Чужие игры - Мельник Сергей Витальевич

Пожалуй, так и вправду немного легче. Самую малость, но легче стало отгораживаться от потерь и одиночества, что нескончаемой чередой преследуют меня по пятам. Шаг, другой, третий. Гулко бухают камни мощеной мостовой, в сыром мареве из дождя отражаясь затухающим эхом в темных подворотнях. Надо же, как все просто. Раньше мне никогда не приходилось использовать подобные приемчики психотерапии из арсенала юных и мечтательных барышень. Обычно замечаешь подобных девчушек мимоходом, одиноких таких мокрых птичек, они либо бесцельно бродят по улочкам, либо сидят с книжками на остановках или в сквериках, отгораживаются от мирской суеты. Помню даже, когда-то давно одна такая юная прелестница бесила меня по ночам, доводя до зубовного скрежета. Так уж вышло, что тогда у меня квартира была на первом этаже и выходила на детскую площадку, на которую и повадилась по ночам ходить совсем еще молоденькая девица кататься на качелях посреди ночи. Оно бы, конечно, все ничего, катается да катается себе, грезя и мечтая о своем девичьем, да вот петли, блин, на качелях никто не смазал! А это, я вам скажу, похуже даже, чем когда с кондиционера соседа с верхнего этажа по твоему подоконнику всю ночь капли падают.

Промокли, продрогли, от чего только ближе и теснее стали прижиматься друг к дружке. Хорошая девочка Ромка. Прямо молодец, ухватила истину, не ведая сути и причин, разглядела, почувствовала своим сердечком мою боль. Подхватила меня под руку, выветривая из души налет черной гнетущей безысходности.

Эх, так бы и бродил с ней до рассвета, да вот жаль эту юную мечтаку, еще заболеет, надо бы и домой уже потихоньку направляться. Еще немного поплутав по переулкам, вышел на проспект, откуда уже через полчасика неспешного шага подошли к воротам пятого кольца, где нас ждал слуга с возком. Лошадки неспешно тронулись в путь, мы с Ромашкой, обнявшись, чтобы не замерзнуть, сидели, кутая друг дружку в плащи, пока я не заметил, что девочка стала засыпать, явно умотавшись за день. Ее милая головка лежала у меня на коленях, я стянул с себя плащ, накрывая ей плечи и оберегая сладкий и наверняка приятный сон этого лекаря моей души.

Дорога до усадьбы Фельма неблизкая, я успел о многом поразмышлять, удалось мне даже пару раз разозлиться на весь мир и успокоиться, постепенно смиряясь с неизбежным и принимая новые правила жизненной игры. Пусть так, пусть будет, так как должно и верно для тех, кто мне дорог, даже если мне от того лишь будет во сто крат больней. Пусть будет. Ведь без меня им станет лучше?

По приезде не стал героически рвать пупок и ронять спящую красавицу, так сказать, головой о брусчатку. Не поднять мне пока барышню на руки, позвал слугу, что как пушинку взял Ромку, чтобы отнести в ее комнату.

— Ульрих, только не уходи! — Она всполошилась со сна, выискивая меня мутным взглядом. — Тут у тебя призраки по дому вредных старичков бродят! Пожалуйста, побудь со мной, мне страшно!

Вот тебе на-ка, выкуси. Я оторопело помотал головой. Мне теперь еще и спать с ней? Кх-м. Нет, ну-у… Ну да ладно. Дав пару указаний слуге, что отнес Ромашку наверх, в спальню, аккуратненько присел на краешек кровати, где, широко раскинув руки, лежала сладко посапывающая принцесска, спасенная не так давно мною, его сиятельством лынцарем о педальном коне моего инвалидного кресла, в которое я еще иногда, вымотавшись, забирался передохнуть.

И что дальше?

Почесав нос, решил раздеть ее, ну промокла же, нельзя в сырых вещах спать, точно простудится. Описав пару кругов вокруг постели, и так и этак примеряясь к спящей, был вынужден расписаться в своем полном бессилии. Нет, я, конечно, когда-то в стародавние времена был знатным раздевателем женских тел и даже мог лифчик в полной темноте одной рукой расстегнуть, но это в связи с тем, что в моем мире на женщинах было в разы меньше одежды. По здравому размышлению понял, что не знаю, за какие шнурки и рюшечки тянуть платье и прочую атрибутику, напяленную в данный момент на Ромку. Это катастрофа, а не платье, в конце концов был вынужден признать я. Неудивительно, что тут так много говорят о целомудрии, тут женщины вообще могут помереть девственными из-за того, что кавалеры так и не добьются доступа к телу, ибо эти доспехи, пожалуй, можно только мечом срубать слой за слоем со своей возлюбленной.

