Александр Суворов. Первая шпага империи - Арсений Александрович Замостьянов

именно тогда императрица изрекла: «Победителей не судят». Замечательное крылатое выражение, однако к реальной судьбе Суворова оно не имеет отношения.

Тактика стремительных поисков, когда в кратковременных боях уничтожались турецкие части, не позволяла противнику сосредоточить в подбрюшье позиций российской армии многочисленное войско. Александр Васильевич был сознательным сторонником такой войны. Успехи Суворова в Туртукае позволили другим русским частям приступить к атакующим, истребительным операциям. Хотя кампания 1773-го не была для России безоблачной. Тот же генерал-аншеф Салтыков терпел чувствительные поражения. Переменился и Румянцев: после ярких побед 1770-го он приболел. Куда-то испарилась решительность фельдмаршала: отныне он главным образом отличался стратегической мудростью, умением без боя принудить противника к ошибочному ходу.

На общем невесёлом фоне Екатерина по достоинству оценила подвиг Суворова: он был награждён «орденом Св. Георгия второго класса». Русские войска отступали на левый берег Дуная, приступая к оборонительным действиям.

Погиб в бою генерал Вейсман. Разбит и пленён полковник Репнин. Неудачи, отступления… Единственной цитаделью Румянцева на правом берегу оставался Гирсов (Гирсово) – важнейший пункт, вокруг которого во многом решалась судьба кампании. Румянцев вызывает Суворова к себе и в личной беседе поручает оборону Гирсова. Ордер о новом назначении генерал-майора Суворова был подписан 4 августа. «Делами вы себя довольно в том прославили, сколько побудительное усердие к пользе службы открывает вам путь к успехам», – писал Румянцев. На этот раз у Суворова развязаны руки: Румянцев выразил надежду на искусство своего генерала.

Суворов прибыл в Гирсов и без промедлений принялся укреплять местный замок. Ежеутренне он объезжал окрестности, изучал местность. В отдалении от замка, в устье реки Боруя, на возвышении, строились шанцы. Это укрепление называлось «Московский ретраншемент» и прикрывало переправу через Боруй, которую освоили наши войска. Другие подходы к Гирсовскому замку отныне прикрывали редуты. В команду Суворова поступили Первый Московский и Выборгский пехотный полки, а также отряд казаков-запорожцев. Некоторое время Суворов держал укрепление с таким малочисленным отрядом. Румянцев был скуп на подкрепления, стремился достигать успеха наименьшими силами. И всё-таки он усилил соединение бригадой Андрея Милорадовича, поступившего в командование Суворова. Впрочем, сам Милорадович в те дни хворал, и его замещал полковник Давид Мачабелов – храбрый грузинский князь. Два пехотных полка, три эскадрона гусар, артиллерия – неплохая подмога Гирсову. Эти войска Суворов разместил на правой стороне Боруя, создав своего рода манёвренный резерв.

В начале сентября к Гирсову выступил десятитысячный турецкий отряд. Казачьи заставы отступали, огнём турок не встречали: Суворов заманивал противника ближе к укреплениям. Позже казакам было приказано оказывать туркам посильное сопротивление. Османы, уверенные в том, что основные силы русских сосредоточены в замке, подошли вплотную к редутам и к Московскому ретраншементу. Массированную атаку отразила артиллерия полковника Бахметьева. Турки отступили. Тем временем Суворов сосредотачивал силы для наступления по левому берегу Боруя. В атаку с полковником Мачабеловым пошли Севский и 2-й Московский полк – из войск Милорадовича. После битвы Суворов выделял командира 2-го Московского полка Гагарина, который с берегов Дуная ударил во фланг турецких позиций. Турки дрогнули и начали беспорядочное отступление. Суворов лично возглавил кавалерийский отряд преследования. Русская кавалерия добивала бегущего противника на протяжении тридцати километров. Осмотрительные действия Суворова в Гирсове, когда вся операция была проведена с образцовым хладнокровием, без преждевременной атаки и чрезмерного увлечения преследованием противника, опровергают представления о Суворове как о прямолинейном волевом генерале – «сорвиголове». Первым это понял Румянцев, внимательно следивший за положением дел в Гирсове.

