Смерть на ипподроме (Кураж, Нерв) - Дик Фрэнсис

— Ты тра-та-та, — ответил он непристойностью. — Ты отнял у меня место!

Объяснять что-либо было бессмысленно. Глаза у него налились кровью, крупные ноздри раздулись. С этим диким, перекошенным от бешенства лицом, с поднятым в дрожащей руке рычагом он являл собой устрашающее зрелище.

Грэнт взмахнул своим оружием, целясь мне в голову. В этот момент он был попросту невменяем. И если бы удар пришелся в цель, он убил бы меня.

Рычаг просвистел мимо моего правого уха. Грэнт снова размахнулся, чтобы размозжить мне голову. Но я опять увернулся, сделал шаг вперед и ударил его под ложечку. Он как-то странно хрюкнул и уронил руку с рычагом. Голова упала на грудь. Я сделал шаг вправо и стукнул его ребром ладони по шее.

Грэнт распростерся на земле. Я вынул рычаг из его ослабевших пальцев, уложил вместе с другими инструментами в сумку и сунул все это в багажник его машины.

Похолодало. И в раннем сумраке все цвета стали черно-серыми. Я присел на корточки около Грэнта. Сознание уже почти вернулось к нему, он тяжело дышал и слегка постанывал.

Наклонясь, я спросил его как бы между прочим:

— Грэнт, почему Эксминстер уволил тебя?

Он пробормотал что-то невнятно. Я повторил вопрос. Он не ответил. Я вздохнул и поднялся. Тут он вдруг произнес отчетливо:

— Он сказал, что я продавал информацию.

Я наклонился и снова спросил.

— Какую информацию?

Но хоть губы у него шевельнулись, он больше не сказал ни слова.

Я не мог просто взять и уехать, оставив его лежать тут на холоде. Снова вытащил инструменты и поставил ему запасное колесо. Закрутил гайки, накачан шину, снял домкрат и засунул в багажник вместе с проколотой шиной.

Сознание к Грэнту еще не вполне вернулось. Но не так уж сильно я его ударил, чтобы он мог долго оставаться в этом полусне. Я потряс его за плечо. Он открыл глаза. На долю секунды показалось, будто в них появилась улыбка прежнего Грэнта. Я помог ему сесть, прислонив к машине. Он выглядел совершенно выпотрошенным.

— О господи! — произнес он. — О господи! — Прозвучало это как настоящая молитва, исходящая из тех самых уст, которые только что кощунствовали.

— Если бы вы обратились к психиатру, вам стало бы легче, — осторожно заметил я. Он не ответил, но и не сопротивлялся, когда я усадил его в «мини-купер». Грэнт не мог вести свою машину, а оставить его было не на кого.

К счастью, жил он всего милях в тридцати. Я подъехал к невзрачному дому, расположенному на окраине маленького городка. Света в окнах не было.

— Вашей жены нет дома? — спросил я.

— Она ушла от меня, — рассеянно ответил он. Потом у него напрягся подбородок, и он буркнул: — Не лезь, трам-та-ра-рам, не в свое дело. — Он выбрался из машины и, с шумом захлопнув дверцу, закричал: — Катись отсюда со своей, трам-та-ра-рам, добротой. Не нужна мне твоя, трам-та-ра-рам, помощь.

Оставаться с ним не было никакого смысла. Я включил зажигание и уехал. Но, не отъехав и на милю, с неохотой пришел к мысли, что нельзя оставлять его одного в пустом доме. Я остановился и спросил у пожилой женщины с сумкой в руках, как найти доктора. Она направила меня к большому дому на тихой боковой улочке. Я позвонил. Хорошенькая девушка объявила:

— Хирургический прием с шести.

Она хотела было захлопнуть дверь, но я успел сказать:

— Пожалуйста, мне нужно поговорить с доктором. Случай не хирургический.

Она исчезла. Слышались лишь громкие детские голоса. Вскоре появился молодой, круглолицый мужчина, жующий шоколадный торт с кремом, — с присущим врачам покорно-вопросительным выражением на лице.

— Грэнт Олдфилд ваш пациент?

— Он что, снова упал с лошади?

— Не совсем так… Не могли бы вы поехать и взглянуть на него?

— Сейчас?

— Да, пожалуйста. Он… его вывели из строя на скачках.

— Минуточку.

Вскоре он вновь появился с чемоданчиком и еще одним куском торта.

Едва усевшись в мою машину, он тут же спросил про разбитое стекло, поскольку декабрьский ветер дул нам в затылок.

Я рассказал, как было дело. Он слушал молча, слизывая крем с куска торта. Потом спросил:

— Почему он напал на вас?

— Ему кажется, что я отнял у него место.

— А это не так?

— Нет. Он потерял это место за несколько месяцев до того, как его предложили мне.

— Значит, вы тоже жокей? — поглядел он на меня с любопытством.

Я кивнул и назвал свое имя. Он сказал, что его зовут Пэрнел.

