Улей (СИ) - Тодорова Елена

Неужели он ошибся в своих суждениях? Неужели составил обманчивое мнение об Исаевой?

Еве же нравится злить Титова, и ей безразлично, что при этом он думает и говорит. Она даже готова использовать понятие, которое в лексиконе других людей ее раздражает — обожание.

«До чего же нелепое слово!»

И все-таки…

«Я обожаю тебя злить, Адам!»

Забавляясь его реакцией и собственными мыслями, девушка беспечно пожимает плечами и смеется.

Хохочет так увлеченно, что не сразу может ответить.

Да и что ему сказать?

Сказать, что рядом с ним ее сердцебиение учащается… Стучит столь незнакомо: воодушевленно и усердно. Признаться, что все ее чувства рядом с ним обостряются и отвлекают от более глубоких внутренних переживаний…

Нет, Исаева не расскажет Титову ничего подобного. Тайком продолжит питаться его энергией, но правды никогда не скажет.

Отталкиваясь, плавно перемещается на колени и манит парня пальцем, призывая склониться к ней. И он наклоняется, упираясь руками в плотное покрывало. Встречая его взгляд, Ева ощущает, будто ее внутренности лижут языки адского пламени.

Заглядывает ему в душу, и опять-таки ничего не видит.

Нет у Титова дна. Он — не океан. Он — космос. Темный и бесконечный.

Но как же он ее захватывает… Уму непостижимо!

Что бы Адам ни планировал, какой бы позже не нанес урон, Еве безумно нравится потрескивающее между ними напряжение.

Сглатывает, прижимая кисть к его обнаженной груди. Наслаждаясь теплом гладкой кожи, скользит ладонью вверх. Обхватывает за шею, и сама подтягивается выше. Еще ближе к нему.

— Послушай меня. Я расскажу тебе кое-что важное, — с хрипловатым придыханием говорит девушка. — И были оба наги, Адам и Ева. И не стыдились этого до грехопадения, — бессовестно коверкает священное писание на свой собственный лад. — Если мы не допускаем плотской близости, не интересуем друг друга в этом плане, то есть ли смысл нам стыдиться? — спрашивает она и тут же сама отвечает: — Нет.

Яркая вспышка одобрения проносится в глазах Титова, но когда он начинает говорить, тон его голоса выверенно скучающий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это старая сказка.

— Это вечная сказка, — поправляет Ева.

«Если мы не допускаем плотской близости, не интересуем друг друга в этом плане…», — странно ли то, что он выдыхает с облегчением, слыша в ее голосе подобную убежденность?

Правда в том, что Титову плевать на любую из своих странностей.

Он снова восхищается Исаевой. Он чует «запах крови» и смакует предстоящую охоту.

Ворошит в памяти ее безумные заметки.

«Мне нравится говорить «НЕТ». Мне нравится разочаровывать людей. Нравится не давать желаемое. Позволить чего-то захотеть, и в последнюю секунду сказать «нет». Видеть, как осознание отказа ранит человека. Да, мне нравится играть с чужими чувствами. Нравится получать, и не отдавать взамен ничего. Ничего».

Убирает руку девушки со своей шеи и выпрямляется. Отмечает, как тень удивления мелькает на ее лице. Усмехается и, обрывая зрительный контакт, позволяет ей за собой наблюдать.

Адам знает, что физически он Еве уже нравится.

«Маленькая, глупая сучка».

Из той же прикроватной тумбочки достает картонную коробку и извлекает грубый неровный косяк. Зажимает его зубами и чиркает зажигалкой.

Скулы на лице Титова выделяются острее, когда он с силой затягивается и выдыхает. Противный сладковатый запах ползет по комнате, но Еве удается не морщиться.

— Будешь?

— Буду.

Принимает косяк из его рук без опаски, хотя курить травку ей предстоит впервые. Делает глубокую затяжку и кашляет, едва не до слез, ощущая, как едкий тошнотворный дым забивает легкие и горло.

Адам же неотрывно наблюдает за ней, будто она — его личный эксперимент. Словно позже ему предстоит задокументировать реакции ее тела и сознания в чертов медицинский протокол.

