Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

Точнее говоря, это даже несколько общин. Школы, интернаты, юношеские общины, как наша, и взрослые. Несколько больших предприятий. И вокзал у них огромный.

Вскоре мы отошли от железной дороги. Арни предложил идти вдоль полотна, насколько это возможно, чтобы добраться до какого-нибудь небольшого полустанка. И мы шли то по кустам, то под высокими заборами. Но ветка, вдоль которой мы шли, оказалась, как назло, тупиковой. Вскоре мы оказались перед высокими зелеными воротами депо, за которыми скрывались стальные блестящие нити рельсов.

Теперь нам пришлось идти прямо по городу. Здесь общины переходили одна в другую, заборов не было. Навстречу попадались разные люди – и молодые, и старые, и дети... Выглядело это немного странно. Непривычно. У нас в глубинке если уж детская община – там только дети, если юношеская – только молодые, неженатые люди.

Правда, общежития было несложно различать. Над молодежными было больше лозунгов, из окон кое-где неслась музыка. У входа стояли часовые. Семейные общежития выглядели более обжитыми, на окнах – занавесочки, на балконах то цветы, то какие-то лыжи, то лишняя мебель.

– Надо же, как интересно, – сказал Арни, – я думал, города все сплошь заборами перекрыты. А тут люди свободно гуляют.

– Ну понятно, – сказал я, – Номера-то у них все равно общинные. Они же не могут по своему номеру в чужой общине пообедать или взять что-нибудь.

– А я раньше жил в Баллареге, – сказал Таро негромко, – Так что знаю. В Баллареге так же.

– А твои родители жили в семейной общаге?

– Да. И я тоже.

– Как же вам разрешили? Ведь ты должен был попасть в школу...

– Не знаю, честно говоря. Отец там на какие-то рычаги нажал. Блат, в общем... Знаете, ведь дети высших государственных чиновников не живут в интернатах.

Арни остановился.

– Глядите!

На это стоило посмотреть. На желтом дощатом заборе висел плакат. С нашими физиономиями. Очень качественные, хорошие фотографии. Бледное, тощее лицо Арни, смуглое, черноглазое – Таро. И моя узкая длинная физиономия с острым подбородком и зеленоватыми глазами.

Разыскиваются... номера 128б – 218, 128б – 220, 128б -221... обвинение в государственной измене...

– Драть отсюда надо, – сказал Таро, – причем немедленно. В общинах нам делать нечего. В лес надо идти.

Какая-то женщина остановилась на другой стороне улицы. Бледная, высокая, в платке, завязанном под подбородком. Стала внимательно в нас вглядываться.

– Как только лес найти? – спросил я, чувствуя, как ноги отнимаются и холодеют.

– Пошли, – бросил Таро и неторопливо зашагал по улице, – Главное, не стоять на месте.

– Я чувствую, сейчас эта курица пойдет докладывать, – нервно прошептал Арни.

– Если так, нам все равно не уйти, – заметил Таро рассудительно, – Лучше уж потихонечку. Меньше будем внимания привлекать.

– Но обратите внимание, какая оперативность, – сказал я, – сутки только прошли, а везде уже плакаты, фотографии.

– А что, долго ли, – буркнул Арни, – Факсы у всех есть...

По-видимому, женщина все-таки не донесла, не была уверена, что это именно мы. И нам повезло – еще через час блужданий по городу мы вышли к лесу. Уже темнело. Мы торопились уйти как можно дальше от города, чтобы остановиться на ночлег в относительно безопасном месте.

В овраге, в ручье я промочил ботинки. Сейчас в них хлюпала уже теплая вода. Но все равно – ужасно хотелось их высушить. И жрать хотелось до невозможности. А сухарей не так уж и много. И устали мы смертельно. Самое худшее – фонарик не зарядился за день и теперь не работал.

Шли молча, в полном отупении, быстро, лихорадочно озираясь по сторонам. Мне уже не раз приходила в голову мысль – надо остановиться, отдохнуть... подумать. Где угодно... Но высказать эту мысль я так и не успел.

Мы уперлись в бесконечный забор, сверху схваченный двумя рядами колючки.

– База какая-нибудь, – высказался Арни, – Или там военная часть.

За оградой было тихо. Но это ничего не значит. Забор тянулся вдаль, перегораживая лес. Надо было уйти от него, и как можно дальше. Мы нашли тропку, идущую перпендикулярно к забору, и двинулись по ней. Вскоре Таро остановился.

В наступивших сумерках мы едва смогли разглядеть небольшую, прикрытую ветками яму.

– Давайте здесь остановимся, – сказал Таро, – В темноте все равно ничего другого не найдем.

– Слишком близко, – неуверенно сказал Арни, – Вдруг найдут...

