Кукушата Мидвича - Джон Уиндем

— Любимый! — выдохнула Ферелин, крепко сжав его руку.

Она повернулась к Анджеле и попросила рассказать о памятном совещании во всех подробностях. Полчаса спустя они вышли, оставив мужчин наедине.

Алан дождался, пока дверь плотно закрылась.

— Знаете, сэр, по-моему, это удар под дых.

— Вы правы, юноша. Подверженность предрассудкам — болезненное свойство человеческой натуры. Я говорю о нас, мужчинах, с женщинами дело обстоит еще серьезнее.

— Это ужасный удар для Ферелин. Да и для Анджелы, — поправился Алан. — Конечно, Ферелин вряд ли сразу поймет все детали, в такие вещи нужно вникнуть.

— Дорогой мой, — сказал Зеллаби. — Как муж Ферелин вы имеете право составить о ней любое мнение. Единственное, чего нужно избегать — для вашего же собственного спокойствия — это ее недооценки. Уверяю вас, она поняла много больше и глубже, чем вы считаете. Просто она немножко схитрила. А ее озабоченность сыграна для вас, на всякий случай, так вы станете больше о ней беспокоиться.

— Вы так думаете? — уныло спросил Алан.

— Да. Более того, ее поведение вполне благоразумно. Чрезмерные волнения утомительны. Лучшее, что может сделать человек в подобной ситуации — это определить причины беспокойства и предпринять необходимые практические шаги.

Я исхожу сейчас из своего богатого опыта. Вы даже не представляете, сколько старинных поговорок, цыганских предсказаний припомнили в деревне за последние месяцы. Все женщины превратились в ярых собирательниц фольклора. Они усвоили, что в их положении опасно проходить через кладбище в ночь на пятницу и самоубийству подобно носить зеленое. Что если оброненная игла втыкается острием в пол, то непременно будет мальчик. Как замечательно, правда? Я даже подумываю о том, чтобы собрать все эти перлы да и подсунуть с серьезным видом своим издателям — возможно, тогда они наконец оставят меня в покое…

Повинуясь долгу вежливости, Алан поинтересовался, как продвигается работа д-pa Зеллаби. Тот грустно улыбнулся.

— «Британские огни» я должен завершить к концу месяца — по договору. По сути же готовы только три главы, и если бы я помнил, о чем там идет речь, то, вероятно, счел бы их устаревшими. Так много всего произошло!

— Чему я поражаюсь больше всего, это как вы ухитрились сохранить в тайне все происходящее. Это же адова работа!

— Так оно и есть, — подтвердил Зеллаби. — Пришлось попотеть. Впрочем, нам на руку сыграл фактор, который я нарек «эффектом голого короля» — слишком уж необычна правда, чтобы в нее верить. Но заметьте, в Онили и Стоуче циркулируют упорные слухи о Мидвиче, хотя — благодарение богу! — о действительных масштабах событий там не имеют понятия. Говорят в основном о том, что мы все якобы приняли участие в некоем старинном и предосудительном действе накануне Дня всех святых. Некоторые отворачиваются, когда мы проходим мимо.

— И вы абсолютно уверены, что за пределами Мидвича никто ни о чем не знает?

— Уверен. Если кто и наслушался выступлений несчастной миссис Либоди, то наверняка счел это бредом. Уиллерс был стократ прав, утверждая, что защитный рефлекс оградить нормального человека от подобных сенсаций. Чтобы пробить этот барьер, необходимы выступления прессы — вот тогда это цивилизованное стадо будет готово поверить чему угодно. А до тех пор, наблюдая славные животики наших дам, циники из Стоуча и Онили лишь упражняются в злословии.

Далее м-р Зеллаби подробно остановился на всех последних событиях. Самым тяжелым испытанием в первые недели после того, как тайное стало явным, явились нервные срывы среди женщин.

Мужья, удостоверившись, что никто не сможет посмеяться над ними, вели себя разумно.

Разногласия между миссис Ламб и миссис Латерли были улажены через несколько дней после того, как последняя пережила потрясение. Миссис Ламб до краев переполняла преданность, и в отношениях между подругами отныне явственно прослеживалось тираническое начало.

Одно время было трудно с Гилли. О, надо было видеть эту светловолосую юную толстушку, когда она уверяла всех, что предпочитает заниматься куклами, а живые малыши — это для нее слишком сложно!

В заключение Зеллаби поведал еще пару интересных случаев. Переварив все услышанное, Алан произнес:

— Вы говорили, что еще добрый десяток женщин мог быть втянутым в это дело, но остался вне его?

— Да, пять из них находились в автобусе у края зоны поражения. За ними наблюдали в течение всего Утраченного дня, и ничего с ними не случилось. Это, по крайней мере, опровергает теорию «детородного глаза», модную нынче в Мидвиче.

