Монстр - Стивен Кинг

Совет желал, чтобы Джек оставил должность, и Джек пошел им навстречу. В иных обстоятельствах срок его пребывания в ней закончился бы в июне этого года.

За беседой в кабинете Кроммерта последовала самая темная, самая страшная ночь в жизни Джека. Желание, нужда напиться никогда ещё не были столь сильны. Руки тряслись.

Он бродил, натыкаясь на предметы, переворачивая их. А ещё его не покидало - желание сорвать все на Венди с Дэнни. Его норов был подобен злобному зверю на перетершейся привязи.

Перепугавшись, как бы не ударить их, Джек сбежал из дома.

Кончилось все у входа в бар. От того, чтобы зайти внутрь, Джека удержало только одно: он понимал, что сделай он это - и Венди, наконец, уйдет, а Дэнни заберет с собой. Он же со дня их ухода превратится в мертвеца.

Вместо того, чтобы зайти в бар, где темные силуэты смаковали приятные воды забвения, он направился домой к Элу Шокли. Совет проголосовал: шесть против, один - за. Этим одним и был Эл.

Сейчас Джек набрал номер оператора и та сообщила, что за один доллар восемьдесят центов можно на три минуты связаться с Элом. "Время, детка, штука относительная", - подумал он и бросил в автомат восемь четвертаков. Пока его вызов пробирался на восток, слышались то высокие, то низкие электронные гудки.

Отцом Эла Шокли был Артур Лонгли Шокли, стальной барон. Своему единственному сыну, Элберту, он оставил состояние и огромное количество разнообразнейших капиталовложений и директорских постов в различных советах. В том числе - в Совете директоров Стовингтонской подготовительной академии, любимого объекта благотворительности старика.

И Артур, и Элберт Шокли были её бывшими питомцами, вдобавок Эл жил в Барре, достаточно близко, чтобы лично проявлять интерес к школьным делам. В течение нескольких лет Эл работал в Стовингтонской школе тренером по теннису.

Джек подружился с Элом самым естественным и неслучайным образом: на всех факультетских и школьных вечеринках, которые оба посещали во множестве, они неизменно оказывались самыми пьяными. Шокли разошелся с женой, да и семейная жизнь Джека медленно катилась под горку, хотя он все ещё любил Венди и не один раз искренне обещал измениться ради неё и малыша Дэнни.

Много раз после преподавательской вечеринки оба упорно гнули свое, перебираясь из бара в бар, пока те не закрывались, а потом останавливались у какой-нибудь семейной лавчонки купить ящик пива, чтоб выпить его, остановив машину в конце какой-нибудь объездной дороги. Случалось, Джек, спотыкаясь, вваливался в домик, который снимал, когда утренняя заря уже разливалась по лебу, и обнаруживал: Венди с малышом спят на кушетке, Дэнни - всегда у спинки, сунув Венди под подбородок крошечный кулачок. Он смотрел на них и отвращение к себе подкатывало к горлу горькой волной, перешибавшей даже вкус пива, сигарет и мартини - "марсиан", как называл их Эл. В такие минуты мысли Джека вполне разумно и трезво сворачивали на пистолет, веревку или бритву.

Если попойка приходилась на вечер выходного, он часа три спал, вставая, одевался, глотал четыре таблетки экседрина и, не протрезвев, отправлялся к девяти часам давать уроки американской поэзии. Здравствуйте, ребята, сегодня Красноглазое Чудо расскажет вам, как во время великого пожара Лонгфелло лишился жены.

"Я не верил, что я алкоголик", - подумал Джек, слушая, как зазвонил телефон Эла Шокли. Пропущенные уроки или уроки, на которых от небритого Джека все ещё разило ночными "марсианами". Только не я - я-то могу бросить в любой момент. Ночи, которые они с Венди провели в разных постелях.

Слушай, я в порядке. Разможженное крыло машины. Конечно, я в состоянии вести. Слезы, которые Венди каждый раз проливала в ванной. Осторожные взгляды коллег на любой вечеринке, где подавали спиртное, даже если это было вино. Медленно забрезжившее осознание того, - что о нем говорят. Понимание, что из его "Ундервуда" выходят только почти пустые листы, заканчивающие свое существование бумажными комками в корзине для мусора. Когда-то он был выгодным приобретением для Стовингтона - может статься, медленно расцветающий американский писатель, и уж точно - человек, достаточно квалифицированный для преподавания таинственного предмета писательского мастерства. Он уже опубликовал две дюжины рассказов. Он работал над пьесой и полагал, что где-то в каком-то дальнем уголке сознания, возможно, вызреет роман.

Но сейчас Джек ничего не создавал, а преподавательская деятельность стала странной и беспорядочной.

Закончилось вое это однажды вечером - не прошло ещё и месяца с тех пор, как Джек сломал сыну руку. Тут и конец семейной жизни, казалось ему. Венди оставалось лишь собраться с силами... он знал, не будь её мать первостатейной стервой, автобус увез бы Венди обратно в Нью-Хэмпшир, как только Дэнни оказался бы в состоянии путешествовать. С браком было бы покончено.

Тогда, в первом часу ночи, Джек с Элом выезжали в Барр по дороге ? 31. За рулем "ягуара" был Эл, который странным образом вписывался в повороты, иногда пересекая двойную желтую линию. Оба были пьяны вдрызг, Зтой ночью "марсиане"

приземлились, полные сил. Последний изгиб дороги перед мостом они проехали на семидесяти, и там оказался детский велосипед; потом - резкий, мучительный, пронзительный визг раскромсанной резины на шинах "ягуара". Джек помнит, как увидел похожее на круглую белую луну лицо Эла, смутно маячившее над крутящимся рулем. На сорока милях в час они со звоном и треском врезались в велосипед, и тот погнутой, искореженной птицей взлетел в воздух, ударил рулем в ветровое стекло и тут же снова очутился в воздухе, а перед вытаращенными глазами Джека осталось испещренное звездочками трещин ветровое стекло. Чуть позже послышался последний страшный удар, это велосипед приземлился позади них на дорогу. Шины прошлись но чему-то, глухо стукнувшемуся о днище. "Ягуар" развернуло поперек дороги. Эл все ещё рулил и откуда-то издалека до Джека донесся слабый собственный голос: "Господи, Эл. Мы его переехали. Я чувствую".

Телефон продолжал звонить прямо в ухо. ДАВАЙ, ЭЛ.

ОСТАНОВИ. Я С ЭТИМ РАЗБЕРУСЬ.

Эл остановил дымящуюся машину в каких-нибудь трех футах от опоры моста. Две шины "ягуара" были спущены. Горелая резина оставила стотридцатифутовый петляющий, мечущийся из стороны в сторону, след. Переглянувшись, они бросились обратно, в холодную тьму.

От велосипеда не осталось ничего. Одно колесо отвалилось и, оглянувшись через плечо, Джек увидел, что оно лежит посреди дороги, ощетинившись полудюжиной похожих на струны рояля спиц. Запинаясь, Эл выговорил: "По-моему, на него мы и наехали, Джекки".

- Где же тогда ребенок?