Возвратившись в Гирсов, Суворов подвёл итоги дня: «Совершенно приобретённая над неприятелем победа». Турки потеряли более тысячи голов только убитыми. В корпусе Суворова насчитывалось 10 погибших и 167 раненых. Суворов не забыл упомянуть их по именам в реляции:

«В плен взято до двухсот человек, но из них большая часть от ран тяжелых умерли, а 50 живых приведены. С нашей же стороны убиты: Венгерского гусарского полку капитан Крестьян Гартунг, вахмистр 1, капрал 1, гусар 6, мушкатер 1, лошадей строевых 25, казачьих 6; тяжело ранены порутчики: Андрей Каширинов и Гаврила Зилов, прапорщики: Василей Ладович и Георгий фон-Блюм, полковой лекарь Штейдель; сержант 1, гранодер 9, мушкетер 31, бомбардир 1, гусар 18, сотник 1, козак 1. Легко ранены: подпорутчик Федор Кусаков; прапорщики: Дмитрий Волженской и Алексей Исаков; гранодер 15, мушкатер 46, бомбардир 1, гусар 25, сотник 1, казаков 9, лошадей строевых 38, казачьих 8».

О раненых в гирсовском лагере заботились рачительно: так, Суворов отметил, что в отряде князя Мачабелова из ста раненых ни один не умер.

В укреплённом, обжитом Гирсове Суворов пребывал до зимы. Ретраншемент оставался неприступным для турок. После сражения, в конце сентября, снова были приняты меры к усовершенствованию укреплений. Неприятным эпизодом стал донос на Суворова, который-де оставил в Гирсове солдат без крова, сорвал постройку временных казарм. Характерно, что за гирсовскую победу Суворов не получил наград, хотя в Петербурге викторию отметили салютом…

Суворовский чудо-богатырь. О. В. Калашникова «Альпийский поход»

Гирсов оставался для турок неприступным, а Суворов стал настоящим героем неудачной для России кампании 1773-го. В начале декабря он получил отпуск: ему предстояла поездка в Москву в родительский дом и женитьба на княжне Варваре Ивановне Прозоровской. Сам фельдмаршал Румянцев стал родственником Суворова: он был женат на родной тётке Варвары Ивановны, урождённой княжне Екатерине Михайловне Голицыной. Правда, они давненько жили розно. И даже ради троих сыновей Румянцев не возобновлял общения с супругой. Впрочем, генеральное сражение личной жизни проиграет и Суворов: брак окажется муторным, неудачным.

В новой кампании граф Задунайский намеревался перенести действия на противоположный берег Дуная, гнать турок до Балкан и добиться выгодного для Российской империи мира. В ведении Суворова оставался Гирсов, а также Силистрия. Предстояло действовать совместно с корпусом генерал-поручика Каменского – отчаянного и честолюбивого военного вождя.

Заслуги Суворова в кампании 1773-го были вознаграждены очередным запоздалым повышением по службе. Лишь в начале марта 1774-го его произвели в генерал-поручики. Теперь, находясь в одном звании с Каменским, Суворов всё же считался «младшим» в их тандеме, так как Михаил Федотович стал генерал-поручиком на год раньше, в 1773-м. Суворов был на восемь лет старше Каменского, имело значение и то, что Каменского ещё не наградили орденом Святого Георгия II степени, и то, что до злополучного производства Каменского в генерал-поручики он отставал от Суворова по генеральской иерархии. Но всё же более раннее произведение в генерал-поручики по традиции считалось решающим при определении старшинства. Эта полугодовая задержка в повышении (а Суворов, право слово, вполне заслужил его ещё польскими победами!) стала роковой в событиях вокруг Козлуджей.

В кампании 1774-го генералам Суворову и Каменскому предстояло взаимодействовать, совместно противостоять крупным силам турок. Первоначальная боевая задача определена в румянцевском ордере Суворову о наблюдении за турецкими войсками