В доме Грэнта было все так же темно. Маленький палисадник был совсем запущен и завален опавшими листьями. Заросшие травой клумбы грустно виднелись в свете уличных фонарей. Звонок прозвучал пронзительно, но безрезультатно. Мы снова позвонили. Доктор разделался с тортом и облизал пальцы.

Из темного палисадника донесся какой-то шелест. Доктор отстегнул от нагрудного кармашка тоненький медицинский фонарик, и узкий лучик пробрался сквозь живую изгородь из бирючины. Несколько розовых кустов были задушены невыполотой травой. Но в углу, у ограды, булавочный лучик высветил сгорбившуюся фигуру. Мы склонились над Грэнтом. Он сидел на земле, прижавшись к изгороди. Ноги подтянуты к подбородку, голова покоится на сложенных руках.

— Пошли, старина! — ободряюще сказал доктор и, приподняв, помог ему встать на ноги. Пошарив в карманах Грэнта, нашел связку ключей и передал их мне. Я отпер входную дверь и зажег свет. Доктор протащил Грэнта через холл в столовую. Все тут было покрыто густым слоем пыли.

Грэнт рухнул на стул, уронив голову на грязный стол. Доктор проверил пульс, ощупал его плотную шею и основание черепа. Когда пальцы Пэрнела дотронулись до того места, куда я ударил, Грэнт сердито пробурчал.

— Пошли вы отсюда!

Пэрнел отступил на шаг и причмокнул:

— Насколько я могу судить, у него нет никаких физических повреждений, если не считать того, что поболит шея. Давайте-ка уложим его в постель, и я дам ему чего-нибудь успокоительного. А утром я устрою ему встречу с человеком, который сможет разобраться в свалившихся на него бедах. Вы позвоните мне вечерком и сообщите, нет ли перемен в его состоянии.

— Я? Но я не собираюсь торчать тут весь вечер.

— Ну, конечно, не собираетесь! — весело передразнил он, глаза на круглом лице заблестели сардонически. — А кто же еще? И всю ночь, пожалуйста, тоже! Все-таки это вы его ударили.

— Да, но то, что с ним происходит, с этим не связано, — запротестовал я.

— Неважно. Вас хватило на то, чтобы привезти его домой и вызвать меня. Уж доведите дело до конца. Я серьезно считаю, что кто-то должен остаться тут на ночь. Кто-то достаточно сильный, чтобы справиться с ним в случае кризиса.

Отказаться было трудно.

Мы затащили Грэнта наверх, с трудом сохраняя равновесие под тяжестью его плотного тела. Спальня была омерзительна. Скомканные простыни и одеяла валялись кучей на неубранной постели. Грязная одежда разбросана по полу и противно свисала со стульев. Вся комната кисло пропахла потом.

Я зажег свет и пооткрывал все двери. Одна из них вела в ванную, грязь и запущенность которой не поддается описанию. Другая — в небольшую комнату для гостей с обоями ярко-розового цвета. Грэнт, моргая, стоял на лестничной площадке, пока я отыскал простыни почище и приготовил ему постель. Доктор Пэрнел раздел Грэнта до кальсон и носков и заставил его лечь.

Затем он спустился вниз и вернулся со стаканом воды. На лице у него было написано такое отвращение, что я без слов понял, в каком состоянии находится кухня.

Открыв свой чемоданчик, доктор вытряхнул на ладонь две капсулы и велел Грэнту их принять, что тот послушно сделал. К этому времени он был как во сне — только оболочка человека.

Пэрнел взглянул на часы.

— Я опаздываю на хирургический прием, — сказал он, когда Грэнт прилег на подушку и закрыл глаза. — Эти капсулы успокоят его на время. Когда он проснется, дайте ему еще две. — Он вручил мне бутылочку. — Если я понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. — И, бессердечно усмехнувшись, добавил: — Желаю доброй ночи.

Я провел тоскливый вечер, выхлебав пинту молока, которую нашел на заднем крыльце. Все остальное в вонючей кухне было несъедобно. Не найдя ни книг, ни радио, чтобы убить время, я попытался хоть чуть-чуть навести порядок. Но этот кошмарный дом нуждался в армии уборщиц.

Несколько раз я тихонько заходил поглядеть, как там Грэнт, но он, лежа на спине, мирно проспал до полуночи.

Тут я обнаружил, что глаза у него открыты, но в них не было сознания. Покорно и без слов он проглотил капсулы. Подождав, пока глаза у Грэнта закрылись, я запер его, спустился вниз и, завернувшись в походный плед, наконец заснул тяжелым сном. Всю ночь Грэнта не было слышно. И когда я в шесть часов утра поднялся к нему, он все еще спал.

Доктор Пэрнел любезно освободил меня в половине восьмого, как раз когда рассветало. Он захватил с собой пожилого мужчину-санитара. Привез также корзинку с яйцами, беконом, хлебом, молоком и кофе. Да вдобавок из своего медицинского чемоданчика извлек мощную электробритву.