позади была Москва. Что в это время происходило там?

А Москву в эти дни охватила паника. В историографии и литературе 16 октября 1941 года называют днем беспорядков в Москве.

В своем добросовестном исследовании «Укрощение «Тайфуна», вышедшем в 2004 году, журналист-международник Л.А. Безыменский пишет: «Об этом дне не хочется вспоминать, но историк обязан это сделать». Далее автор приводит странички из дневника москвича Н. Вержбицкого:

«16 октября.

У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по талонам за весь месяц.

…Метро не работает с утра.

…Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед.

…Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками.

…У баб в очереди установился такой неписаный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди — обратно его не пускать. Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остается без картошки.

17 октября.

Сняли и уничтожили у всех парадных список жильцов. Уничтожили все домовые книги.

…Пенсионерам выдали на руки все документы.

…Постепенно вырисовывается картина того, что произошло вчера.

…Большое количество предприятий было экстренно приостановлено, рабочим выдали зарплату и на 1 месяц вперед. Рабочие, получив деньги, бросились покупать продукты и тикать.

Сейчас, после постановления Моссовета, эти закрытые предприятия с рассчитанными рабочими вновь начали работать.

…У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам.

…Кто-то меня спросил:

— Не лучше ли служить немцам, чем англичанам, если вообще придется служить?

…С 7 часов вечера налеты один за другим.

… В церкви Преображения аккуратно — и всенощные, и литургии.

…По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:

«Ребята, не Москва ль за нами? Умрем же за Москву!»

Далее Л.А. Безыменский приводит странички из другого дневника, тоже москвича Г.В. Решетина:

«16 октября 1941 г.

Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького.

Прибегает Иван Зудин. Он был одно время вместе с нашим отцом в народном ополчении. Его вскорости отозвали обратно на учебу в юридический институт. Институт эвакуирован в Саратов. Иван тоже должен был на днях уехать туда. Но сейчас все перепуталось. На шее у Ивана связка колбасы. Кладет на стол. Говорит, подобрал у магазина. Побежали вместе к магазину. Там уже ничего не осталось.

…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле.

Раздаются возгласы: бей евреев!

Вот появилась очередная автомашина. В кузове, на пачках документов, сидит сухощавый старик, рядом красивая девушка.

Старика вытаскивают из кузова, бьют по лицу, оно в крови. Девушка заслоняет старика. Кричит, что он не еврей, что они везут документы.