Со взведенным курком - Иван Мызгин

— Напрасно кобенитесь, — угрожающе сказал «анархист». — Мы просим недорого. — Он оглянулся на Грицька, словно требуя поддержки, но тот, как ни странно, молчал. — А то ведь, сами знаете, на вас можно заработать куда больше, — зловеще намекнул он.

За меня сработал рефлекс. Вороненое дуло моего браунинга в ту же секунду уперлось в грудь «анархиста».

И грозный «анархист» сразу сник.

— Да что ты, дружище! — дрожащим голосом воскликнул он. — Я пошутил. Решил тебя испытать. Но ты парень-бой! Сразу видно, не простой дезертир. Не поддался. Молодец, хвалю! — Эта серия восклицаний, выпаленная под дулом пистолета, звучала комически. — Ну, убери, убери пушечку, — просительно сказал «анархист». — Напугал — и баста! Гриша возьмет с тебя за все про все красненькую — и только. Так ведь, Гриша? — Грицько молча кивнул. — А если у тебя с грошами туго, то мы, анархисты, тебя перебросим через кордон даром. Мы здесь всемогущи, — напыщенно закончил он и вдруг почти заискивающе спросил: — Так ведь, Гриша?

На сей раз Грицько не удостоил его даже кивка.

Разумеется, я отклонил «товарищескую помощь» анархистов и тут же выдал Грицьку положенный задаток. Через четверть часа я уже трясся в повозке, запряженной парою волов. Грицько вез меня в пограничное село.

Некоторое время мы ехали молча, Вечернюю тишину нарушало лишь чавканье колес по раскисшей дороге да редкие «цоб-цобэ» моего проводника. Быстро темнело.

— Слушай-ка, Грицько, — наконец спросил я, — а этот твой дружок не пошлет за нами в погоню жандармов?

Грицько засмеялся. Смех у него был мягкий, приятный.

— Не волнуйтесь. Воны, те анархисты, — в его голосе послышалось презрение, — боятся нас. Знают: чуть шо, мы им косточки переломаем…

Показались первые постройки села.

— А отсюда далеко до границы?

— Да ось вин, кордон. — Грицько показал кнутовищем. — У кинци села. Там и пост стоит… Ну, ось и приихалы. — Грицько первым соскочил с телеги. — Прошу, заходьте до менэ у хату.

Грицько оказался крепким хозяином, оправдывая известную пословицу насчет трудов праведных и домов каменных.

— Сидайтэ вечерять, — приказал Грицько, — менэ нэ ждить. Я зараз по дилу схожу, спытаю, як сегодни на кордоне…

Грицько ушел, а мы с его женой и детьми сели за стол, застеленный чистым рушником. Накормили меня по всем законам украинского гостеприимства — до отвала.

Вернулся хозяин.

— Ну как?

Он покачал головой:

— Сегодни нэ можно. Понаихало начальство, меняють весь пост. Як скризь всэ уладиться, так и пидэмо. Денька через два. А пока вы живить в менэ.

Ну что за невезенье с самого Урала: в Питере провал, в Киеве — дурацкий арест, в Кременце я дал водить себя за нос, теперь тут изволь сидеть!

Потекли один за другим дни безделья и беспокойства. Чтобы я не выделялся, Грицько одел меня во все селянское и даже раз, выдав за родственника, взял меня с собой на какую-то «вечорныцю».

На четвертый день Грицько сказал:

— Ну, готовьтэся. Пид утро пидэмо.

Он объяснил мне, что в этих местах вдоль границы сплошной полосой тянется мелкий кустарник. Между кустарником и линией границы — просека-тропа, по которой расхаживают часовые.

Как только начало смеркаться, я заторопил своего провожатого. Грицько повел меня в сторону от села и его околицы с воинским пограничным постом. Под большим деревом мы остановились.

— Ждить тут, — шепотом сказал Грицько. — Я пийду на ту сторону. Як тилько побачитэ огонек серника — идить до менэ. Осторожно, но швыдко. Розумиетэ?

Фигура Грицька растворилась во мраке. Неужто через несколько минут я буду за рубежом, вне опасности, и все передряги последних недель останутся позади?!

Напряженно вглядываюсь в непроницаемую ночь. Ничего… «А если Грицько обманул?! — ожгла мысль. — Что тогда делать?..»

И вдруг в кромешной тьме блеснул слабый огонек. Искорка. Словно гранитная скала свалилась с плеч. Не обманул Грицько, честный контрабандист!

Я опрометью бросился вперед. Проскочил кусты. Открытое место. Просека! Пригнувшись, стремительно рванулся в сторону снова сверкнувшего огонька. И… на всем бегу с шумом, который показался мне оглушающим, рухнул куда-то вниз…

Я очутился по грудь в холодной воде. В довольно глубоком рву. Часовой открыл пальбу.

Проклиная все на свете и прежде всего свою незадачливую судьбу и Грицька, я с трудом перебрел через ров — он оказался весьма широким — и, промокший до нитки, вылез на «берег». Грицько оказался совсем рядом.

— Эх, хлопче, хлопче! — виновато шептал он. — Який я дурень! Забув тоби сказаты, шо туточки вода. Ах ты, боже ж ты мий! Ну, ничого, зараз пидэмо до хаты, там пидсохнешь. Горилки выпьешь, усэ будэ гарно…

В полной темноте мы добрались до австрийского местечка Броды. Грицько ступал уверенно, словно по своей усадьбе. Так же уверенно, по-хозяйски, постучался в дверь.

Здесь нас приняли как нельзя более радушно. Хозяева были, как видно, австрийские коллеги Грицька. Мне дали переодеться, мокрую мою одежду повесили у печки сушить, накормили, напоили.

Я все еще беспокоился, не выйдет ли осложнений из-за моего шумного падения в ров, не сообщат ли русские пограничные власти австрийским о нарушителе границы, не задержат ли меня в Австрии. Меня прямо-таки подняли на смех.

— Шо ты, хлопче! Кому то надо, про тэбэ доносить! Российска охрана рада-радэсенька, шо ты через кордон махнул. Разве тильки горилки чарку за твое здоровье опрокинет. Бона ж за тэбэ з нас гарни гроши получила. Такый в нас порядок.

— А чего же он тогда стрелял?

— А як же! Для виду. Вин же повинен кордон сторожити…

Школа бомбистов

За ночь я отлично выспался. Рассчитался с Грицьком, простился со всеми и, провожаемый искренними пожеланиями удач и счастья, отправился на станцию.

Было девять часов утра. Публика ждала поезда.

Так вот какая она, эта таинственная заграница! Мне представлялось, что там все не такое, как дома, в России. А оказалось, что первый заграничный город Броды ничем, ну, ровнехонько ничем не отличается от местечек Малороссии, как тогда именовали официально Украину.

Хотя Грицько и его австрийские приятели уверяли, что мне здесь уже ничто не грозит, я все же был настороже, отлично понимая, что не только в России имеются представители такой «приятной» профессии, как шпик и филер, и что австрийские власти вряд ли с особенным энтузиазмом отнесутся к школе бомбистов.

Иной раз у меня просто дух захватывало: где это очутился я, двадцатилетний малограмотный парень из далекой уральской глуши? Что привело меня сюда, в чужую страну? Какая сила заставила преодолеть на пути все трудности я невзгоды? Твердая вера в лучшее будущее, воля к победе великого рабочего дела — вот как называлась эта сила! Да и молодость, здоровье тоже помогали переносить все тяготы, выпадавшие на долю профессионального революционера.