Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого) - Unknown Unknown

Как над Сяна-о был совершён обряд первой мужской причёски

Прежний главный настоятель храма Ацута был тестем Ёситомо. Нынешний главный настоятель был шурином. По соседству с храмом, в месте, именуемом Мандокоро, пребывала и вдова Ёситомо, матушка его третьего сына хёэ-но скэ Ёритомо. Чтя в них память о родителе, Сяна-о послал Китидзи уведомить о себе. Тотчас же главный настоятель отрядил людей встретить его и оказать подобающее гостеприимство. Сяна-о хотел продолжать путь на следующий день, однако его всячески упрашивали и разными предлогами удерживали, так что пришлось ему пробыть в храме Ацута три дня.

И Сяна-о сказал Китидзи:

– Мне претит ехать в край Осю мальчишкой. Я желаю прибыть туда в шапке эбоси, как подобает взрослому мужчине. Пусть совершат надо мною, хотя бы и наскоро, обряд первой мужской причёски. Можно это устроить?

– Постараюсь, чтобы ваша милость были довольны, – ответствовал Китидзи.

Шапку эбоси представил главный настоятель. Он сделал Сяна-о мужскую причёску и возложил шапку ему на голову. Тогда Сяна-о сказал:

– Вот явлюсь я в таком виде в край Осю, и Хидэхира спросит, как меня зовут. Мне придётся ответить: «Сяна-о». Но ведь это не имя для мужчины, над которым совершён обряд, и Хидэхира, чтобы переменить его, непременно предложит мне совершить обряд полностью. А ведь Хидэхира происходит от наших наследственных вассалов, так что это может вызвать нарекания. Поэтому полный обряд надо мною будет совершён здесь, перед великим и пресветлым божеством Ацута, а также перед матушкой братьев моих хёэ-но скэ Ёритомо и Каба-но Нориёри. Так я решил.

Сосредоточившись и очистившись, предстал он перед великим и пресветлым божеством. Главный настоятель был рядом с ним.

И сказал юноша, обращаясь к Китидзи:

– Много детей у моего отца, императорского конюшего левой стороны. Старший сын – Акугэнда Ёсихира; второй сын – Томонага, паж при особе государыни; третий сын – хёэ-но скэ Ёритомо; четвёртый сын – Каба-но Нориёри; пятый сын – Дзэндзи-но кими; шестой сын – Свирепое Преподобие; седьмой сын – Кё-но кими; я же должен был бы называться Хатиро, то есть восьмым сыном, однако не подобает мне равняться с моим дядей Татэтомо, который прославил своё боевое прозвище Хатиро из Тиндзэя в дни мятежа Хогэн. Звание последнего в роду меня не печалит, и пусть прозвище моё будет Сама-но Куро, или девятый сын императорского конюшего. Что же до истинного имени, то деда моего звали Тамэёси, отца – Ёситомо, старшего брата – Ёсихира, а меня нареките Ёсицунэ.

Вчера ещё он звался Сяна-о, а сегодня сменил имя на Сама-но Куро Ёсицунэ и покинул храм Ацута.

В размышлениях о том, что предстоит, миновал он при отливе Наруми, перешёл через восемь мостов Яцухаси в провинцию Микава и ввечеру обозрел мост через бухту Хама на в провинции Тотоми. Много было у него на пути знаменитых мест, коими любовались в былые лета столь славные мужи, как Аривара-но Нарихира и Ямакагэ-но тюдзё, но всё это занимает, когда легко на сердце, а когда заботы одолевают, то и знаменитые пейзажи ни к чему. Так прошло несколько дней, он перевалил через гору Упу и выехал на равнину Укисима, что в провинции Суруга.

О встрече с Аноским Монахом

Он сообщил о себе своему единоутробному брату Аноскому Монаху по прозванию Свирепое Преподобие. Аноский Монах обрадовался чрезвычайно. Он принял Ёсицунэ с любовью и лаской, и, когда сидели они друг против друга и вели беседу о минувшем, плакал навзрыд.

– Удивительно! – говорил он. – Два года было тебе, когда нас разлучили. Тринадцать лет я не знал, где ты и что с тобой. И радостно мне теперь, что ты стал таким взрослым и замыслил великое дело. Хотел бы и я пойти с тобою плечом к плечу на беду и удачу, но ныне я постигаю учение Сакья-Муни, место моё в келье наставника, и я выкрасил три мои одежды в чёрный цвет. Не мне облачаться в доспехи и носить оружие, так что не последую я за тобою. И ещё: кто будет молиться за блаженство души нашего покойного родителя? И ещё: желаю я возносить моления за преуспеяние отпрысков нашего рода. Но всё равно грустно мне расставаться с тобою так скоро, не пробыв вместе хотя бы месяца. Вот и хёэ-но скэ Ёритомо пребывает совсем неподалёку, в Ходзё в провинции Идзу, но его стерегут столь крепко, что сноситься с ним не могу. Слышу только, что он совсем рядом, а обменяться письмом нельзя. Не знаю, как тебе нынче увидеться с ним, так что лучше всего напиши письмо, а уж я от себя постараюсь своими словами ему передать.

