Любовь по завещанию - Алисия Крестовская

был предоставлен сам себе. Нет она меня кормила, одевала, иногда помогала с уроками. Но она всегда ставила своего мужчину превыше меня. Мой отчим был человеком с тяжелым характером. Он мог разозлиться из-за любого пустяка: оторванная пуговица на школьной рубашке, недосолённый или пересолёный суп, неправильно поставленные у входной двери тапочки, что угодно. Любая мелочь вызывала у него гнев. В порыве гнева он кричал, кидал вещи, мог ударить. С годами эти приступы становились всё жестче и чаще и стали усугубляться алкоголем. Все приступы ярости были ничто, в сравнении с тем, что он делал, когда был пьяным. Я до сих пор помню, как задерживал дыхание, когда слышал, как он открывает входную дверь, за пару звуков понимая трезвый он и можно спокойно выйти его встречать. Или он пьян. Но всё равно придется к нему выйти на встречу, иначе будет хуже. Каждый раз он избивал мать. Говорил, что она блядь, что он научит её вести себя как положено и уважать своего мужа. И знаешь, я всегда заступался за неё, как бы мне самому не было страшно. Я не мог ничего сделать. Он был больше и сильнее меня. Но я знал, что, если вмешаюсь, он отвлечется на меня и мать успеет запереться в ванной. Это не раз спасало ей жизнь. Но она ни разу не заступилась за меня. Даже когда он был трезвым. Она его боялась, но не уходила от него. Мучая и себя и меня. Когда мне было двенадцать лет, к отчиму пришла белка.

Дина сидит натянутая как струна, закусив губу. Кажется, что она не дышит. Я выключаю и отливаю макароны, не прерывая рассказ. Я уже рассказываю не ей, а себе. Что бы доказать, что я это переступил и могу спокойно помнить об этом живя дальше.

— Я вернулся из школы и увидел, что мать вся в крови лежит на полу. Её глаза были открыты. Она что-то сказала, но слишком тихо. Я только видел, как пошевелились её губы. Спиной ко мне стоял отчим. У него в руке был нож. Кухонный, которым мать обычно разделывала мясо, с него капала кровь. Я не раздумывая схватил графин в форме рыбы. Может помнишь такие синие с быелым были? К ним еще стопки в виде маленьких рыбок в комплекте шли. Стопок у нас е было. Отчим все перебил. А вот графин стоял целый. Мы в него мелочь бросали, копили каждый раз на что-то до очередного запоя. Я схватил графин и со всей дури ударил им его по голове. Графин в дребезги, а отчим пошатнулся, посмотрел на меня глазами, как у сумасшедшего и упал. Потом к соседям побежал. Они скорую вызвали, милицию. Отчима посадили. Мать вышла из больницы и не разговаривала со мной месяц. Я думал ей стыдно было. Ухаживал за ней, цветы таскал с клумб. А она, как оказалась, злилась на меня за, то что этого урода посадили из-за меня. Она начала выпивать. Тыкала меня тем, что я разрушил её жизнь дважды. Мол если бы она мной не забеременела, папашка мой от неё не сбежал. А если бы и сбежал она бы с Леонидом, так отчима звали, счастлива была бы. А я ублюдок неблагодарный ей всю жизнь испоганил.

Дина не выдержала, вскочила, и прижалась ко мне всем телом. Её нос уткнулся мне в шею. Я чувствую, как колотится сердце в её груди, как она тяжело дышит, и аккуратно поглаживает меня по спине.

— Ты ни в чём не виноват. Ты пытался её защитить. Он мог её убить. Ты всё сделал верно. Ты молодец.

— Я знаю. Я это знал и понимал тогда, знаю и понимаю сейчас. — я прижался щекой к её голове вдыхая запах её волос. — Но этого не понимала она. Такое «семейное счастье» её устраивало.

Дина отстранилась от меня. Я потянул её к себе, усаживая на колени. Она была еще вся во власти эмоций, поэтому легко поддалась и даже не вспыхнула румянцем от смущения.

— А что было потом? Как ты с ней жил до шестнадцати? — Дина убрала волосы на бок и положила голову мне на плечо. Эта поза становится у нас любимой.

— Потом я обозлился. Гармоны и обида ударили в голову, я связался не с лучшей компанией. Почти забросил школу. Домой только спать приходил. Да и то не всегда. Ночевал у друзей, иногда в ментовке. Мать пыталась, конечно воспитывать. Но это эффекта не возымело, и она быстро отступилась. Каким чудом в шарагу поступил сам не знаю. Видимо судьба была. Там у нас был препод Макисм Фёдорович уж очень любил свой предмет. Так рассказывал увлеченно, что все до одного его слушали. Он и показал мне, что коды и программы — это интересно. Можно создать новый мир всего лишь с помощью текста. Я никогда идиотом не был. Если чем-то увлекусь, то изучу всю информацию от и до. Так и вышло. Программирование меня увлекло. Учится стал. В армию сходил, поступил в ВУЗ. Устроился работать. Познакомился с твоим братом, дальше знаешь.

Дина смотрит на меня, как будто оценивает. Я убираю пряди от её лица за ухо. Веду большим пальцем по нежной щеке, наслаждаясь моментом. Она прищуривается и тихо так, как вопрос с подвохом, спрашивает:

— А как ты познакомился с моим братом.

— Бухали вместе. Так и познакомились, — усмехаюсь я.

— А если подробнее, — с нажимом в голосе спрашивает она.

— А если нам пойти поесть? — таким же тоном отвечаю ей, — Там макароны уже остыли.

— Не хочешь говорить. Не говори.

Девушка надувает губы и высвобождается из моих объятий, с гордо поднятой головой направляется к кухонному острову. Встаю и направляюсь следом.

— Мы отдыхали в одном клубе. Пьяные были оба. Вышли покурить. У меня не было зажигалки, я попросил у Димана прикурить. Стоим курим, разговариваем, девчонок разглядываем. Смотрим какой-то утырок пьяный к девчонке полез. Она ему четкое трезвое нет, а он как не слышит. Ну твой братец недолго думая вступился за прекрасную даму. Кетчуп передай пожалуйста. Навалял ему. А тут из клуба уже его братки выходят в количестве трех человек. Ну врезали ему, он им. Завязалась драка. А я как мимо пройду? Вроде, как не красиво его бросать стало. Курили же вместе. Алкоголь ударил в голову, чувство справедливости в сердце. Я отправился на помощь. Нам, конечно не хило досталось, их больше, да и мы пьяюнющие прилично были. Но стоит признать мы в