Пир - Мюриэл Спарк

— Ну пока, Корби, — сказал Люк.

— Пока, Люк.

Простились они ненадолго, ибо Люк вошел черным ходом в пять часов на другой день. Он застал Хосписа и под тем предлогом, что хочет ознакомиться с точным расположением подсобного стола и буфета в столовой — прямо-таки репетиция, — смог получить куда более детальную информацию о гостях, чем получил от Корби.

— Люди по фамилии Сьюзи, — сказал Хоспис. — Лорд и леди. Потом люди по фамилии...

— Вроде их уделали, этих Сьюзи, — сказал Люк.

— Можно сказать, — сказал Хоспис. — Это те люди, к которым они залезли. Они были наверху, спали все время, не то чтоб из Лондона отбыли, хоть и планировали, но они все подчистили, кроме одного пункта. — Люка, кажется, ничуть не смущала столь разная соотнесенность местоимения «они». Он, очевидно, знал, кого имеет в виду Хоспис. — Они, — продолжал Хоспис, гордо высясь в синей гостиной Крис Донован, — оставили на стене картину раннего Фрэнсиса Бэкона, а взяли какое-то зеркало. Идиоты. У них был один багажник, они, говорят, хотели, чтоб влезло. Они, когда увидели, что ограблены, не нарадовались, что картина цела.

Повар Корби сунулся в дверь столовой.

— Шеф? — сказал Хоспис.

— Нет, я ничего, — сказал Корби.

— Я тут разъясняю нашему юноше, — сказал Хоспис, — рельеф местности в связи с предстоящим ужином.

— Небось не банкет, — сказал Корби.

— Банкет не банкет, — сказал Хоспис, — а для меня это повод. Я выкладываюсь по всякому поводу.

— Думаю, я разберусь, — сказал Люк.

— Ему надо знать, кто есть кто за столом, — объяснил Хоспис повару.

— Зачем это? — удивился Корби. — Каждому по тарелке, тарелки небось одинаковые. Если только кто на особой диете.

— Я разберусь, — сказал Люк, явно нервничая.

— Раз вы считаете, что вы разберетесь, зачем вам понадобилось возвращаться для встречи со мной? — проговорил Хоспис очень холодно, очень надменно. — Мистер Корби, будьте так любезны.

— Чего? — сказал Корби.

— Позвольте мне как следует объяснить нашему юноше его обязанности в соответствии с особенностями приглашенных персон.

— Это еще зачем, — сказал Корби. Однако же ретировался. Миссис Донован и мистер Рид ценили Хосписа, они уважали его надменность. Такие манеры в дворецком дорогого стоят, они на вес золота, такие манеры.

— Ну вот, — продолжал Хоспис, когда убедился, что повар не услышит, — еще одна пара будет в это время на ужине и, стало быть, вне дома — по фамилии Анцингер.

— Я знаю Анцингеров. Элла дает мне работу. Это она меня сюда и послала.

— Их местоположение?

— Подходящее. Но ничего особенного. Не стоит рисковать со знакомыми.

— Мистер Роланд Сайкс. Холостой. Денежки водятся. Вещички могут представлять интерес. Еще молодожены, по фамилии Дамьен. Да, вы провентилируйте у вашего начальства насчет этих Дамьенов. Мамаша — мультимиллионер. Точно не знаю, но, кажется, тоже будет иметь место на ужине. Если она представляет интерес, а как ей не представлять интерес, дайте знать. А я вам список адресов предоставлю.

Люк выступал всего-навсего в роли осведомителя. Сначала он в самом деле просто помогал на банкетах, по найму — от обслуживающих фирм или частных лиц. И он в самом деле был аспирантом современной истории. Но пару месяцев назад, на загородной шикарной свадьбе, к нему подошел другой официант.

— Хорошо бы, — говорит, — иметь списочек этих гостей и их адресочки. Все сегодня долго не будут дома. Такой списочек на уйму денег потянет.

Люк было растерялся, но живо сообразил что к чему. Загрузил поднос шампанским и апельсиновым соком, готовясь циркулировать с ним по залу. Посмотрел на своего напарника, окинул взглядом сотни гостей.

— Денежная публика, — сказал Люк.

— Ну! — сказал напарник из-за покрытого белой скатертью столика. Там он специальным обслуживанием занимался. «Виски с содовой, сэр? Это мы мигом. Какой марки?»

В ту субботу, после загородной нескончаемой свадьбы Люк на машине вернулся в Лондон вместе со своим новым дружком, тот велел называть его Гарнет. Пошли в клуб поесть и расслабиться. Там и узнал Люк про точные цены, какие положены за список с хорошими именами — пусть там даже одно имя будет, — тех, кто присутствует на банкете и, значит, сейчас не дома. Люку с Гарнетом и еще кой-кому из самых верных людей в компании, хвастал Гарнет, плата гарантирована, даже пусть и не пригодятся те имена. «Сплошь да рядом, — откровенничал Гарнет, — дело пахнет керосином. Слуги, сторожа, собаки. Сигнализации хитрые. Эти сигналы — они прямо в полицию идут, в доме не слышно, чтоб полицейские успели замести дураков. Нас не касается. Или, например, в последнюю минуту кто-то взял и не пошел на банкет. Не наша забота. К нам не относится. Даешь список — имеешь деньги. И все под честное слово, учти, все устно, чтоб улик никаких. С такой свадьбы, например, я скажу, списочек грандиозные деньги стоит. Ну, кто-то уже подсуетился, ясное дело. Но даже, я скажу, пусть будет и дубликат, список есть список, и хозяева раскошеливаются. Любят поощрять. Щедрые, я скажу.

