Шесть собак, которые меня воспитали - Энн Прегозин

Когда мне исполнилось семнадцать, родители арендовали большой старый жилой дом на ферме, находившейся в пригороде Нью-Йорка. Мы ездили туда на выходные и проводили там лето. Возле дома не было ни леса, ни гор, ни водопадов, он стоял среди пастбищ и полей, и мой отец стал фермером. За домом был большой участок земли, который он перекопал и превратил в огород весьма внушительных размеров. Осенью мы собирали там неплохой урожай овощей и кукурузы.

Здесь я впервые поняла, в чем заключается одно из преимуществ деревенской жизни: утром – или в любое другое время дня – мы открывали входную дверь и выпускали собак погулять. Одних. И Моппет, и Бью каждый день выбегали, чтобы заняться своими незатейливыми сельскими делами. То они искали прохлады у дороги, вокруг которой росли деревья, то отправлялись в жаркое поле посмотреть, что происходит там. Иногда они бежали на луг, где паслись большие черно-белые коровы, чтобы лучше их рассмотреть. Через час или два они разворачивались и возвращались домой, чувствуя себя свободными деревенскими собаками, пережившими очередное приключение. Конечно же, они не могли рассказать нам об этом, но однажды мы стали свидетелями одного из таких приключений.

Мы вернулись с пикника, вышли из машины, как вдруг услышали хриплый лай, доносившийся с ближайшей к дому поляны, посреди которой росло большое старое дерево с толстым стволом. Подойдя к нему, мы поняли, кто создавал такой ужасный шум. Это были Моппет и Бью, загнавшие на дерево сурка. Собаки были абсолютно обессилены, их языки свисали на бок от безуспешных попыток достать сурка. Они держали его на дереве и пресекали любую попытку убежать. Моппет, обуреваемая желанием схватить добычу, так яростно лаяла, что охрипла. Когда она увидела, что мы приближаемся, то забыла про свою усталость и начала лаять еще усерднее. То и дело она поворачивала голову в нашу сторону, чтобы убедиться, – мы видим этот момент ее величайшего триумфа.

Маленький кокер-спаниель, поддерживаемый Бью, пытался согнать не вальдшнепа (птицу), а сурка. Но разве это имеет значение? Рабочая собака должна делать свое дело. Когда я, похвалив, подозвала ее, Моппет подбежала абсолютно обессиленная, но безмерно гордая своей победой.

Она пережила час триумфа и теперь готова была к тому, что полагается делать собаке после охоты на сурка: зайти в дом и немного отдохнуть.

Осенью я снова пошла в школу. После сентября наступил октябрь, а затем ноябрь. Двадцать девятого ноября во время урока кто-то вошел в класс и, наклонившись к нашему учителю, сказал, что в президента Джона Ф. Кеннеди стреляли в Далласе. Через полчаса сообщили, что президент умер.

В выходные вся страна собралась у телевизоров, чтобы увидеть, как похоронная процессия с великолепными черными лошадьми без всадников шествует по улицам. Как и все остальные, мы мрачно сидели в гостиной напротив телевизора. Все это время рядом со мной находилась Моппет.

Спустя некоторое время после убийства Кеннеди я обратила внимание на то, что Моппет стареет. Ее мордочка начала седеть. Она больше не мчалась к двери, когда хотела выйти, а шла не спеша. В ее глазах по-прежнему появлялся блеск, когда она видела уток, но она больше не гонялась за ними. Годы брали свое. Моя жизнь только начиналась, а ей уже исполнилось тринадцать – ее жизнь заканчивалась. Это было так невыносимо, так ужасно, что я не могла заставить себя думать об этом. Внезапно здоровье Моппет резко ухудшилось. Она стала волочить задние лапы. С трудом дышала. Ее шерсть потеряла блеск. Глаза запали. Внезапное старение было таким очевидным, что даже я не могла этого отрицать. Затем начались разговоры о смерти, которые заставляли меня рыдать, – я понимала, что все это правда. А потом я начала думать, как сделать ее смерть спокойной.

Было решено не вести Моппет к ветеринару. Мой отец сам приготовит смесь, которая поможет собаке без мучений умереть дома. Она заснет и больше никогда не проснется.

Помню, я стояла на кухне и смотрела, как он растер снотворное в порошок и размешал его с молоком, а потом сидела на полу рядом с Моппет и рыдала, пока она пила это молоко. Я была с ней, гладила ее, разговаривала с ней, когда она закрыла глаза и заснула. Тогда я медленно отошла от нее и поднялась наверх. Ночью я несколько раз просыпалась и, усталая, засыпала снова.

Утром я проснулась, и мое сердце тотчас же сжалось от страха. Я заплакала, когда побежала вниз по лестнице на кухню и склонилась над полотенцем, на котором лежала Моппет. Она лежала очень тихо. Спазм сдавил горло, слезы катились по щекам, я утирала их кулаками, чтобы видеть ее. А затем протянула руку, чтобы дотронуться до собаки. Она не двигалась, но ее тело не было холодным. Я дотронулась до нее снова, и вдруг – я чуть не закричала – она открыла один глаз, посмотрела на меня и помахала хвостиком. Мои слезы страдания превратились в слезы счастья. Моппет села, потянулась и широко зевнула. Затем встала и побрела по кухне в поисках завтрака. Она была такой энергичной, какой я уже давно ее не видела!

Через какое-то время вошли отец, брат и мама – также готовые к похоронам – и на их мрачных лицах появилось облегчение. А потом все рассмеялись. «Смертельная» смесь моего отца, великого доктора, которая должна была усыпить Моппет, только сделала ее сон лучшим сном в ее жизни!

Я была рада этой отсрочке смерти. Она не изменит неминуемое: к Моппет пришла старость. Но она не умрет сегодня. К тому же она непокорно избежала смерти. У нее есть еще один день, чтобы жить, и еще один, и еще много дней. Тем утром я ощущала такую радость, какую редко испытывала потом.

Я окончила последний класс средней школы, и у нас с Моппет было еще одно лето, которое мы провели вместе. Осенью я поехала учиться в колледж в Пенсильванию, но очень беспокоилась о Моппет и в письмах всегда спрашивала о ней.

Однажды я возвращалась из колледжа домой на выходные. Родители меня встречали. Я хорошо помню тот отрезок шоссе недалеко от Парка-Слоуп, где они, тщательно избегавшие моих вопросов о Моппет, наконец сказали мне, что ее состояние вдруг начало стремительно ухудшаться и несколько дней назад они усыпили ее.

Мое сердце остановилось: она умерла? Моппет умерла? Я знала, что это должно было случиться, но не могла в это поверить. Было слишком тяжело. Не помню, как поднялась по ступенькам и вошла в дом. Время остановилось там, в машине на шоссе, когда я узнала, что у нас с Моппет теперь не будет того, чего я так страстно желала: еще немного времени вместе. Моппет больше не было.

Я вернулась в колледж продолжать обучение, но мои мысли все время возвращались к Моппет, к тем четырнадцати годам, которые мы прожили вместе. Я думала о том, как много она дала мне, гораздо больше, чем я ей. Я вспоминала, как сильно она меня любила именно тогда, когда я в этом больше всего нуждалась, как мы веселились вместе, какой милой она была. И если утки в Просрект-Парке не вспоминали о ней, то я вспоминала. И очень скучала.