Тотто-тян, маленькая девочка у окна - Тэцуко Куроянаги

– Можно, я поеду со всеми на горячие источники?

Старики ездят лечиться на воды, мама это знала, но чтобы первоклашки… Правда, после того как она внима­тельно прочитала записку от директора, она одобрила затею. На полуострове Идзу, в префектуре Сидзуока, есть местечко Той, где на дне моря бьют горячие источники. Там дети пробудут дня три, купаясь и принимая горячие ванны. Все пятьдесят – от первого до шестого класса – будут жить в загородной вилле, принадлежащей родителям одного из учеников. Мама, конечно, согласилась.

В назначенный день ученики «Томоэ» в полной эки­пировке собрались на школьном дворе.

– Ну, все собрались? – спросил директор. – Поедем сначала на поезде, потом на пароходе, смотрите не поте­ряйтесь. А теперь в путь!

Больше никаких наставлений не было, и тем не менее, когда на станции Дзиюгаока все уселись в поезд, дети вели себя на удивление тихо, без шума: не носились по вагонам, а спокойно беседовали друг с другом. И это несмотря на то, что в школе «Томоэ» никогда не говорили, как надо вести себя воспитанным ребятам, что надо ходить строем, скромно помалкивать и не сорить в вагоне и тому подоб­ное. Просто сама атмосфера школы незаметно приучила их к тому, что не следует обижать маленьких и слабых, причинять беспокойство и неприятности старшим, остав­лять за собой мусор.

Удивительное дело: всего лишь несколько месяцев назад Тотто-тян мешала всей школе, переговаривалась на уроках с уличными музыкантами, а вот в «Томоэ» с первого же дня смирно сидела за партой и училась при­лежно. Одним словом, если б кто-нибудь из прежних учителей увидел ее сейчас, то вряд ли признал бы в ней Тотто-тян.

В Нумадзу пересели на пароход, сбылась давняя мечта. Кораблик был невелик, и тем не менее ребятишки пришли в возбуждение: заглядывали во все уголки, щупали, трогали, висли. Наконец пароход отчалил, и все дружно стали махать толпившимся на пристани провожающим. Едва отошли, заморосило, поэтому пришлось спуститься с верх­ней палубы. В довершение всего началась качка. Тотто-тян стало мутить, укачало и остальных. Тут вышел на середину кто-то из старших мальчиков и, как бы стараясь остано­вить качку, раскинул руки. Его шатало из стороны в сторону, но он только посмеивался: – Ну-ну, погоди, постой!

Зрелище было настолько забавным, что, несмотря на морскую болезнь, никто не смог удержаться от смеха. Так и смеялись до самого Той. И вот странная штука: стоило сойти на берег, как всем полегчало и только того маль­чишку вдруг сморило. И грустно, и смешно…

Курорт Той был в тихой, живописной деревушке, прижатой лесистыми холмами к морю. После короткого от­дыха учителя повели детей на берег. Все переоделись в купальники – ведь здесь было настоящее море, а не школьный бассейн.

Чудо эти горячие источники, бьющие со дна моря. Где кончается источник и начинается море и не поймешь: никаких заборов, естественно, нет, не установишь же их прямо в море. Присядешь на мелководье в каком-нибудь месте – и сразу горячая струя поднимется со дна и по­явится ощущение, будто ты погрузился в ванну. Если же захочется перебраться из «ванны» в море, надо только отползти в сторону метров на пять, и вода постепенно становится холоднее и холоднее. Накупаешься, замерз­нешь и быстрее, словно в теплый дом, – к источнику, отогреваться. И вот еще что: в море все хранили серьезный вид, но, окунувшись в горячий источник, преображались на глазах – весело болтали, резвились до изнеможения. Де­ти, ровно старики, получали какое-то особенное удоволь­ствие от теплой воды.

Побережье было пустынным и казалось полностью от­данным в пользование ученикам «Томоэ», которые наслаж­дались вовсю. Когда они возвращались в дом, кожа на кончиках пальцев даже сморщивалась от воды.

А по вечерам, когда все заползали под стеганые одеяла, звучали рассказы о привидениях. Тотто-тян и другие пер­воклашки даже плакали от страха, но все же спрашивали сквозь слезы:

– А что дальше?

Каждый вечер они ходили покупать рыбу и овощи, а когда по дороге их спрашивали, из какой они школы или откуда приехали, вежливо и обстоятельно отвечали. Слу­чались и неприятности: кто-то чуть не заблудился в лесу, кто-то заплыл далеко, – все очень волновались. Один маль­чик на пляже порезал ногу стеклом. И в такие минуты каждый старался хоть чем-то помочь попавшему в беду товарищу.