– Я думаю, у нас нет другого выхода, – возразил я. Мы подошли к яме. На дне ее было сухо, к счастью. Рядом стоял оголенный сухой мертвый кустарник. Мы принялись ломать ветки. Складывали в охапки на краю ямы, потом я спустился вниз, ребята подавали мне хворост, я укладывал его, как мог. Гнездо получилось, конечно, так себе, не птичье. Но все же не на земле ночевать.

Ни о каком костре речи, разумеется, не было. Мы съели по сухарю и улеглись на ветки, плотно прижавшись друг к другу и завернувшись в одеяла. Арни, как самого слабого, положили в середину.

Спал я очень крепко. Но едва вокруг посветлело, проснулся с ощущением полного окоченения. Казалось, я превратился в ледышку, в снежную бабу. Рядом раздавался страшный ритмичный хрип. Сначала со сна я подумал, что это насос в первом цехе работает, а потом сообразил, что у Арни приступ. Удивительно еще, что не вчера начался. Я повернулся. Арни сидел, согнувшись и всецело отдался процессу дыхания. Таро тихо дрых в ветках.

– Чего ты? – спросил я сипло, – Опять плохо?

– Ага, – виновато сказал Арни между хрипами.

Как-то мы совсем забыли... у Арни давно не было приступов. Да и в Общине это не так страшно. Арни шел в медчасть, там ему в вену вводили несколько кубиков лаллина (на сгибах локтей у него незаживающие точечки, как у наркомана). Это хорошо помогало. В крайнем случае, требовалось несколько инъекций. Но сейчас нам лаллин не достать ни за какие сокровища... Как же мы дальше пойдем?

Арни, словно прочитав мои мысли, сказал:

– Ты не беспокойся, Ланc. Я пойду. Только не быстро.

Я попробовал встать – закоченевшие за ночь, мокрые со вчерашнего дня ноги не держали. Я сел на хворост и заплакал бы, если бы не стыдно было перед Арни. Я стянул закоченевшими руками ботинки и стал осторожно растирать ступни в оледеневших носках. Нос не дышал совершенно, и с этой ночи у меня начался страшный, не прекращающийся кашель. Впрочем, Арни было куда хуже.И только Таро, как всегда, самый крепкий, не заболел.

Арни действительно смог идти. Не быстро. Но как-то шел, днем ему было все же лучше, чем ночью. Во-первых, днем теплее. Правда, он все время засыпал на ходу – ночь провел сидя. Мы шли куда-то на северо-запад, примерно придерживаясь направления на Балларегу. Леса в этих местах нехоженные... Все равно, что через пустыню идти. Может, наткнешься на оазис, может – нет.

Вторую ночь мы провели снова в лесу, на этот раз развели костер и мы с Таро сделали что-то вроде шалаша. Правда, Арни все равно просидел всю ночь у костра, развлекая нас громким хрипом. Первую половину ночи с ним оставался я, вторую – Таро (он проснулся сам и погнал меня спать).

Потом снова был день, и было сыро, и холодно, и моросил дождь. Наши одеяла промокли, мешки весили, наверное, целую тонну. Содержимое мешка Арни мы разделили пополам. Ему вполне достаточно и простой ходьбы. Правда, Арни совсем не жаловался. Он шел тихонько, не разговаривая, глядя в землю, всецело поглощенный тем, чтобы как-то дышать.

Вот ведь здоровый человек не замечает, как дышит... Мы думаем, что это само собой разумеется. А это огромная радость, и за это мы должны быть благодарны жизни – что можем просто свободно, спокойно дышать... а не так вот хрипеть. Тьфу ты, черт! Подумал о дыхании и сразу закашлялся. Даже остановиться пришлось.

– Ребята... – сказал Таро вдруг. Мы обернулись к нему.

– Вы не видите? Нет? Значит, у меня глюки...

– Погоди, – я всмотрелся вперед. Там, между деревьями, что-то чернело.

– Это что?

– Это дом, – сказал Таро. Мы не сговариваясь, зашагали вперед. К дому. В тот момент мы даже не думали о том, что нам надо держаться подальше от людей. ПОДАЛЬШЕ! Наши номера внесены повсюду, во все черные списки, нас любой сейчас может сдать.

Мы бы, наверное, дошли до дома и тут же свернули бы в лес. Но в тот момент состояние наше было таким, что хотелось просто увидеть Дом. Человеческое жилье. Убедиться, что в мире мы не одни, что на нашей планете есть не только вот этот тянущийся без конца и края холодный убийственный лес, но и люди... жилье... тепло... еда...

Но дом не обманул нас.

Он был двухэтажный, черный, деревянный, кое-где окна выбиты и зияли пустыми глазницами. Дверь внизу тоже открыта. Тропинка к ней протоптана, но вид – ну совершенно безжизненный. И тишина. Только хрип Арни слышен.

– Идемте, парни, – сказал Таро, – Там нет никого.