Последняя игра - Алексей Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так это нормально, – сказала Настя. – Конкуренция…
– Нет, дорогая моя. – Андрей покачал головой. – Нет. В том-то и дело, что это не братва между собой разбирается. У всех одни и те же проблемы. Какой бы ни был бандит-разбандит, а доходит до определенной черты – стоп машина. Дальше дороги нет. И это касается абсолютно всех…
– А куда дальше-то? – спросила Настя. – Что, не хватает ста миллионов?
– Да дело не в деньгах же, Настя, это-то ты должна понимать. Дело в принципе… Да и в деньгах тоже, конечно, но не в такой степени. Бизнес вообще обладает свойством затягивать, все время нужно увеличивать капитал… Это как игра, как наркотик… Но не это главное. Главное, что смотрит кто-то на тебя и решает – жить тебе или нет. Не менты, там-то все более или менее по-честному идет. Тоже игра. Выиграл, проиграл – сам виноват, лучше играть надо было. У меня на ментов никаких обид по большому счету нет. Конечно, много там у них сук позорных, но где их нет, согласись?
– Да уж.
– Ну вот. В общем, у меня сейчас, как говорится, сверхзадача – выйти на этих гадов, которые нам кислород перекрывают, и с ними попробовать разобраться.
– Как же ты… – Настя спохватилась и на секунду запнулась, назвав случайно Андрея на «ты». Но он, кажется, не отреагировал на эту вольность, а может быть, и ждал ее… Во всяком случае, виду не подал, и она продолжила: – Как же разбираться, если там такие крутые сидят? Ядерную войну, что ли, начать?
– При чем тут ядерная война? Если кто ее и начнет, так это именно эти сволочи. Они ни перед чем никогда не останавливались.
– Кто? Не понимаю. Коммунисты, что ли?
– Да какие коммунисты… Их как хочешь назови… Те коммунисты, зюгановские, – они никто. Фикция. А те, которые все контролируют, они сейчас и не коммунисты. Они и раньше все в руках держали, и теперь. Им все равно, как называться. Как в данный момент выгодно, так и именуют себя. Раньше были коммунисты. Ты-то этого не застала, разве что в «Огоньке» статьи. Про хлопковые империи в Узбекистане, про то, про се… Это же никуда не делось. И в тюрьму не сел почти никто. Села мелочь. А те, кто дворцы себе строил еще при Брежневе, либо спокойно умерли в богатстве и среди родственников, либо до сих пор нефть на Запад гонят.
– Нефть? А…
– А-а… Ты думаешь, бандиты нефть контролируют? Авторитет может взять, к примеру, эшелон с нефтью в Тюмени, перегнать через Питер куда-нибудь, продать… Так это считается у нас чуть ли не операцией века, люди седеют на этом, трясутся, все вкладывают, что у них есть, на «зеро», так сказать, ставят. Прибыль, впрочем, вполне приличная, при условии, если эшелон доедет до Питера. А это еще большой вопрос. Ну вот. Если эту операцию наш человек провернет, то потом гоголем ходит. Год отдыхает, нервы восстанавливает. А эти – хули им эшелон, если им все скважины принадлежат, и они по трубе гонят куда надо и сколько надо? Чувствуешь разницу? С металлами та же тема… Теперь поутихло немного, а в начале девяностых только ленивый не пробовал. Сначала дело шло более-менее гладко. Потом стали потихоньку убирать «металлистов». А немного позже уже и не потихоньку. Всех, начиная от посредников и кончая разными охранниками. Всех, кто хоть что-то об этом деле знал. А теперь одни слухи остались о металлических делах. Вернее, гонят-то их по-прежнему, но не братва. Другие. Вот те самые, о которых я говорил. Сверху сидящие. Это их делянка. Все сырьевые дела – их. Нам только крохи перепадают.
– Да… Бедные вы… Не дают сырье продавать…
– Ой, Настя, только не надо ерунду эту мне сейчас начинать про «торговлю родиной»… Торговля сырьем – нормальная операция, всю жизнь, всю историю человечества все страны, в которых есть сырьевые ресурсы, его продавали. А что – сидеть на этой нефти? Самим-то ее хватает выше крыши. Почему не продать? Это журналисты, которые все поголовно куплены, расписывают, общественное мнение формируют, опять же, против братвы направленное, а не против тех, кто по-тихому этим занимался, занимается и заниматься будет.
– Андрей, – сказала Настя.
– Да?
– А к чему ты все это мне сейчас рассказываешь?
– К чему? К вопросу о твоей самостоятельности…
– Так что с самостоятельностью?
– С Михалычем что там у тебя? – спросил Андрей, не ответив на ее вопрос.
– С Михалычем? А при чем тут Михалыч?
