Русский садизм - Владимир Лидский

Вусы, ингеле, ты плачешь?..

Так прожила она годочка три, а может, четыре, периодически отказываясь кушать, потому что хотела умереть. Ее связывали, держали и кормили через силу, заталкивая кашу деревянною ложкою на рот. Но она плевала кашу и пачкала грубые руки санитаров. Так она протянула еще некоторое время, а потом отдала Богу душу. Я поленился забирать ее, выделил очень много деньги, и Гурфинкель все обделал наилучшим образом.

Да, забыл сказать! Яэль тем годом, что я ездил до Одессы, родила замечательный ребенок, девочку, очень похожий на нее, и назвали ее Никой. Дядя Менахем, по слухам, был сильно недоволен, переживал за тот позор и хотел даже наслать проклятия на дочь, но ребенок так смягчил его, что он скоро примирился со своею участью…

Глава 4

Дегаевский катаклизм, милостивый государь, начался для меня, если вам угодно, в начале 1883 года. Сергей Петрович явился ко мне в Морнэ, и я был поначалу приятно удивлен его осведомленностью о революционных делах в России. Несколько дней мы провели с ним в приятнейших беседах, но потом его рассказы сделались путаными и отчасти нелогичными. Я стал замечать, что, забыв о своих словах, сказанных третьего дня или накануне, он сегодня своими новыми рассказами противоречил прежним. Когда я ему невзначай заметил это, он смешался и замолчал. Его молчание было каким-то тупым и странным. Позже все это, конечно, разъяснилось самым непосредственным образом.

Дегаев вообще, и при первом знакомстве, и впоследствии, представлялся мне человеком умным, что, кстати, противоречило мнению о нем Веры Николаевны Фигнер. Притом я не думаю, что Фигнер принижала значение его личности только потому, что он, несмотря на глубокую дружбу с нею, самым подлым образом выдал ее Судейкину. Вере Николаевне импонировала мягкость характера Дегаева, которая позволяла ему поддерживать ровные отношения со всеми товарищами в организации, но она же отмечала в нем отсутствие индивидуальности и нравственного стержня. Он был рыхлый, неуловимый, ускользающий, безликий, в нем не было яркости лидера, хотя в организационных вопросах ему не было равных. Сам я видел, что Дегаев обладает сильной волей, и однако же чувствовал его моральную ущербность. Более всего меня коробило в нем отсутствие каких бы то ни было нравственных границ. Он до фанатизма был убежден в том, что цель оправдывает любые средства, что, кстати, его в конце концов и погубило. Кроме того, он был непомерно честолюбив и обуян гордыней самомнения. Считая себя великим человеком, Дегаев готовился к великим же делам, впрочем, довольно абстрактно представляя себе их суть. Он стремился к какому-то идеалу, к какому-то грандиозному акту, способному вознести его к вершинам славы и чуть ли не поклонения. Во что это все вылилось, сегодня нам, к великому сожалению, слишком хорошо известно.

Дегаев был склонен к компромиссам и часто покорялся воле обстоятельств, причем в таких ситуациях, которые можно было бы разрешить одним решительным ударом.

Его мягкость, уклончивость, терпимость, готовность соглашаться с любым мнением проявились и закрепились, скорее всего, уже в семье, где превалировало женское начало. Мать Дегаева, спокойная, рассудительная, благодушная женщина воспитывала детей в своем духе, то есть в духе позитивного восприятия действительности. Что бы в жизни ни происходило, какие бы ужасы ни описывались в газетах, для нее существовал свой мир, спокойный круг собственной семьи, где все было чинно-благородно, где все любили друг друга и искренне друг другом восторгались.

У Дегаева было две сестры и брат. Старшая, Наталья, с юности подавала большие надежды — писала стихи, пела, декламировала и всей душою стремилась на большую сцену. Она была недурна собою, однако ее манерность и экзальтированность порою портили впечатление новых знакомых. Вдобавок она постоянно донимала гостей чтением тягостных драматических фрагментов и рассказами о якобы сенсационных случаях из своей жизни вроде того, что они с сестрой однажды произвели фурор в свете, явившись на театральную премьеру в вызывающих экстравагантных нарядах, причем одна была вся в белом, а другая — в черном…

Позже Наталья вышла замуж за некоего Маклецова, и на этом ее несостоявшаяся актерская карьера закончилась.

