Созидатель - Игнат Валунов

относится к творческому процессу не столь основательно, как обещал их первый разговор. Собственную работу над картинами Иннокентий привык называть выплеском беспорядочно подобравшихся произвольных мыслей, и все же порой во время работы над картиной какая‑то едва отчетливая стройная высокородная идея проблескивала в его сознании, звала максимально напрячь волю и ум и последовать за ней к величественным художественным завоеваниям. Но у него никогда не получалось держать эту идею в уме по-настоящему долго, и уже скоро возникало осознание, что порядок, в котором он наносит краски на полотно, недостаточно внятен для выражения какой‑либо четкой и последовательной концепции. Теперь Иннокентий подозревал Андрея в схожей неспособности создать работу, которая будет иметь логичную, внятно очерченную философию. Иннокентию важно было понять, справедливы ли такие подозрения. От этого зависело, откажется он от услуг Андрея в дальнейшем или нет. Иннокентий решил прибегнуть к помощи своего друга, который гипотетически мог выудить из Андрея максимум откровений о работе: по профессии друг был следователем и вдобавок в недавнем прошлом плотно интересовался творчеством Босха. Сочетание двух этих фактов и давало Иннокентию основание полагать, что Сергей – так звали друга – сможет вывести Андрея на чистую воду.

Иннокентий сказал Андрею, что ему нужно обсудить картину с одним значительным специалистом по искусству. Но прежде, чем позвонить, Иннокентий вышел из комнаты.

С.: Да, Кеша?

И.: Мои приветы, Серега. Есть одно дело к тебе. Помнишь, я рассказывал тебе, что мы в загородном доме поселили человека, который согласился писать картины для моих выставок? Так вот, недавно он закончил первую. Я хочу, чтобы ты, во‑первых, оценил ее и, во‑вторых, подробно расспросил, какой смысл он в нее заложил. Он почему‑то отвечает на вопросы на сей счет очень неопределенно. Уж не бездумную ли мазню накалякал… Очень хочется узнать.

С.: Пришли фотографию картины.

И.: У меня другое предложение. Сейчас я пойду в комнату, где подвис мой дорогой художник с его картиной, устрою видеозвонок, поставлю телефон на штатив, чтобы тебе была видна картина, и по громкой связи ты поговоришь с нами, в первую очередь – с творцом. При этом должен будешь говорить так, словно являешься специалистом по искусству.

С.: Как‑то это очень резко, но давай так.

Иннокентий сходил за штативом, вернулся в комнату Андрея, подготовил все для демонстрации картины по видеосвязи, снова позвонил другу.

И.: Ну как, Сереж, видишь картину?

С.: Все вижу!

И.: Что можешь сказать? Прославит меня такое?

С.: Прославить не прославит, но внимание какого‑то ряда людей привлечет. Выставляй обязательно. Это лучше, чем твои собственные работы.

И.: Но что бы ты хотел узнать о картине от самого автора?

С.: Что хотел бы узнать я? Андрей, ты стремился передать этой картиной какие‑то из настроений человека, кого все будут считать ее автором, – Кеши?

А.: Я задумывался о том, чтобы создать некое продолжение личности Иннокентия. Но я пока плохо его знаю. Поэтому думаю, что конкретно с этой задачей я не мог хорошо справиться.

С.: Кеша всегда хотел казаться – благодаря своим картинам – не тем, кем он на самом деле является, так что у тебя это получилось. Кеша, поменьше общайся с Андреем, а то он все твое нутро в следующих картинах раскроет. Должен сказать, что эта картина имеет одно очень примечательное свойство: она способна действовать на человека на уровне самых примитивных чувств – пробудить настоящее первобытное любопытство, какое испытывали наши далекие предки, впервые видя что‑то им ранее незнакомое. Например, какое‑нибудь необычное животное вроде утконоса. Первобытное любопытство, которое вырастало в истовое желание изучить предмет интереса, несмотря на явный трепет перед неизвестным. Здесь таким предметом интереса будет как раз эта картина.

И.: Сережа, ты предрекаешь картине настолько хорошую реакцию зрителей, что я начинаю думать, будто ты надо мной издеваешься.

С.: И в мыслях не было такого. Я выразил самую искреннюю точку зрения.

И.: Можешь объяснить, как Андрею это удалось?

С.: В том‑то и дело, внятно этого словами не выразить. Людей, бывает, завораживает вид снегопада, но хватит ли тебе языковых возможностей, чтобы описать свойства снегопада, благодаря которым людям нравится смотреть на него? Ты скажешь просто: красиво, и все.

А.: Тебе ведь приходится максимально использовать языковые средства для работы по своей профессии? Доводишь людей до определенной кондиции.

С.: Кондиции восторга или разочарования от какого‑нибудь произведения искусства, да.

А.: Нет, судя по интонации, с которой ты произнес последнюю фразу, и судя по интонации, с которой ты говорил прежде. Мне кажется, ты натренирован извлекать признания в самих тяжких грехах из самых каменных людей. Наверное, тебе кажется, что я – легкая для тебя добыча. Но это не так. Нет ничего такого противозаконного, в чем мне надо было бы признаваться. Наверное, у семьи, которая приняла меня, возникли подозрения, что я бегу от правосудия, раз отказываюсь говорить, кто я, и раз ни с того ни с сего оказался в диком месте без средств к существованию, словно и впрямь пустился в бега. Понятно, люди, которые приютили меня, хотят лучше разобраться, насколько я могу быть опасен, и поэтому прибегли к твоей помощи. Но что я сейчас могу о себе сказать? Я не могу причинить никакого вреда.

И.: Ты не прав насчет Сережи. Он присоединился к нам, просто чтобы поучаствовать в дружеской беседе об искусстве. Ни я, ни кто‑либо еще из семьи ни в чем тебя не подозревает. Расслабься.

А.: Но со мной разговаривает не специалист по художественной культуре, как ты его представил.

И.: Это была такая ирония. Чистой воды ирония. И все‑таки. Сережа понимает во многом. Он поможет нам выработать общую идейную линию выставки, на которой я буду показывать мои-твои работы. Раз ты сам не хочешь мне в этом помочь.

А.: Пусть общей идейной линией выставки будут первобытные человеческие чувства, о которых упоминал Сергей. Тебя устроит такой лейтмотив?

И.: Устроит. Но мне нужно будет давать посетителям выставки комментарии на этот счет. О чем я буду им говорить? Хотелось бы, чтобы Сережа помог мне.

А.: Но пока я подготовил только первую картину для выставки. Быть может, остальные не впишутся в комментарии, которые подскажет тебе сейчас Сережа.

И.: Значит, мы соберемся опять и переформулируем изначальные тезисы. Сергей, у тебя есть что еще спросить у Андрея?

С.: Андрей, скажи, на какую публику, по твоему мнению, может быть рассчитана эта картина?

А.: Очевидно, не на самую широкую. Очевидно, такое творчество не впишется ни в какие современные тренды по созданию визуальных