Рука майора Громова - Михаил Бойков

Охваченный каким-то непонятным для окруживших его энкаведистов ужасом, охранник ползал по полу, захлебываясь криком:

— Товарищи!.. Привидение!.. Спасите!..

Первым из всех, столпившихся в коридоре, опомнился от удивления Бадмаев. Он за шиворот рывком поднял человека с пола, сильно встряхнул его и приказал раскатистым басом:

— А ну, замолкни! Закрой свою пасть!

Охранник послушно замолчал. Начальник отдела встряхнул его еще раз.

— Теперь говори толком. Что с тобой произошло?

Весь дрожа, охранник еле выдавил из себя:

— Привидение, товарищ начальник.

— Где? — изумленно прогудел Бадмаев.

Охранник трясущейся рукой ткнул в дальний конец коридора.

— Там.

— Что ты плетешь? Какое привидение? Кто?

— Мертвяк…

— Какой мертвяк?

— Майор… Громов…

По толпе энкаведистов прокатилась волна удивленного шепота. Кое-где послышались смешки. Никто не поверил охраннику и не принял его слов всерьез. Слишком неправдоподобным показалось всем появление призрака, да еще в таком неподходящем для этого месте, как отдел НКВД.

— Да это сплошная чепуха, — возмущенно загудел Бадмаев и сейчас же приказал скопившимся в коридоре:

— Расходись по местам работы, товарищи! Ничего интересного здесь нет. Этот боец внутренней охраны, по-видимому, с ума спятил.

— Нет-нет, товарищ майор, — запротестовал охранник, — Я не спятил. Я видал мертвяка. Видал привидение.

— Мы с тобой об этом сейчас в моем кабинете побеседуем. — угрожающе пообещал начальник отдела. — Иди за мной. И вы тоже, — мотнул он подбородком через плечо Холмину.

Толпа в коридоре стала быстро редеть. Кто то из энкаведистов подобрал брошенную винтовку, Бадмаев втолкнул охранника в свой кабинет. Вслед за ними вошел и Холмин. Спустя минуту прибежал Шелудяк, почтительно распахнув дверь перед недобрившимся полковником Гундосовым. Последний по-хозяйски занял кресло, начальник отдела и его заместитель расположились на стульях у стола; Холмину опять пришлось сесть на «подследственный стул» возле двери.

— Давай рассказывай, какое привидение ты там видал, — потребовал Бадмаев у перепуганного энкаведиста…

Из сбивчивого, прерываемого вопросами присутствующих, рассказа охранника, выяснилось следующее:

Стоя часовым на площадке лестницы второго этажа, он нечаянно задремал, а когда открыл глаза, то увидел перед собою человека в армейской шинели с поднятым воротником и надвинутым на лицо козырьком фуражки. Так как человек, не был энкаведистом, то часовой окликнул его и потребовал пропуск. Ничего не ответив, человек медленно прошел мимо. Часовой крикнул ему вслед: — Давай пропуск! Не то стрелять буду!

Человек остановился, оглянулся на часового и произнес глухим безжизненным голосом:

— В меня нельзя стрелять. Я уже расстрелян.

Лицо у него, но словам часового, было неживое, как у «мертвяка». Он медленно пошел дальше, опустив, при этом, воротник, шинели и часовой увидел, что весь затылок его в крови, а в центре этого кровавого пятна зияет дырка.

— Я так спужался… До смерти спужался… И кинулся в бег, — закончит свой рассказ охранник, все еще дрожа от страха.

— А куда девался тот? — спросил Бадмаев.

— Не знаю. Не видал.

— Почему вы думаете, что это был Громов? — задал вопрос охраннику Холмин.

— Как же не знать, — ответил тот. — Сколько разов я его на допросы конвоировал.

— Товарищи, по-моему он, все таки спятил, — указал подбородком на охранника Бадмаев. Шелудяк закивал головой быстро и утвердительно. Холмин, разглядывая охранника, пожал плечами, подумав при этом:

«Может быть, Бадмаев и прав. У парня действительно вид не совсем нормального человека».

Однако, полковник Гундосов был иного, более практического мнения об этом. Он быстро, встал с кресла, подошел к охраннику и, глядя на него в упор, приказал:

— А ну, дыхни!

Энкаведист засопел, отворачивая лицо в сторону.

— Нет, ты на меня дыхни, — потребовал Гундосов.

Энкаведист засопел прямо ему в лицо. Гундосов отшатнулся, потом ткнул его кулаком в зубы и заорал:

— Ты пьяный, гад!

— Товарищ полковник! Я в буфете, перед дежурством, одну стопку выпил. Кто же с этого пьяный бывает? — взмолился охранник.

Бадмаев тоже подошел к нему, принюхался и подтвердил слова Гундосова:

— Пьян. Все ясно.