Младшая сестра Лиза тоже была художественной натурой, боготворила музыку и даже занималась в консерватории. Дома ее всячески оберегали от ручной работы — ее драгоценные пальцы нужны были концертному фортепьяно и восторженной публике. Зимою она даже надевала дома перчатки, так как в квартире было прохладно и руки могли потерять от холода гибкость. Лиза, как и все в дегаевской семье, бредила революцией и, хотя никакой практической работы не вела, хорошо знала многих «нелегальных». Покушение Первого марта вызвало шок в обществе, и Лиза первые дни после акта ходила загадочная и бледная, но когда стало известно о времени и месте казни хорошо ей знакомых людей, совершенно потерялась и места себе не находила до тех пор, пока не приняла решение лично присутствовать в день возмездия на Семеновском плацу. Решение было выстраданным и обдуманным, однако зрелище казни оказалось не под силу даже кое-кому из мужчин, а уж Лизе и подавно — она просто упала в обморок, и домой ее доставили посторонние доброхоты…

Был еще у Дегаева младший брат Володя, исключенный из морского училища за неблагонадежность. Взрослые студенческие выходки не смогли повлиять на его абсолютно младенческую сущность. Он был до того наивен, что совершенно серьезно спрашивал Веру Николаевну Фигнер, когда же, наконец, совершится революция, как будто она могла начаться по чьему-то повелению в строго определенный день. Володя, кстати, явил собою репетицию дегаевской авантюры: по решению организации он стал агентом Судейкина. Но так как человек он был мягкий, нерешительный и, повторюсь, инфантильный, подобная работа была не по его характеру, и вскоре он от дел отошел.

Думаю, вся эта история с Дегаевым началась в его семье, где все считали Сергея Петровича выдающейся личностью и каждым словом внушали ему осознание собственной экстраординарности.

Что касается Судейкина, то, мне кажется, они с Дегаевым были одного поля ягоды. Судейкин, несмотря на то что его методы сыска следует признать гениальными, был, в сущности, самым обыкновенным иезуитом, и именно это делало его работу чрезвычайно изощренной. Я всегда считал Судейкина язвой политической безнравственности, которая своим ядовитым гноем заражала русскую окрестность по обе стороны баррикад. Для того, чтобы потомки могли оценить истинную суть этого человека, следует сказать, что политический сыск был для него лишь вспомогательным инструментом в деле карьерного продвижения. Он считал, что на этом поприще будет заметен государю и общественности, а будучи замеченным, сумеет занять один из ключевых постов Империи со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Ежели вы, милостивый государь, имеете об этом деятеле смутное представление и осведомлены о его подвигах лишь понаслышке — из газет и посредством полуправды сплетен, — я возьму на себя тягостную обязанность подробно ознакомить вас с его противоречивой и, не стану скрывать, неординарной фигурой.

Георгий Порфирьевич Судейкин впервые ярко проявил себя в 1878 году, будучи назначенным на должность адъютанта начальника Киевского жандармского управления. Первое его, так сказать, появление на публике связано с разгромом группы террористов, активно работавших над подготовкой серии покушений на лиц, приближенных к императору.

Занявшись новым для себя делом, этот бывший армейский офицер, человек скрупулезный и систематический, засел за изучение опыта предшественников. Всю работу отечественной охранки он поставил под сомнение, так как решил для себя, что обычные розыскные мероприятия в условиях нарастающего террора неэффективны. Следует не поиском заниматься, а разить точно в цель, предварительно просчитав ее и выверив. Для этого знающему человеку необходимо лишь указать на нее — только и всего. А знающим человеком мог быть единственно тайный агент, внедренный в организацию.

Судейкин внимательно изучил методы работы тайной полиции в Европе и вынес для себя немало ценного. Именно он продумал и в конечном итоге создал стройную систему политической провокации в России, благодаря которой впоследствии были разоблачены и обезврежены самые одиозные личности из террористической среды.

Первым его значительным успехом стал разгром киевской группы народовольцев, захваченных полицией с помощью провокатора Бабичевой. Имя Судейкина прозвучало на всю страну. Он был замечен в верхах и стал быстро продвигаться по карьерной лестнице. Чтобы интерес к его персоне не угасал, Судейкин умело организовал несколько покушений на самого себя, показав тем самым общественности, какую важную работу он проводит и каким опасностям подвергается.