Как и предсказывал Гарнет, они были щедры с Люком. Он слишком был далеко от поля действий, чтоб чувствовать угрызения совести. Элла и Эрнст, так сказать, головой ручались за Люка. Запирать ничего не считали нужным, когда в доме Люк. И были правы. Они понятия не имели, как Люк процветает.

— Люк, у меня есть друг, художник Харли Рид, а его спутница жизни — очаровательная Крис Донован. Они устраивают званый ужин. Мы там будем. Не пожертвуешь ли своим вечером, чтоб помочь за столом?

— Возможно, — сказал Люк. — Надеюсь, я буду свободен.

Элла сделала вывод, что он, конечно, не откажется от этой работы. Он никогда не отказывался.

Вот только эти часы, эти страшно дорогие часы их заставили призадуматься, хоть думали они оба неправильно, тотчас дружно придя к заключению, что Люк получил эти многотысячные часы в оплату сексуальных услуг.

Хелен Сьюзи писала своей подруге, дочке Брайана Сьюзи:

Дорогая Перл!

Брайан, конечно, тебе уже расписал про то, как нас ограбили. Сама понимаешь, он дико расстроился, даже чересчур расстроился, по моему скромному мнению. Знаю, и ты ведь предупреждала, он принадлежит к другому поколению, они все помешаны на своем барахле. С собой же его не возьмешь. Перл, иногда мне кажется, я с ума схожу. Он говорит, что его изнасиловали, как он, собственно, это себе представляет? Вообще-то, в сложном психологическом смысле, он хочет, чтоб его изнасиловали, говорят, все мы хотим!!! Кажется, я понимаю твою маму, когда она была за ним замужем. Но это тоже ведь другое поколение. Конечно, мне и самой жалко наших вещей, и они же на все кругом помочились. Но со стенами все равно что-то надо было делать. И обивка на этих креслах меня не устраивала. Оказывается, целая шайка шурует в окрестностях Лондона, какой-то в Далидже дом, большой дом в Уэмбли. Хозяев не было дома, но они ранили слугу, до сих пор в больнице лежит. Полиция говорит, это та же самая шайка, которая к нам заявлялась. Там знают, наверно. Мы были в постели. Нас могли убить. Они, кажется, вообще пронюхивают, кто когда идет в гости или в театр. Кстати, очень важная вещь, Брайан тебе, конечно, расскажет — они оставили на стене картину Фрэнсиса Бэкона, дико ценную. Он теперь висит на телефоне, хочет возместить наши потери и прочее, поэтому я тебе не звонила. По моему скромному мнению, нам бы не мешало еще потратиться, чтоб прийти в себя, скажем, съездить в Венецию. Брайан говорит, в Венецию — почему бы нет, так что я, может, его дожму. Нам предстоит пару раз выходить в люди, так что нас не будет дома. Он завел сигнализацию по углам, она электронно мигает, везде, кроме спальни. Я на нее наступаю ногой. Представляешь?

А что с тем мальчиком, которого ты тогда подцепила на поэтическом вечере? В Лондон уехал? Не объявлялся? Значит, до Рождества никак не выберешься? Тут столько всего творится, куда там ООН. Купи мне в «Саксе», если там еще есть, баночку «Реннета», формула двадцать три. Оплати моей кредиткой. Скорей бы уж ты приехала. Беатрис, первая леди Сьюзи, еще до твоей мамы, весьма официально позвонила насчет этого грабежа, узнав о нем из газет, и учила меня жить. Весь фарфор и так далее, оказывается, ее собственность. Я сказала, что немного поздновато все это обсуждать и лучше ей написать Брайану или его адвокату. Пусть удавится с этим своим фарфором. Не стану я говорить Брайану, что она звонила. Зачем его еще больше расстраивать?

9

Лондонская сквозная улочка, недалеко от собора Святого Панкрата отбегающая от Грейс-инн-роуд, в два часа пополудни была не слишком оживленна. Трехэтажное строение девятнадцатого века в себе ютило скромный англиканский монастырь Богоматери Доброй Надежды. По этой улочке, короткой и узкой, ездить не разрешалось. Обычные пешеходы были здесь адвокаты и клерки, срезавшие путь. Маргарет Мерчи, явясь, тем не менее, на мопеде, поставила его на мостовой и нажала кнопку звонка. Ей было назначено собеседование как будущей послушнице. Один священник епископальной церкви в Шотландии похлопотал за нее.