– А при том, что он вот туда как раз и полез. К этим главным кормушкам. А если человек туда попадет, он уничтожает всех, кто ему мешает. А я чувствую, что подошел уже к черте, понимаешь? Уже приблизился к самым запретным зонам. У меня все операции сейчас основные туда заедут краешком.
– Ты что, все деньги заработать хочешь? Мало тебе?
– Так уж вышло, Настя. Я не виноват. Это как машина – она пущена и не остановить, пока не выработается до конца. Пока горючее не кончится.
– Какой пафос… «Я на краю…», «машина пущена…», – Настя усмехнулась.
– Ты чего смеешься?
– А как не смеяться-то? Ты себя послушай – бандитская романтика…
– Романтика, да… Я что-то говорю, говорю…
– Ничего. Нормальная лекция по бандитской политэкономии.
У Насти постепенно создавалось ощущение, что Андрей пытается как-то в чем-то оправдаться перед ней. Это было уже интересно. Тем более, что он продолжил, потихоньку подтверждая ее соображения:
– Бандитская, говоришь? А кто у нас не нарушает закон? Кто в этой стране долбаной живет на зарплату, скажи? Можешь назвать хоть одного знакомого тебе человека, который довольствуется только тем, что платит ему государство? Нет таких. Слово «халтура» – оно же синоним незаконной деятельности, не облагаемой никакими налогами. Халтуры, шабашки, то-се… Это пятьдесят, если не больше, процентов экономики и вообще любой жизни. Все эти ремонты на дому… Вот оно, частное предпринимательство, настоящее, которое много лет у нас уже есть и которому до сих пор дороги не дают. Эти гады, между прочим, про которых я говорил только что. Они и не дают. Не выгодно это им. Вообще…
– Я не понимаю, ты к чему это все, Андрей? Мир переделать, что ли, хочешь?
Он помолчал.
– А кто не хочет? Все хотят переделать мир под себя, чтобы было удобней в нем жить. И все, между прочим, переделывают. Не глобально, а в своем маленьком кругу, в котором они существуют. Человек живет в государственной квартире с этими ужасными обоями, дикой покраской, делает ремонт за свой счет, доводит квартиру до ума – это уже переделка мира. Уже выход из этого круга, очерченного гадами сверху…
– Тебя послушать, так просто какой-то заговор против человечества…
– Я иногда думаю, что так оно и есть. В тюрьме у меня знаешь сколько времени было для таких раздумий? Ого-го! Иногда так и казалось, что все рассчитано и просчитано до мельчайших деталей, до каждой порции хряпы…
– Чего?
– Хряпы. Еда такая в тюрьме. Типа макарон, только макароны по сравнению с хряпой это как Моцарт по сравнению с Аленой Апиной… Нигде же, наверное, таких диких тюрем нет, как у нас. Ну, я не беру разные там Азии и Африки… Таких отношений между людьми. Такого воровства, когда воруют все. Вся страна до последнего человека. До последнего блокадника-пенсионера. Вот что страшно.
– Так ты что, Андрей, революционер, что ли? Каковы твои задачи, расскажи, интересно.
– Мои задачи… Одну свою задачу я уже выполнил. Тебя сюда привез. Знаешь, как мне это по кайфу…
– Ну вот, слава Богу, заговорил, как человек. А то все будто учитель на уроке.
– Настя, ты извини, ведь я не зануда какой… Просто так получилось. Понесло в философию. От недосыпа, наверное.
– Все нормально, Андрей. Я все понимаю. – Настя посмотрела ему в глаза и кивнула. – Да-да. Все понимаю…
– Все? – спросил он.
– Да.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– И что скажешь? – голос его стал хриплым.
– Что скажу? Что таких, как ты, людей я еще не встречала в жизни. И что я согласна.
– На что? На что согласна? – он вскочил из-за стола. – Я же ничего еще не предложил.
– Как это, ничего не предложил? Ты еще вчера предложил, вечером…
– Да?
– Ну да. – Настя улыбнулась. – В аэропорту, помнишь? «Кушать хочешь?»
Андрей нахмурился.
– Ну, знаешь, я с тобой серьезно…
– Да ладно, ладно, я тоже серьезно. Пошутила, подумаешь?.. Я все понимаю.
– Все?
– Ну, наверное, почти. Странно, конечно, чего это ты вдруг так… такие поступки совершаешь…
– Какие поступки?
– Срываешься неожиданно. У тебя же, как я понимаю, работа? Я ведь немного эту работу знаю. С нее просто так не сорвешься.
– Да уж… Но что делать? Для чего работаем-то? А жизнь одна. И в ней так редко, не поверишь, так редко встречаются люди, которым… с которыми…
– Меня знаешь что очень тронуло? – оборвала его Настя. – Что ты на меня не полез прямо ночью.
– Ну, ты даешь… Что ты думаешь, у меня женщин мало было? И есть? Чтобы я вот так, зверем на тебя кидался? Мне, может быть, другое от тебя нужно…