Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание - Лаврентий Берия

Договорились, что Госбезопасность будем переводить в положение Главка, как раньше[26]. Договорились, но вижу что и тут Николай недоволен. А структура Наркомата хреновая, надо менять[27].

Но вижу, что очень нечисто. Меня утвердили 22-го, а в конце августа на Лубянке расстреляли группу. Заковского[28] тоже расстреляли. И до этого расстреляли группу бывших руководящих работников. Это похоже, что следы заметают. А что за этим? Барахольство, склоки, или хуже? Подозрительно. Николай производит впечатление крепко запутавшегося человека. А если запутался, то можно замарать себя в чем хочешь, от вербовки до авантюры. Тухачевский и Уборевич с Якиром нам это показали.

Ягода тоже показал.

Ягода с Енукидзе[29] разложили аппарат еще при ОГПУ, все в политику играли. А в Наркомвнуделе Ягода продолжил. В заговоры играли по настоящему. Николай сам сказал, что почистил их хорошо. Но спешные расстрелы до моего приезда – это факт подозрительный уже для Николая. Зачем спешка? Придется разбираться самому.

10/IX-38

Втягиваюсь в московскую жизнь. Когда постоянно живешь, не то настроение, когда приехал на время. Живу пока недолго, но настроение другое. Николай держится больше на расстоянии. Похоже прикидывает, взвалят на меня Наркомат или нет. Я сказал, что назначению не рад, сам не просился, мне лучше было в Грузии работать. Но Приказ есть Приказ. Все равно косится.

Мне присвоили новое Звание[30]. Николай поздравил, Коба тоже. Принимаю дела. Коба вызывает меня и Николая на серьезный разговор.

Комментарий Сергея Кремлёва

Читатель, надеюсь, уже обратил внимание на то, что публикатор дневников Л.П. Берии, то есть – я, предпочитает давать примечания к записям в дневнике за ту или иную дату не в конце книги, а непосредственно после самой записи. Такой вариант размещения примечаний мне представляется наиболее удобным для читателя.

Более того, хотелось бы подчеркнуть, что ПРИМЕЧАНИЯ ЯВЛЯЮТСЯ НЕОТЪЕМЛЕМОЙ ЧАСТЬЮ ЭТОЙ ПУБЛИКАЦИИ, без внимательного прочтения их понимание текста самих дневников (а соответственно, и понимание личности автора дневников) не может быть полным.

Кроме того, я счёл уместным, целесообразным и полезным включать в текст не только примечания. Время от времени я буду вводить в текст, кроме оперативных примечаний, также и более общий комментарий и ряд справок. На мой взгляд, это поможет полнее осветить различные периоды жизни и деятельности Л.П. Берии и ту эпоху, в которой он жил, действовал и вёл свой дневник.

Итак, уже первые записи в дневнике Л.П. Берии, начатом в Тбилиси и продолженном в Москве, позволяют по-новому взглянуть на историю назначения Л.П. Берии в НКВД СССР на пост первого заместителя Ежова.

Недоброжелателями Берии уже в реальном масштабе времени утверждалось, что он-де стремился в Москву из карьеристских соображений и назначение его в НКВД стало результатом ловкой интриги. Так, к слову, считал сам Ежов.

В наше время инициативу в деле назначения Берии в НКВД приписывают иногда Маленкову и т. д.

В действительности же в назначении Берии первым заместителем наркома внутренних дел СССР главную роль сыграл сам… Ежов.

К середине лета 1938 года Сталину, который и до этого имел основания для беспокойства по поводу состояния дел в НКВД, стало окончательно ясно, что дела с НКВД неладны. В частности, 13 июля к японцам бежал Люшков, а на следующий день, 14 июля, перебежал к врагу Никольский (Орлов-Фельдбинг).

Конечно, список высокопоставленных «невозвращенцев» был открыт не ими. К тому времени в нём фигурировали имена, например, Ивана Товстухи, Георгия Агабекова, Григория Беседовского (Ивана Карпова, Кирилла Калинова), Фёдора Раскольникова (Ильина), Вальтера Кривицкого (Гинзберга), Александра Бармина (Граффа), Игнатия (Натана) Рейсса (Порецкого). И почти все они до побега в разное время были так или иначе связаны с советскими спецслужбами. Однако Люшков и Никольский были фигурами, во-первых, особо информированными, а во-вторых, их побеги совпали по времени настолько плотно, что Сталин не мог не призадуматься. А задумавшись и обратив часть своего внимания на работу НКВД в большей мере, чем до этого, Сталин не мог не увидеть очень уж очевидные провалы в этой работе как вне страны, так и, особенно, внутри неё.

Поэтому Сталину нужен был человек, способный переломить ситуацию. То, что он предлагал пост наркома НКВД (причём – сразу наркома, а не первого зама!) Чкалову, лично для меня вне сомнений, и не потому, что об этом в последние годы много писали. На этот счёт имеется хотя и косвенное, но очень убедительное свидетельство. В давние, простодушные 70-е годы, когда о нынешних грязных «исторических сенсациях» в СССР и думать никто не думал, бывший лётчик-испытатель Игорь Иванович Шелест в документальной книге «Лечу за мечтой» без всяких, конечно, задних мыслей привёл свой разговор со старым испытателем Александром Петровичем Чернавским.

Чернавский был другом Валерия Чкалова и ещё одного выдающегося испытателя-пилотажника Александра Анисимова. И вот «под настроение» Чернавский рассказал, как Чкалов, тоже под настроение, признался ему и Анисимову, что Сталин только что предложил Чкалову «очень ответственную должность»…

Потом Чернавский сделал длинную паузу и Шелест не выдержал:

– Так и не сказал вам Валерий, что хотели ему поручить?

– Сказал.

– Что же?

– Знаешь что… – улыбнулся Чернавский, – если я скажу тебе сейчас это, ты не поверишь всё равно; поэтому позволь мне больше ничего не говорить.

Не приходится сомневаться, что Чкалов рассказал друзьям как раз о предложении Сталина перейти из лётчиков в чекисты.

Но почему Сталин сделал ему это предложение? Думаю, что ответ кроется именно в предложении сразу заменить Ежова на посту наркома.

Как замнаркома Чкалов в проблеме НКВД ничего изменить не мог, потому что был здесь полным профаном. Но Чкалов мог, говоря языком современным, сразу же изменить имидж НКВД, который приобретал одиозный оттенок после двух лет что-то очень уж разросшихся репрессий. При этом Сталин не списывал «в тираж» и Ежова – тот оставался бы наркомом водного транспорта, секретарём ЦК и председателем КПК при ЦК. Тут было постов на троих!

Чкалов, к счастью для всех, отказался. К счастью потому, что сегодня можно уверенно заявлять: любой другой кандидат в наркомы НКВД, кроме Берии, и близко не смог бы сделать всего того положительного, что сумел сделать за три довоенных года Лаврентий Павлович. В тогдашнем советском руководстве он был фигурой уникальной в точном значении последнего слова! Блестящий профессиональный чекист с выдающимся опытом успешного руководства крупной республикой – другого такого сотрудника у Сталина не было.