Неопытная искусительница - Беверли Кендалл

Его взгляд упал на Мисси.

— Полагаю, даже слишком, — произнес он нарочито ленивым тоном.

Леди Виктория издала тихий смешок.

— Пожалуй. Кажется, лорд Армстронг очень разборчив относительно претендентов на ее руку. Говорят, в прошлом году он отказал лорду Элдриджу и лорду Хартсмауту.

Джеймс хмыкнул, впервые за весь вечер повеселев. Жаль, что он не присутствовал при этой сцене. Молодые люди сделали предложение после того, как были представлены Мисси на балу. Он бы с удовольствием посмотрел на их физиономии, когда Армстронг сообщил им, что скорее вызовет их на дуэль, чем позволит хоть одному из них ухаживать за его сестрой.

— Я бы сделал то же самое, если бы имел сестру. — Оба субъекта были известны как повесы, ищущие богатую наследницу.

Леди Виктория привычным движением раскрыла веер и принялась обмахиваться.

— Ну, когда лорд Армстронг женится, уверена…

Запрокинув назад голову, Джеймс снова рассмеялся, достаточно громко, чтобы привлечь взгляды гостей, находившихся поблизости.

— Скорее у алтаря вы увидите меня, чем Армстронга.

Его друг в семнадцать лет стал виконтом с поместьем, погрязшим в долгах, имея на руках мать и трех сестер, которых надо было содержать. Возможно, поэтому он относился к браку даже более цинично, чем Джеймс. Он по крайней мере признавал, что, как наследник графства, должен в один прекрасный день жениться. Чего нельзя было сказать об Армстронге.

Леди Виктория только улыбнулась, продолжая изящно обмахиваться веером.

Джеймс поднялся в свою комнату под утро, после того как последние гости, усталые и выдохшиеся, забрались в свои холодные кареты и укатили. Не обнаружив Мисси поблизости, он испытал облегчение, которое было одновременно унизительным и раздражающим.

Этот злосчастный поцелуй держал его в напряжении весь остаток вечера. Мало того что он поддался ее детской игре, Джеймс вновь и вновь переживал эти мгновения, наблюдая, как она одерживает победу за победой, как Веллингтон при Ватерлоо. К удовлетворению Армстронга, Гренвилл вел себя так же, как и остальные джентльмены всех возрастов и положений, соперничавшие за танец, разговор и прочие знаки внимания, которыми она удостаивала их. Наблюдать за всем этим было довольно неприятно. Даже мучительно. И тревожно.

Войдя в темную комнату, Джеймс зажег свечу на прикроватной тумбочке. Тусклого света было вполне достаточно. Он быстро избавился от фрака, жилета и рубашки, устало бросая одежду в кресло с парчовой обивкой. Хотя в камине еще теплился огонь, в комнате было по-зимнему прохладно. Потянувшись к застежке брюк, он почувствовал, что за ним наблюдают. Резко повернувшись, он окинул взглядом тускло освещенную комнату.

И увидел Мисси, стоявшую неподвижно в темном углу.

Потрясенный, он молча смотрел, как она шагнула вперед. Ее каштановые волосы были распущены, ниспадая до середины спины. Джеймс судорожно сглотнул. Облаченная в тонкую белую рубашку, она выглядела как ангел, но он знал, что это не более чем маскировка. Она была ожившим искушением, по крайней мере для него.

Желание, дикое и неодолимое, охватило его, бушуя внутри как вулкан. Несмотря на прохладный воздух, ему стало жарко.

— Уходи, — произнес он обманчиво мягким тоном. Воздух вокруг них стал таким плотным, что, казалось, его можно резать ножом.

Вместо того чтобы подчиниться его требованию, Мисси сделала несколько шагов вперед. Свет одинокой свечи заливал ее теплым сиянием. Джеймс снова сглотнул. В ночной тиши отчетливо раздавалось его хриплое дыхание.

— Я знаю, что ты что-то почувствовал, когда поцеловал меня сегодня вечером.

Джеймс чуть не застонал, убежденный, что сам дьявол подослал ее, чтобы испытать его стойкость, подвергнув изощренной пытке.

— Да, полагаю, ты тоже кое-что почувствовала, — хрипло отозвался он.

Мисси не выказала ни удивления, ни потрясения от столь грубого упоминания о возбужденной плоти, которую она не могла не ощутить, прижимаясь к нему в библиотеке. Ее глаза, казавшиеся сейчас скорее серыми, чем голубыми, затуманились, веки отяжелели, а взгляд опустился сначала на его грудь, а затем на выпуклость, недвусмысленно выступившую под брюками.

Джеймс не знал как быть. Он стоял полуобнаженный, загнанный в ловушку, как голодный лев, который только что набрел на добычу.

— Ты красива, а я нормальный мужчина. Это страсть, просто страсть. И не надо ничего выдумывать. Как я уже говорил, любая желанная женщина вызвала бы у меня такой же отклик.

Мисси снова промолчала, сделав еще один шаг вперед. Теперь ее стройная фигура была полностью освещена, и он мог видеть бугорки сосков, натянувшие мягкую ткань ночной рубашки.

Джеймс едва сдержал стон. Все его тело пульсировало.

— Возвращайся в свою спальню, — процедил он сквозь зубы.

Мисси сделала еще один шаг, оказавшись в нескольких дюймах от него.

— Это не просто страсть, — прошептала она и коснулась пальцами шершавой от пробившейся щетины щеки.

Джеймс резко втянул воздух, но не шелохнулся, охваченный пьянящей смесью тоски и голода. Он боялся, что если сделает хоть одно движение, то потеряет контроль над собой.

Словно завороженный, он наблюдал, как она приподнялась на цыпочки, склонила голову набок и прижалась мягкими губами к его губам. Неподвижный и напряженный, он боролся с нахлынувшими волнами вожделения. Но когда она вынудила его открыть рот, поглаживая сомкнутые губы кончиком языка, а затем дерзко проникла внутрь, его самообладание лопнуло.

Он забыл об обещании, которое дал своему другу. О риске. О последствиях. Обо всем. Охваченный страстью, какую еще никогда не испытывал, он обхватил ее мягкие ягодицы ладонями и крепко притянул к своей разгоряченной плоти. Мисси инстинктивно раздвинула ноги, готовая принять его возбужденное естество, и Джеймса захлестнула безумная потребность оказаться внутри ее, стиснутым тугими влажными стенками ее желанного лона.

Он перестал сдерживаться. Он упивался поцелуем, действуя языком как опытный фехтовальщик. Мисси откликнулась тихим стоном, крепче обвив руками шею и выгибаясь ему навстречу.

Попятившись, Джеймс опустился на постель, потянув ее за собой. Мисси повалилась на него, раздвинув ноги и оседлав его. Все еще сжимая ее ягодицы, он прижал ее к своему твердому как сталь естеству. Она вскрикнула и запрокинула голову, закрыв глаза.

Никогда в жизни Джеймс не видел ничего более прекрасного. Только его брюки и тонкая ткань ее ночной рубашки разделяли их. Осторожно приподнявшись, чтобы не сдвинуть ее с того места, где она сидела, он стянул рубашку с ее плеч.