Кровь Олимпа (ЛП) - Рик Риордан

Взгляд Нико был одичалым и расфокусированным. Темные волосы хлестали его по лицу, словно крылья подстреленного в полете ворона.

— Я... Я не могу! У меня не осталось сил!

Тренер Хедж заблеял.

— Хочешь открою тебе маленький секрет? Козлы не умеют летать! Так что забери нас отсюда, или мы рискуем превратиться в фирменный омлет от Афины Парфенос!

Рейна пыталась соображать быстро. Чего-чего, а смерти она не боялась. Однако смириться с тем, что, в случае уничтожения Афины Парфенос, их миссия будет провалена, она не могла.

— Нико! Путешествие по теням! — подсказала Рейна. — Я поделюсь с тобой моей силой.

Он одарил ее беспомощным взглядом.

— Как...

— Просто сделай это!

Она сжала его руку. Факел и меч, символ Белонны на её предплечье, болезненно накалился, словно только что впервые был выжжен на её коже.

Нико ахнул. Его лицо снова обрело нормальный оттенок. Они скользнули в тень за считанные секунды до начала извержения вулкана.

Воздух заледенел. Свист ветра сменился какофонией голосов, шепчущих на тысяче разных языках. У Рейны было такое чувство, будто она проглотила пирагуа[41] — толченый лёд, политый холодным сиропом — её любимое лакомство из детства, которое она провела в Старом Сан-Хуане.

Ей стало интересно, почему это воспоминание всплыло на поверхность именно сейчас, когда она находилась на волоске от смерти. Затем её взор прояснился. Ноги ощутили под собою твердую поверхность.

На востоке светало. На мгновение Рейне показалось, что она вернулась в Новый Рим. Дорические колонны образовывали атриум размером с бейсбольную площадку. Перед ней, посреди украшенного мозаикой фонтана, стояла бронзовая статуя фавна.

В соседнем саду цвели лагерстрёмии и кусты роз. Пальмы и сосны тянулись к небу. Мощенные булыжником тропинки — прямые, ровные дорожки прекрасной римской конструкции, граничащие с низкими каменными домиками с подъездами, украшенными колоннадами, — вели со двора в нескольких направлениях.

Рейна обернулась. Позади неё стояла Афина Парфенос, целая и невредимая; она занимала собою чуть ли не весь двор, будто нелепое гигантское украшение для сада. Маленький бронзовый фонтанный фавн застыл перед статуей с поднятыми руками. Похоже, он страшился новоприбывшей.

На горизонте маячил Везувий — теперь виднелись лишь его темные, горбатые очертания.

На его вершине клубились густые столбы пара.

— Мы в Помпеях, — догадалась Рейна.

— Ох, дело дрянь, — проговорил Нико и тут же рухнул от изнеможения.

— Эй-эй! — подхватил его тренер Хедж. Сатир усадил Нико у ног Афины и ослабил ремни, соединявшие его со статуей.

Рейна тоже нетвердо стояла на ногах. С одной стороны, она ожидала подобных последствий: такое случалось каждый раз, когда она делилась с кем-то своей силой. Чего Рейна уж точно не ожидала, так это того, сколько боли и мучений Нико ей придется пропустить через себя. Она тяжело опустилась на землю, стараясь не потерять сознание.

Боги Рима. Если это была только часть его боли… как он справляется с ней в полном объеме?

Она пыталась выровнять дыхание, в то время как тренер Хедж рылся в своих запасах на случай привала.

Камни вокруг ботинок Нико потрескались. От него повсюду разлеталась темная материя, словно его тело пыталось избавиться от всех тех теней, через которые он прошел.

Однако это были еще цветочки, по сравнению с вчерашним днем: увядшая на лугу трава, вылезающие из-под земли скелеты... Рейне не хотелось вновь стать свидетелем подобного зрелища.

— Выпей, — она протянула ему флягу, в которой плескалась смесь измельченного рога единорога и священной воды из Малого Тибра[42]. Они уже выяснили, что данный настой действовал на Нико лучше, чем нектар, помогая ему снять усталость и очистить его от тьмы, при этом уменьшая опасность неконтролируемых выплесков энергии.

Нико послушно отпил. Выглядел он все еще неважно: впавшие веки, голубоватый оттенок кожи.

С его пояса свисал скипетр Диоклетиана[43], который светился неприятным фиолетовым цветом, словно радиоактивный синяк.

Он одарил Рейну изучающим взглядом.

— Как ты создала этот... этот прилив энергии?

Рейна показала ему свою татуировку, которая по-прежнему жгла ее кожу, словно горячий воск — символ Беллоны, SPQR, четыре линии, обозначающие года ее службы.

— Я не люблю об этом говорить, — сказала она. — Это сила моей матери. Я могу делиться энергией с другими.

Тренер Хедж отвлекся от своего рюкзака и посмотрел на нее.

— Серьезно? Почему тогда со мной не поделилась, римская девчонка? Я хочу супер-мышцы!

Рейна нахмурилась.

— Все не так просто, тренер. Я могу делать это только в жизненно необходимых ситуациях, да и в больших группах это более эффективно. Когда я командую отрядом, я могу делиться с ними любыми своими качествами — силой, храбростью, выносливостью, умноженными на размеры моих сил.

Нико выгнул бровь.

— Полезно для римского претора.

Рейна не ответила. Она предпочитала не говорить о своей силе именно по этой причине. Она не хотела, чтобы присягнувшие ей полубоги думали, что она их каким бы то ни было образом контролировала, или что стала лидером только потому, что обладала какой-то особенной магической силой. Она могла поделиться с другими только присущими ей качествами. И она не могла помочь человеку, недостойному быть героем.

Тренер Хедж заворчал.

— Как жалко. Обзавестись супер-мышцами было бы неплохо, — он снова начал рыться в своем рюкзаке, где, судя по всему, содержались бездонные запасы кухонной утвари, предметов первой необходимости и разного спортивного оборудования.

Нико сделал еще один глоток. Его веки слипались от истощения. Но даже несмотря на жуткую усталость, он изо всех сил старался не заснуть.

— Ты пошатывалась, когда мы приземлились, — заметил он. — Когда ты используешь свои силы... ты чувствуешь что-то вроде, э-э, ответной реакции?

— Это не чтение мыслей, — пояснила Рейна. — Даже не эмпатическая связь. Просто... временная волна истощения. Главные эмоции. Твоя боль накрывает меня с головой. Я беру на себя часть твоей ноши.

Выражение лица Нико стало более настороженным.

Он завертел серебренное кольцо-череп на пальце, как это делала со своим серебряным кольцом Рейна, когда она размышляла о чем-то. Общая привычка с сыном Аида заставила ее почувствовать себя не в своей тарелке.