Но, конечно, радостей было больше. Был лес, напол­ненный стрекотом цикад, было маленькое кафе, где про­давалось вкусное мороженое. На берегу они нашли чело­века, в одиночку вырубавшего из ствола дерева большую лодку. Лодка была уже почти готова, и каждое утро, едва проснувшись, ребятишки бежали смотреть как продвину­лась работа. А Тотто-тян этот человек подарил длинную, завитую стружку.

В день отъезда директор предложил:

– Давайте сфотографируемся на память!

Они никогда еще не фотографировались вместе! Но стоило только фотографу сказать: «Внимание, снимаю!» – как кому-то срочно понадобилось в туалет, а у кого-то кеды оказались левый на правой ноге, а правый – на левой, так что пришлось переобуваться… Все это время остальные стояли в напряженных позах, и когда учитель­ница спросила: «Ну как, готовы?», некоторые, не выдержав, легли от усталости. Так что фотографирование заняло уйму времени.

Зато фотография стала настоящей драго­ценностью. Стоило только взглянуть на нее, как перед глазами вставало и море, и горячие источники, вспоми­нались рассказы о привидениях и мальчик, кричавший «Ну, погоди!». Тотто-тян на всю жизнь запомнила свои первые летние каникулы.

А было это в те времена, когда в пруду около их дома в Токио в изобилии водились раки, а буйволы тянули по улицам мусорные повозки.

Ритмика

После летних каникул началось второе полуго­дие: в Японии учебный год начинается в апреле. За время каникул Тотто-тян подружилась не только с ребятами из своего класса, но и с остальными учениками «Томоэ». И еще больше полюбила свою школу.

Помимо того что обучение в «Томоэ» вообще сильно отличалось от обычных начальных школ, очень много времени там отводилось музыкальным занятиям. А особое место среди них занимала ритмика, которой занимались ежедневно.

Основателем системы ритмического воспитания был швейцарский композитор, учитель музыки Эмиль Жак Далькроз. Его труды, опубликованные в 1905 году, сразу же обратили на себя внимание в Европе и Америке. Повсюду, как грибы после дождя, стали возникать школы, студии ритмического воспитания и даже исследовательские институты. Как же появилась ритмика в японской школе «Томоэ»?

Прежде чем открыть школу, будущий директор Сосаку Кобаяси отправился в Европу, чтобы ознакомиться с тем, как воспитывают детей в других странах. Он побывал во многих начальных школах, беседовал с известными педа­гогами. В Париже он и встретился с Далькрозом.

Долгие годы думал Далькроз над тем, как научить детей воспринимать музыку не слухом, а сердцем, спо­собным биться в такт ее переменчивой, неуловимой сущ­ности, – одним словом, как пробудить чувства.

Наблюдая, как резвятся и скачут дети, Далькроз раз­работал оригинальную систему ритмической гимнастики, или ритмики. Учитель Кобаяси провел в парижской школе Далькроза больше года, постигая новое искусство. Кстати, не только он, но и многие японцы испытали на себе влияние идей Далькроза. Среди них: композитор Косаку Ямада, основатель современного японского танца Баку Исии, актер театра Кабуки Итикава Садандзи-Второй[11], основоположник «Нового театра»[12] Каору Осанаи, танцов­щик Митио Ито, считавшие ритмическое движение основой многих искусств. Ну, а Сосаку Кобаяси был первым, кто решил включить ритмику в школьную программу.

Когда Кобаяси спрашивали, что такое ритмика, он отвечал: «Ритмика – это игра, которая отлаживает меха­низм тела, игра, которая учит владеть им, игра, которая дает возможность воспринимать ритм. Занятия ритмикой сообщают ритмичность самой натуре. А ритмичная нату­ра – это красота и сила, соответствие законам природы».

В классе Тотто-тян начали с развития чувства ритма. Директор садился за пианино на маленькой сцене в ак­товом зале. Под музыку ученики начинали движение с любой точки. Двигаться они могли как угодно, с одним лишь условием – не сталкиваться друг с другом, поэтому чаще всего они шли в одном направлении по кругу. Если в музыке слышались две доли, все взмахивали руками вверх и вниз, как это делает дирижер. Ступать надо было легко, без топота, но и не так, как в балете. «Не напря­гайтесь, – говорил директор, – шагайте свободно, покачи­ваясь, тяните носок». Главное заключалось в естествен­ности движения, так чтобы каждый мог ходить по-своему. Когда же ритм становился трехдольным, дети движением рук выполняли новую фигуру, их движение то ускорялось, то замедлялось – в зависимости от темпа. На четыре доли это было еще не трудно: «Опустить! Кругом! В стороны! Поднять!» На пять долей уже сложней: «Опустить! Кругом! Вытянуть вперед! В стороны! Вверх!» А вот как двигались руки на шесть долей: «Вниз! Кругом! Вытянуть вперед! Снова кругом! В стороны! И… вверх!»