Ну да где наша не пропадала? Сделав упор ногами в кровать, я руками ухватился за сапог девочки, медленно, но верно с превеликим трудом стягивая его с ноги.

Ты-дыщь!

Сапожок неожиданно резво в конце слетел с ноги, из-за чего я чуть ли не фляк назад через спину совершил, припечатавшись затылком об пол, да так, что аж зеленые круги перед глазами поплыли. Ох, но это еще полбеды! По инерции, взмахнув руками, я запулил со скоростью света сапог через себя, чисто рефлекторно, совершенно без умысла, вдребезги разнеся маленькое слюдяное окошко комнаты.

Вот это номер. Оглушенный, я вскочил с пола, пошатываясь и пытаясь на ходу придумать какую-то благовидную «отмазку» своим распутным и разудалым действиям. Мол, не извольте беспокоиться, сударыня, барон шутить изволит! И так, знаете, ус молодцевато еще подкрутить с подмигиванием.

Но на мою удачу Ромашка продолжала мирно посапывать в одном сапожке, нисколько не смутившись моей домашней импровизации. Фу-у-ух. Я аж выдохнул с облегчением, понимая, что выглядел бы наиглупейшим образом в ее глазах. Метнувшись быстрой ланью к разбитому окну, высунул голову на улицу, выискивая виновника моего ночного кошмара. Обнаружил супостата, самым наглым образом повисшим прямо голенищем, за верхнюю пику въездных кованых ворот. Этакое новое знамя моей вотчины, эдакий недвусмысленный намек, мол, не ходите, девки, по лесу гулять…

Старательно скрывая волнение и дрожь в руках, тихо выскользнул из комнаты, перепрыгивая ступеньки через одну, слетая в общий зал к входной двери, где на меня с удивлением взирал давешний слуга парой минут ранее доставивший спящую красавицу и меня в наши апартаменты.

— Чего изволите, ваше благородие? — Он растерянно взирал на меня.

— Эм-м-м. — Я так и эдак прикинул свои шансы на очередной полет кверху тормашками с высоты. — Милейший, а скажи-ка мне… Ты хорошо лазаешь по заборам?

— По заборам? — Его лицо удивленно вытянулось.

— Пойдем. — Я взял его под локоток, выводя на улицу во двор, где мы уже оба молча замерли перед кованой решеткой ворот. — Вон.

Я ткнул пальцем в женский сапожок, чуть ли не ментально понимая всю картину, промелькнувшую в мозгу слуги. Он даже недвусмысленно проследил взглядом полет сапога из окна спальни, где нас оставил, потом задумчиво сделал умозаключения, складывая два плюс два и приходя, видимо, в конечном результате к совершенно неверным выводам. Просто в корне неверным заключениям.

— Господин резвится с дамой изволят! — брякнул он, расплываясь в улыбке. — Ну, ясно! Дело-то молодое, никогда не знаешь, куда портки летят с платьем!

— Ты это… — Я от его выводов невольно залился краской. — Придержи язык. Вон сапог лучше сними!

Нет, ну в самом деле не оправдываться же мне перед ним, рисуя ту фигню, что на самом-то деле произошла!

С каменной мордой лица я ожидал, пока мне вернут сапог, после чего, четко печатая шаг и держа прямую спину, гордо и невозмутимо стал подниматься к себе под лукавым взглядом этого мужичка.

Ну и дела! Скрывшись из вида слуги, я с облегчением выдохнул, невольно улыбаясь всей нелепости сложившейся ситуации. Ведь что самое-то обидное: кому расскажи, ведь никто не поверит!

Продолжая глупо улыбаться, краем взгляда заметил чье-то резкое движение в темноте, вздрагивая от осознания, что нахожусь здесь не один. Замерев и прислушавшись, различил еле уловимые чьи-то шаги, явно удаляющиеся от меня. Кому это, интересно, еще не спится этой ночью? Тихо прокравшись к повороту коридора, осторожно выглянул за угол, осматривая ряд закрытых дверей и следующий проход, уходящий в правое крыло верхних комнат. По спине побежали мурашки, в коридоре было совершенно пусто, лишь посредине стояла в глиняном подсвечнике свеча да зияла открытым зевом в полу ниша. Это была поднята одна из шахматных плиток. Стало действительно жутко, я словно завороженный на негнущихся ногах подошел к краю, вглядываясь в глубину открывшегося подвала, откуда радужной желтизной на меня сияло целое море маленьких чешуек идеальной чистоты золотых монет!