Когда Ева возвращает косяк, ложится на спину и закидывает руку за голову. Легко втягивает наркотическое вещество. Пускает дым кольцами, и они завораживающе-медленно плывут вверх, чтобы в конечном итоге незримыми парами рассеяться по зеркальному потолку.

После трех глубоких затяжек Исаева ощущает, что ее сознание постепенно плывет. Становится подконтрольным исключительно внешним факторам.

Разгибая колени, вытягивается рядом с Титовым. Рассматривает в потолке его полуголое отражение. Восхищается силой и красотой его тела. Ей никогда особо не нравились татуировки, но сейчас на парне они кажутся ей искушающим искусством. Еве хочется коснуться их кончиками пальцев. Прочитать несущиеся в них сообщения. Она бы тщательно изучила их руками. Она бы скомплектовала личность Адама в цельную фигуру.

— И все-таки, твоя азартность поражает, — говорит парень, перехватывая ее взгляд. — Мне любопытно знать, на что еще ты способна. Сможешь ли, например, испачкать руки в кровь?

Передает ей косяк.

— Если будет нужно, по локти окунусь.

— Пойдешь со мной на одно дело? Сегодня вечером.

— Что будем делать?

— Ломать и разрушать.

Ева выдыхает сизую дымку и, поворачивая голову, внимательно смотрит Адаму в глаза.

— Не знаю, захочу ли я…

Он не отвечает. Забирает сигарету и неспешно докуривает.

— Так разберись в себе, Ева, — закрывает глаза, глубоко вдыхая. Мерно выдыхает. — Прежде всего, определись с тем, чего хочешь.

Из поверхности своего сознания Исаева вылавливает то, что беспокоит ее больше всего прочего. Сильнее, чем она может себе позволить.

— Я хочу, чтобы ты перестал меня изучать.

— Тогда играй со мной.

Некоторое время Ева серьезно размышляет о том, может ли она принять его предложение. Может ли решение их конфликта быть настолько простым?

Понимает, что нет.

Титов наглым образом лжет. Приглушает ее бдительность, предлагая липовое сотрудничество. Отвлекает, чтобы после нанести настоящий удар.

— Ладно, — обманывая его, старается звучать искренне, и ей это легко удается. — Я помогу тебе сегодня.

— Хорошая девочка.

— Только… — играя голосом, давит на эмоции, которых на самом деле нет ни у одного из них. — У меня к тебе еще одна просьба, — слышит в своем голосе жалобные нотки, и едва сдерживает смех.

— Чего ты хочешь? — тембр его голоса отнюдь не отзывчивый, скорее раздраженный.

— Разбуди меня, Адам, — звучит отменно жалко, будто загнанный зверек.

И в следующее мгновение отчасти так себя и ощущает.

Приоткрывая тяжелые веки, Титов плавно опускается на девушку. Прижимается к стройному телу своим, ноющим. Лицом к ее бледной тонкой шее.

Глубоко вдыхает ее запах.

И в это мгновение Ева кажется ему фантомной. Нереальной. Навеянной сонной фантазией. Гремуче красивой. Чрезвычайно желанной.

— Абракадабра, Ева, — прикусывает и сильно всасывает ее прозрачную кожу.

А Исаева теряется. Не может определить, к чему они движутся. Что собираются делать?

Слабо вскрикивает и упирается рукой в крепкое плечо. Пытается оттолкнуть.

Вот только Адама пронзает неконтролируемое желание стиснуть ее крепче. Испугать. Измучить. Развратить. Растопить, как масло. Чтобы томилась в его руках, не имея сил даже на стоны.

— Просыпайся, my darling[10], — его голос не звучит нежно. Напротив, он, как заржавевший скрипучий механизм — бьет по нервам.

Ева сглатывает, ощущая, как странно кружится голова и срывается сердце. Судорожно сжимает сильные татуированные предплечья и отвечает ему инстинктивно. Покоряясь своей дикой натуре, надевает свою любимую маску.

— Darling? It's just pure sex[11], — ее голос сочится, будто мед.

И Адам не может не реагировать на соблазн, которым Ева опутывает его.

Откликается.

— So let's fuck, pussy[12].