Для оплодотворения необходим был контакт с жертвами. И он состоялся.

11. Браво, Мидвич!

Свершилось!

«Сожалею, что обстоятельства не позволяют официально поздравить Мидвич с успешным завершением операции», — написал Бернард.

«Она проводилась предельно осторожно и при столь полной поддержке, что, честно говоря, всех нас удивила. Большинство в Службе считало: без официальных жестких мер не обойтись. Сейчас, спустя семь недель, мы убедились, что в этом нет необходимости. Много хлопот доставила мисс Фрезер с Фермы, но деревня здесь ни при чем. Ее отец, капитан флота, после встречи с дочерью повел себя довольно странным образом. К счастью, мы вовремя организовали его встречу с влиятельными людьми, и все уладилось.

Как вы там сейчас, какие настроения? Не знаю дальнейшего хода событий, но все равно — браво, Мидвич!»

Эмоциональному письму обычно сдержанного Бернарда предшествовал тревожный период.

По мере приближения «дня X» напряжение возрастало. Внешне все оставалось спокойным, но чувствовалось — самый маленький детонатор может взорвать все, что создавалось ценой таких усилий.

У нас были свои взлеты и падения. Радуясь одним, мы стойко преодолевали другие.

Иногда тревога являлась ниоткуда и распространялась, как инфекция. Для наиболее предрасположенных к панике доктор Уиллерс организовал рентген. Каждый плод развивался в пределах нормы.

Положение на май можно было охарактеризовать как улучшение. Все рвались в бой! Доктор Уиллерс — он предлагал отправить рожениц в Трейнский госпиталь — отказался от этой затеи. Если дети родятся с отклонениями, в Трейне об этом немедленно растрезвонят, и все предыдущие усилия, направленные на поддержание секретности, пойдут прахом. С другой стороны, Трейн попросту не готов к такому сюрпризу, как одновременное появление всей женской половины Мидвича — в госпитале, чего доброго, не хватит мест.

После долгих размышлений решено было принимать роды на месте. Засучив рукава, доктор Уиллерс окунулся в подготовку ответственного события. Без устали трудилась и сестра Даниэла, и вся деревня благодарила Бога за то, что Утраченный день пришёлся на ее отсутствие. Доктор Уиллерс, что вполне понятно, в начале июня пригласил помощника из Лондона, а чуть позже выписал целую бригаду акушерок. Маленькую комнату в муниципалитете отвели под склад, и к тому времени в ней уже громоздились ящики с эмблемами мануфактурных и медицинских фирм.

Почти выбился из сил и мистер Либоди. Вся деревня жалела его после несчастья с супругой, и то, что печальное событие не сломило его, выбывало уважение.

Миссис Зеллаби стойко держалась своей линии на солидарность и при поддержке Джанет насаждала уверенность, что любой исход Мидвич встретит плечом к плечу.

Я внимательно наблюдал за всеми. Некоторые трудности возникли у мистера Кримма. В письме полковнику Уэсткоту он заявил, что начальство требует информации, и единственной возможностью избежать громкого скандала является перевод Фермы из гражданского подчинения в военное.

Мистер Кримм так и не смог понять причину интереса Службы Безопасности ко всей этой истории.

В середине мая кое-что произошло. К этому времени в настроениях людей, измученных долгим ожиданием, появилось нездоровое напряжение.

— Пора приниматься за дело, — обратился доктор Уиллерс к Зеллаби.

— Меня беспокоят страхи той части наших пациенток, которые уже в возрасте. Это нытье неплохо бы прекратить.

— Надо попробовать их успокоить. Призовем на помощь миссис Зеллаби. Что бы мы без нее делали?

Зеллаби немного помялся, затем все же решился:

— Я очень озабочен ее состоянием, Уиллерс. Не могли бы вы поговорить с ней?

— Поговорить? О чем?

— Она обеспокоена гораздо больше, чем показывает. Это началось два дня назад. Не было ни ссоры, ничего, но я вдруг осознал, что жена смотрит на меня ненавидящими глазами. По меньшей мере странно — вы же ведь знаете, как она ко мне относится. А потом — заметьте, я молчал! — она воскликнула: «Для мужчины все просто, он не проходит через все это сам. Ему ли нас понять! Впрочем, они к этому и не стремятся. Они могут переживать, но всегда со стороны. Мужчины не знают, что это собой представляет, даже когда все о'кей, а уж то, что происходит сейчас… Одному богу ведомо, что значит долгими ночами мучиться мыслью о том, что тебя просто использовали, словно ты не личность, а какой-то инкубатор. И как быть дальше? Это все невыносимо, это убивает душу. Я не выдержу всё это, я сойду с ума!»