Ёсицунэ написал и оставил письмо и в тот же день достиг главного города провинции Идзу.

Там, когда наступила ночь, вознёс он такое моление:

– Наму, великое и пресветлое божество храма Мисима, гонгэн Сото в храме Идзуяма и Китидзё-комагата в храме Асигара! Исполните мою просьбу, пусть я встану во главе трехсоттысячного войска! Если же нет, пусть не стронуться мне ни на шаг к западу от этой горы!

Поистине, страшна была эта решимость в расцвете его юности, в его шестнадцать лет!

Он проехал заставу Асигара, миновал стороной Колодец Хориканэ на равнине Мусаси, бросил взгляд на места, где некогда грустил по дому преславный Аривара-но Нарихира, а затем вступил в провинцию Симоцукэ и остановился в селении Такано. С уходящими днями всё дальше становилась столица и всё ближе придвигались Восточные земли, и в ту ночь воспоминания о столице овладели им. Он спросил хозяина постоялого двора:

– Что это за провинция?

– Симоцукэ, – ответил тот.

– Здесь земля уезда или чьё-либо поместье?

– Поместье из владений рода Симокавабэ.

– А кто владелец этого поместья?

– Мисасаги-но хёэ, старший сын Мисасаги-но скэ и дядя по отцу младшего государственного советника Синдзэя, убитого в мятеже Хэйдзи.

О том, как Ёсицунэ спалил усадьбу Мисасаги

Было это в храме Курама, когда Ёсицунэ исполнилось девять лет; он сидел на коленях у настоятеля Токобо, а настоятель беседовал с неким гостем. И сказал гость:

– Экие чудные глаза у этого мальчика. Поведайте мне, чей он родом?

– Это отпрыск императорского конюшего левой стороны, – ответил Токобо.

– Вот как? Ну, много хлопот доставит он дому Тайра в предбудущем времени. Сохранить таким людям жизнь и оставить их в Японии – да это всё равно, что вскормить тигров и выпустить их на широкие поля! Ведь, войдя в возраст, он непременно поднимет мятеж. Слышишь, мальчик? При каком-нибудь таком случае не забудь обратиться ко мне. Мой дом во владениях Симокавабэ, что в провинции Симоцукэ.

Гостем был, конечно, Мисасаги, и теперь, вспомнив его лестные слова, Ёсицунэ подумал: а не проще ли обратиться за помощью к нему, нежели продолжать путь в далёкий край Осю? Он сказал Китидзи:

– Поезжай вперёд и жди меня в Муро-но Ясиме. Я повидаю кое-кого, а потом нагоню тебя.

И он отправился к Мисасаги, а Китидзи скрепя сердце тронулся дальше дорогой в край Осю.

Подъехав к резиденции Мисасаги, Ёсицунэ увидел, что хозяин её не иначе как преуспевает, ибо у ворот стоит на привязи немалое число осёдланных лошадей. Он заглянул внутрь: там толпились человек пятьдесят старых и молодых челядинцев. Он поманил одного и сказал:

– Ступай доложи обо мне.

– А ты откуда?

– Из столицы, там я встречал твоего господина.

Челядинец пошёл и доложил.

– Что за человек? – спросил его Мисасаги.

– С виду весьма достойный.

– Раз так, зови сюда.

Когда Ёсицунэ вошёл, Мисасаги сказал:

– Поведайте, кто вы такой.

– Мы встречались, когда я был маленьким, – произнёс в ответ Ёсицунэ. – Вы, наверное, забыли меня. У настоятеля Токобо в храме Курама вы предложили обратиться к вам, когда я начну своё дело. И я явился с надеждой на вас.

Выслушав его, Мисасаги в смятении подумал: «Экая напасть на мою голову! Мои взрослые сыновья все в столице и состоят при особе Сигэмори, старшего сына великого министра. Если я примкну к Минамото, они пропадут ни за грош».

Поразмыслив несколько времени, он сказал так:

– Рад вас приветствовать. Благодарю за доверие. Однако примите во внимание: вы вкупе с братьями вашими за мятеж Хэйдзи были обречены казни, и Киёмори волею своей удостоил вас пощады только лишь потому, что приблизил к себе некую особу из павильона на углу Сюдзяку и Седьмого проспекта. И хоть неведомы сроки ни молодым, ни старым, но стоит ли вам затевать что-либо, пока жив Киёмори?

Выслушав его, Ёсицунэ подумал: «Ведь эта мразь – первый в Японии дурак и трус!» Однако сила была не на его стороне, и с тем тот день и кончился. Тогда Ёсицунэ сказал себе: «Раз пользы от него никакой, то и жалеть его нечего». Глубокой ночью он поджёг дом Мисасаги, да так, что спалил весь дотла, а сам скрылся, подобно тени во мраке.

Он рассудил, что задуманной дорогой проехать ему вряд ли удастся, ибо на равнину Ёкота, в Муро-но Ясиму и на заставу Сиракава пошлют людей ему наперехват. Поэтому он пустил коня вдоль реки Сумида и бросил поводья: быстроногий конь, проделав двухдневный переход всего за один день, домчал его до места под названием Итахана в провинции Кодзукэ.