Принц Крови - Елена Прокофьева

С течением времени пыл этих фантазий не то чтобы поугас, но как-то подернулся пеплом. Ролан точно знал, что останется жалким и тщедушным созданием, и никем другим ему не быть никогда. Он смирился со своей ненавистью и отвращением, и с тайным вожделением, позволяя себе только ночами в темноте своей спальни прежние мечтания о том, что бы он сделал со всеми этими красивыми девочками, девушками, женщинами, которые смотрят на него с жалостью и отвращением. Они думают, что он не замечает их насмешливых взглядов, не видит фальши в их улыбках, не слышит их мыслей: «Фу, какой же он урод». Для всех их, по-прежнему, нет ничего более омерзительного, чем переспать с ним.

При свете дня его голова была занята совсем другими мыслями. Ролан долго учился, а потом работал, он полностью погружался в науку, в которой действительно проявлял выдающиеся способности, был царем и даже почти богом. Но связанные с этим чувства и воспоминания Филиппу были не интересны. И он отбрасывал, как мусор, все радости от удач и открытий, сделанных Роланом на университетской кафедре или в лаборатории. Филипп вытаскивал на свет лишь темное, тайное, упоительное и страстное — желание мучить, причинять боль, убивать.

Ролан никогда не думал, что сбудутся его мечты, но они сбылись. Он перестал быть собой. Он стал другим. Он стал сильным, неуязвимым. Он стал чудовищем. Он смог исполнить свои мечты. Первой была девушка в шортиках и коротеньком топе, которая бежала по асфальтированной дорожке Булонского леса, совершая вечерний променад, заткнув уши плеером и тряся сиськами, которые так и норовили выскочить из низкого выреза майки. Ролан знал, что не должен убивать людей, что все, что он может, это заворожить эту шлюшку и выпить у нее немного крови. Но разве он мог ограничиться этим? Он же видел в ней одну из тех девчонок, свою одноклассницу, о которой он столько мечтал. Она была так похожа на одну из них… Или на всех разом?.. Девчонка кричала и отбивалась, старалась вырваться изо всех сил, но этих сил было так ничтожно мало по сравнению с тем, каким сильным был теперь он. Ролан развлекался, ему нравилось, как шлюшка заходится от страха, видя его клыки и горящие глаза, ему нравилось, как она извивается от боли, когда он кусает ее, кромсая зубами мягкое, нежное, вкусное тело, впиваясь в ее грудь, в бедра, вырывая куски плоти, купаясь в крови. Она больше не презирала его, она его боялась! До смерти боялась!

В тот раз Ролан кончил до того, как сумел поиметь эту девку, она так и умерла в его руках. И одновременно с тем, как отлетела ее жизнь, вдруг ушли ярость и страсть из сердца ее мучителя. Ролан бросил труп в каких-то кустах и, вернулся домой, стараясь прятаться в тенях, чтобы никто не заметил его, не увидел его окровавленной одежды.

Потом он с интересом ждал новостей, и испытал удовольствие еще раз, когда увидел репортаж с места происшествия, где журналисты стыдливо показали мокрые от дождя кусты и уже упакованное в пластиковый мешок тело. Девку звали Мишель Вассе. Какое красивое имя — Мишель… Такая сладкая, горячая, чувственная Мишель… Его Мишель… Жаль только, что он не успел трахнуть ее. Ей бы понравилось. Она больше никогда-никогда не могла бы презрительно бросить подруге: «отсоси у Ролана». Она бы произнесла это совсем по-другому, с вожделением и страстью.

Потом были другие женщины, — Анна, Сильви, Ив, Жюли, и с ними Ролан уже сделал все, что хотел. После нахождения третьего трупа по Парижу поползли слухи о серийном маньяке в Булонском лесу. И кто-то из журналистов то ли сумел выведать, то ли подслушал из разговора полицейских, что убийца нарочно подточил себе клыки, чтобы они были острыми как у зверя — или как у модного нынче вампира, — чтобы было удобнее кусать своих жертв. С тех пор его и назвали «булонским кровопийцей».

В лесу стало опасно, появилось множество патрулей. Не то чтобы Ролан сильно страшился их, но все же он понимал, что теперь ему следует затаиться, или, по крайней мере, перебраться в другое место, — тем более, что в Булонском лесу стало гораздо меньше любительниц вечерних прогулок.

Ролан не переживал из-за того, что о его похождениях стало известно Эмилю, он знал, что его мастер не сможет помешать ему. И он равнодушно слушал его заунывные вопли и просьбы забыть о своих опасных развлечениях, «пока не стало слишком поздно». Страх перед законом не пугал Ролана, все затмевало ошеломительное, экстатичное удовольствие от совершаемых убийств. «Булонский кровопийца» чувствовал себя могущественным и неуязвимым, и он не желал снова смиряться с ограничениями и признавать над собой чью-то власть.

Но, увы, его желания снова ничего не значили.

Принцу города удручающе быстро стало известно о его деяниях, и теперь от наказания ему было не отвертеться, хотя Эмиль и тянул время, как мог, пытаясь что-то придумать, чтобы уберечь свое детище от расправы. Эмиль даже призвал свою создательницу, бывшую принцессу города, в надежде, что ее влияния хватит на то, чтобы умилостивить нынешнего хозяина Парижской нечисти. Ролан не совсем понимал, какое дело до него и его развлечений может быть принцу города, и его вмешательство ужасно раздражало его, равно как и это дурацкое разбирательство и необходимость смиряться и униженно ждать решения своей участи, лицемерно притворяясь, что ты раскаялся и сожалеешь.

На самом деле Ролану хотелось только одного, — чтобы все это быстрее закончилось, и он мог бы отправиться пусть не в Булонский лес, а теперь, к примеру, в Венсен или куда-нибудь еще, вернуться к охоте на своих сладких девочек.

Читать все эти противоречивые и яркие чувства было так упоительно приятно, что Филиппу потребовалось совершить над собой усилие, чтобы разорвать контакт. И он вернулся в скучную реальность, испытав мгновенное острое сожаление от того, что ему придется сейчас сделать. При других обстоятельствах и в другое время он с удовольствием поприсутствовал бы при развлечениях этого безумца, и уж точно не препятствовал бы ему. Какая досада, что сейчас у него есть обязательства, которыми он не может пренебречь. Но, с другой стороны, — в его власти убить этого птенца так, как он сам пожелает, и он сможет забрать себе частицу его сущности, растворить его чувства в своих. Это определенно должно быть еще приятнее, чем просто заглядывать в его душу.

Принц кинул взгляд на Лоррена, который все это время внимательно смотрел на него, и слегка кивнул ему в сторону двери.

Лоррен тут же поднялся и протянул руку Диане.

— Вы позволите проводить вас к машине, мадам?

— Благодарю вас, — произнесла мадам де Пуатье с явным облегчением и, вложив в его ладонь свои пальчики, царственно поднялась из кресла. На полпути к двери она обернулась к печальному Патрю, который уже, конечно, понимал, что здесь сейчас произойдет.