Ударом кулака он свалил энкаведиста на пол, пнул его ногой несколько раз и приказал своему заместителю:

— Товарищ Шелудяк! В карцер этого алкоголика! На хлеб и на воду до особого распоряжения.

— Слушаюсь! — взвизгнул Шелудяк, выскакивая из кабинета.

Минуты через три он вернулся в сопровождении двоих конвоиров, которые сейчас же увели несчастного охранника, избитого Бадмаевым.

Глава 12

Третья пуля

Когда за охранником и конвоирами закрылась дверь, Бадмаев, обращаясь к Холмину, сердито прогудел:

— Ну, что вы скажете об этом?

Углубившийся в размышления о только что происшедшем, Холмин не расслышал вопроса.

— Простите. Что вы сказали?

— Я спросил, что вы нам скажете об этом происшествии, — повторил начальник отдела.

— Скажу, что по-моему, вы напрасно побили и приказали посадить в карцер вашего бойца внутренней охраны, — ответил Холмин.

— То-есть, как напрасно? — загудел Бадмаев возмущенным басом. — Этот растреклятый алкоголик допивается до привидений и производит у меня панику на весь отдел. Бросает винтовку и бежит с поста охраны. Ему с пьяных глаз мертвецы чудятся, и он про них плетет такую чушь, что уши вянут. А вы говорите — напрасно.

— За такие штуки, братишечки, его нужно крепко взгреть, — поддержал начальника отдела полковник Гундосов.

— Ежели в порядке чекистской бдительности, то под вражескую вылазку надобно подвести и на конвейере катать, дондеже не протрезвеет, — вставил фальцетом капитан Шелудяк.

— Погодите товарищи! — остановил их Холмин. — Не знаю, был он пьян или нет; я к нему не принюхивался. Но кое-что, он, все таки, видел. То, что я очень хотел бы увидеть.

— Что он видал, по-вашему? — потянулся подбородком Бадмаев к Холмину.

— Фигуру в армейской шинели с поднятым воротником и низко надвинутым на лицо козырьком фуражки, — ответил Холмин.

— Ему спьяна, почудилось, — махнул рукою Гундосов.

— Но точно такую же фигуру видели и в гостинице. В тот вечер, когда там был убит лейтенант Карнаухов. Или служащие гостиницы тоже были пьяными? Тогда не кажется ли вам странным, что в разных частях города и разным пьяницам вдруг стали чудиться мертвецы одинаковой внешности?

Уполномоченный Ежова поскреб пальцами свой бритый затылок.

— Действительно, браток, странная штуковина получается. Вроде матросской сказки про Летучего Голландца.

Начальник отдела мотнул подбородком на Холмина.

— Как вы нам это объясните?

— Точного объяснения я пока дать не могу, — ответил тот.

— A еще спец, — ехидно пискнул Шелудяк.

— Во всяком случае, — сказал Холмин, — охранник и служащие гостиницы видели одну и ту же фигуру в шинели.

Капитан Шелудяк, захихикав, пропищал громче:

— Объяснение неважнец… Весьма сомнительно.

— Найдите лучше, — раздраженно бросил ему Холмин.

— А я не спец, хи-хи, — тоненько хихикнул заместитель начальника отдела.

— Тогда помолчите, и меня послушайте, — сказал Холмин, встав со стула и подойдя к столу вплотную.

Испуганно втянув голову в плечи, Шелудяк замолчал. Не обращая на него внимания, Холмин обратился к Бадмаеву:

— У меня, товарищ начальник, сейчас возникла мысль, в связи с которой я хочу вам задать один вопрос.

— Задавайте, — кивнул подбородком начальник отдела.

— Действительно ли майор Громов мертв?

Бадмаев, взглянув на него с недоумением, загудел:

— Ну, как же! Ведь мы же Громова шлепнули…

— А кто его видел расстрелянным?

— Прежде всего, наш комендант. Ведь он же его ликвидировал.

— И он может это подтвердить?

— В любой момент. Если хотите, я его даже сейчас вызову.

— Пожалуйста.

Бадмаев взялся за телефонную трубку.

— Говорит начальник отдела НКВД. Дайте мне квартиру нашего коменданта… Это кто? Здравствуйте. Позовите к телефону коменданта. Что. Уехал? Когда? Куда уехал? Ага. Хорошо. До свиданья.

Начальник отдела положил трубку.

— Жена коменданта говорит, что он уехал сюда. Около часа тому назад. Во время паники в коридоре я его что-то не заметил. Наверно он у себя в камере. Ему сегодня работка предстоит: шестеро подрасстрельных.

Сердце Холмина дрогнуло от жалости к людям, приговоренным к казни в эту ночь, о которых с таким равнодушием говорил начальник отдела НКВД.